Проблема «безобразного» в искусстве испанского барокко

Статья А. Морозова «Проблемы европейского барокко» вполне своевременно поднимает вопрос об особенностях барокко как большого этапа в развитии литературы XVII века. Заслугу А. Морозова мы видим в том, что он не стремится, подобно некоторым другим исследователям, вывести всех исторически прогрессивных и художественно значительных писателей за пределы барокко. А. Морозов хочет показать то ценное, что заключено в самом барокко.

Однако методология, применяемая исследователем для «реабилитации» барокко, кажется нам односторонней и не дающей ответа на суть вопроса.

А. Морозов стремится доказать, что барокко было не только искусством контрреформации, что оно получило развитие и в протестантских странах, а в странах католических вырывалось из-под опеки католицизма, что ему присущ был рационализм и даже выражение народных настроений. Недостаточно доказать, что в барокко были «идеологически ценные» элементы.

Надо объяснить, отражением каких сторон действительности были эти элементы и настроения, каково общественное содержание искусства барокко, какой новый шаг сделали художники барокко в познании общества и человека.

Дать ответ на этот вопрос мы пытаемся путем конкретного анализа барокко в испанской литературе, в которой оно получило, может быть, самое высокое развитие.

Нам уже приходилось писать, что испанская литература XVII века в ряде существенных моментов противостоит литературе Возрождения и той концепции гуманизма, которая составляет идейную основу этой литературы. Она представляет собой не только отступление от великих завоеваний Ренессанса, а во многом является и дальнейшим углублением реалистического познания мира и человека. Больше того, некоторые проблемы, поднятые корифеями литературы барокко, сохраняют свое значение по сей день.

1. «Темный стиль» и «трудный стиль»

В 1580 году знаменитый поэт испанского Возрождения Фернандо де Эррера опубликовал работу «Замечания о Гарсиласо», посвященную своему предшественнику, не менее знаменитому поэту Гарсиласо де Вега. Восхищаясь лирикой гениального поэта раннего Возрождения, Фернандо де Эррера вместе с тем прокламировал художественные принципы, во многом отличные от принципов Гарсиласо.

Главная мысль «Замечаний» состоит в том, что поэтический язык должен отличаться от обычного, что его надо обработать и обогатить неологизмами, гиперболами, метафорами, смелыми оборотами.

Все это создает язык, мало доступный обыкновенному читателю и рассчитанный на читателя посвященного и просвещенного. Эррера пишет: «Не может заслужить репутации благородного поэта тот, кого легко читать всем и в ком не заключена богатая эрудиция».

Нетрудно заметить, что перед нами типичное для аристократической литературы требование писать только для посвященных. Но проблема не только в этом. Поэзия Возрождения видела источник прекрасного прежде всего в природе, придавая мастерству второстепенное значение. Эррера занимает в этом смысле особую позицию.

Взгляды Эрреры получили развитие у писателей нового поколения. Больше того, они приобрели следующий смысл: главное в поэтическом творчестве – мастерство, природа же не может быть источником прекрасного.

Эту точку зрения защищал самый яркий испанский поэт XVII века Гон-гора. Он прославился прежде всего как создатель «темного», сложного, запутанного стиля, рассчитанного на узкий круг читателей. Стиль Гонгоры окончательно оформился и получил законченное выражение в его «Истории Полифема и Галатеи» и «Поэмах одиночества».

Защищаясь от критиков, Гонгора говорил в одном письме, что хотел придать испанскому языку героически-возвышенный характер, достигнуть в нем сложности латинского. Выполняя эту задачу, он насыщал свой словарь латинскими и итальянскими словами, использовал архаизмы и неологизмы, употреблял испанские слова в смысле, отличном от обычного, прибегал к косвенному выражению мысли, создавал неожиданные и экстравагантные метафоры.

Весь поэтический строй Гонгоры направлен на то, чтобы перевести изображаемое из конкретного плана в план абстрактный, превратить реальное в фантастическое.

Для этого он, например, ставит в один ряд конкретные явления и метафорические понятия. Гонгора говорит о раненом:

Вены, в которых мало крови,

Глаза, в которых много ночи.

Одушевляя и возвышая предметы и явления, Гонгора создает метафоры, поражающие своей неожиданностью и поэтической смелостью. Про пещеру, в которой живет страшное чудовище – Полифем, Гонгора говорит: «Ужасный зевок земли».

Для создания фантастического мира Гонгора прибегает к метафорам, заключающим в себе гиперболу. Невеста из «Поэм одиночества» обладала такими сияющими и сжигающими очами и такими белыми руками, что могла сделать

Знойной Норвегию при помощи двух солнц

И белой Эфиопию при помощи двух рук.

Давно уже установлено, что поэзия Гонгоры представляла аристократическое направление. Это тем более очевидно, что против Гонгоры в качестве его литературных противников выступали такие прогрессивные деятели испанской литературы, как Кеведо и Лопе де Вега. И тем не менее Лопе де Вега и особенно Кеведо в своих собственных стилистических устремлениях соприкасались с Гонгорой.

Особенно типичен в этом смысле Кеведо. Его стиль, изобилующий метафорами, каламбурами, иносказаниями, словами, имеющими двойной смысл, близок к стилю Гонгоры. Правда, стиль Кеведо в отличив от «темного» стиля Гонгоры именуется «трудным». Трудность этого стиля заключается в том, что Кеведо ставит перед собой задачу выразить мысль в самой емкой, лаконичной, сжатой форме. Причуды этого стиля связаны с тем, что Кеведо ищет в действительности контрастов и противоречий, дает рискованные сопоставления и обыгрывает их.

Стремясь к насыщению фразы смыслом, Кеведо подбирает и изобретает эпитеты, имеющие двойной смысл, а потому особенно емкие.

У обнищавшего дворянина дона Торрибио осталось только звонкое имя. Слово «звонкое» (campanudo) происходит от слова «колокол» (сатрапа). Оно обозначает одновременно громкий и напыщенный, надутый. Таким образом, Кеведо посредством одного эпитета характеризует и знатность дворянина, и суть его характера.

Другой пример. Судья мыл руки в ручье, а когда его спросили, почему он это делает, ответил, что его много подмазывали (слово untar обозначает и смазывать и подмазывать, то есть давать взятку).

В своем стремлении добиться максимальной смысловой нагрузки слова и фразы Кеведо достигает иногда поразительных результатов. «Нос его был столь же длинен, как путь от Рима до Франции». Упоминание пути от Рима до Франции обозначает не только длину носа. Рим – значит здесь римский нос, нос классической формы, Франция – французскую болезнь, сифилис, при которой нос проваливается.

До конца раскрыть все тонкости и оттенки этой фразы, все заключенные в ней намеки и каламбуры нелегко. Именно поэтому стиль Кеведо и именуется трудным.

То, что Кеведо избегает простого, безыскусственного стиля, то, что он стремится к созданию сложных, замысловатых и неожиданных образов и сопоставлений, делает его союзником Гонгоры.

Не случайно знаменитый последователь Кеведо Бальтасар Грасиан в своей работе «Остроумие или искусство изощренного ума» восторженно говорит о поэзии Гонгоры, приводит из его стихов многочисленные примеры и рассматривает обоих писателей как единомышленников.

И все же оба эти художника представляют два разных направления внутри литературы барокко. Направления эти давно уже обозначаются терминами «культеранизм» (темный стиль) и «консептизм» (стиль, основанный на мысли). Возникновение этих направлений было порождено определенными историческими условиями и идейными тенденциями, которые нарастали в Испании.

Гуманисты Возрождения видели в человеческой природе источник красоты и добра. Понятие природы трактовалось очень широко. Отношение к ней включало такие разные аспекты, как пантеистическое восхищение красотой мироздания и высокая оценка безыскусственной народной песни.

Эпоха католической реакции и контрреформации вызывала вспышку жестоких репрессий и преследований еретиков и инакомыслящих. Развитие буржуазно-денежных отношений породило расцвет эгоизма и хищничества. Вера в высокие качества человеческой природы была подорвана.

Писатели XVII века истолковали все происходящее как результат испорченности человеческой натуры. Действительность выступила перед писателями барокко как нечто уродливое. Тем самым на первый план выдвинулась проблема мастерства, искусства, которое должно возместить недостатки природы. «Там, где не является посредником мастерство, все портит природа», – писал Бальтасар Грасиан.

Высокое искусство Кеведо и Гонгоры было сложным искусством, искусством, трудно доступным читателям. И это отвечало сознательному намерению обоих поэтов. В основе воззрений писателей барокко лежало противопоставление разума природе, возвышение разума за счет природы. Сложное искусство должно было активизировать разум читателя, вызывать в нем желание понять и проникнуть в смысл слова и фразы.

Все это объединяет Кеведо и Гонгору, делает их обоих типичными представителями искусства барокко. Но мастерство Кеведо и мастерство Гонгоры направлены к разным целям.

Гонгора эстетически не приемлет окружающей его действительности, отталкивается от нее. Особенность его позиции заключается в том, что он стремится найти решение эстетических проблем при помощи высокого формального мастерства, искусства. Центр тяжести переносится с содержания на форму. Стиль Гонгоры подчинен определенной задаче – превратить реальный мир в некий иллюзорный полуфантастический мир, похожий на декорацию или феерию. Отношение Кеведо к действительности также носило негативный характер, его искусство проникнуто духом сатирического отрицания испанской действительности. Но он стремится обнажить истинную суть этой действительности, последовательно выводит форму своего искусства из самого содержания жизни. Для понимания метода Кеведо важнейшее значение имеет уже упомянутое сочинение его последователя и истолкователя Грасиана «Остроумие или искусство изощренного ума». В отличие от Гонгоры, который видел ключ к решению всех проблем в форме, создании сложных, экстравагантных и замысловато-утонченных образов, Грасиан вслед за Кеведо выдвигает на первый план мысль. Грасиан исходит из двух элементов – «понятие, мысль» (concepto) и «остроумие» (agudeza).