По-новому о новом (О фильме «Девять дней одного года»)

Дискуссия о новаторстве на страницах журнала «Вопросы литературы» (в особенности статьи С. Гайсарьяна, А. Караганова, А. Туркова, А. Марченко) дает интересный материал для раздумий.

Необходимо, на мой взгляд, уточнить сами термины-понятия: традиции, новаторство, художественная форма. Что же такое: разная манера, разные способы художественного изображения, что такое стилистическое своеобразие…

Конечно, новая художественная форма неразрывно связана с новым жизненным содержанием. Новаторство проявлялось и проявляется прежде всего в структуре отдельных художественных образов и в образной системе в целом.

Мне кажется наиболее существенным вопрос: как создавался и создается сейчас в нашей литературе образ коллектива советских людей, который нельзя сводить только к сумме отдельных образов-характеров.

Не является ли весьма существенным признаком новаторства художественной формы социалистического реализма то, что главного героя нельзя изучать, а следовательно, художественно изобразить, как нового героя наших дней, вне того коллектива, в котором он живет, борется, работает, развивается как своеобразный и индивидуальный характер.

Попробуйте понять Андрея Лобанова («Искатели» Д. Гранина), выделив его из коллектива заводской научно-технической лаборатории, из его заводской парторганизации, – и он один (скажем, только в его отношениях с Ритой и Мариной), как единичный характер завянет, потускнеет, как-то сузится, утеряет в чертах своего облика, в своем интеллекте что-то такое, что и делает его современным и при этом в подлинном смысле положительным героем нашей сегодняшней жизни. То же самое можно сказать и о Бахиреве («Битва в пути»). Выделите его из всего заводского коллектива, замкните его отношения с людьми только в кругу: жена, дети и Тина Карамыш, – произойдет то же самое: образ сузится, поблекнет…

Те слабости, которые отмечались нашей критикой в повести В. Некрасова «Кира Георгиевна», с моей точки зрения, можно объяснить именно нарушением этого важнейшего закона литературы социалистического реализма. Писатель замкнул свою Киру только в сфере ее «любовных дел», переживаний, он изолировал ее от коллектива советских людей, в котором она живет и работает. Много интересных наблюдений в этой драматической ситуации, но она оказалась случайной, необязательной…

Вожак в нашем коллективе – не диктатор, не командир-единоначальник, не передаточная административная инстанция от высшего начальства к рядовой безличной массе, а резко выраженная индивидуальная сила, которая преобразует в равнодействующую целенаправленную силу всего коллектива. Это станет особенно заметно, если мы вспомним для сравнения многочисленные биографические киноповести конца 40-х – начала 50-х годов, где главный герой, несмотря на все достоинства, дарованные ему сценаристом, лишен всякого «магнетизма»…

Взаимосвязь этих отдельных сил (иногда даже различно направленных), слагающихся в целенаправленную силу коллектива, строится на основе взаимного доверия, взаимоуважения, взаимосогласия или несогласия. Из этого рождается в коллективе взаимопомощь, взаимная поддержка, взаимное тяготение друг к другу, что и характеризует взыскательную дружбу, а не просто приятельские отношения.

Там, где личное органически сочетается с общественным и ему – подчиняется без ущерба для своей чистоты и цельности, подчиняется изнутри, а не вынужденно, под давлением извне, – там и возникает этот новый коллективизм… и производственный и жизненный опыт одного передается, переходит к другому. В этой притирке друг к другу меняются все (в том числе и лучшие), – меняются, как правило, к лучшему. Меняются привычки, вкусы, возрастает требовательность к другим и прежде всего к самому себе.

В таком коллективе, где вожак – руководитель (но на правах первого среди равных), силы центростремительные, сплачивающие всех в одно целое, оказываются всегда сильнее сил центробежных.

Конечно, среди людей есть такие, которые трудно поддаются (или совсем не поддаются) сплочению, – именно здесь, в этом магнитном поле, и возникает борьба и внутренняя и внешняя, возникает внутренняя драматическая напряженность, наиболее характерная для современного конфликта. Можно было бы на критическом анализе образа коллектива в пьесе А. Арбузова «Иркутская история» проследить эту новую характерность и разобрать, из каких сил она вырастает и какими художественными средствами создается, но, повторяю, эта тема особая.

Для нас же существенно отметить, что этот образ коллектива не арифметическая сумма разных величин. И это опять-таки не выдумка того или иного литератора, но особенность нашего времени, когда творцом, изобретателем является, как правило, коллектив. Взаимосвязанность и взаимозависимость в таком коллективе настолько сильна, что образует некое новое химическое соединение. Атмосфера такого нового научного коллектива, на мой взгляд, хорошо передана в рассказе И. Грековой «За проходной», а более сложный анализ отношений дан в фильме «Девять дней одного года».

Постараемся на примере сценария и фильма «Девять дне одного года» проследить, как по-новому раскрывается образ коллектива в нем.

Главная идея фильма – горение творческой мысли ради счастья людей на всей земле. За это не страшно отдать жизнь. «Девять дней одного года» – отличный фильм о людях, одержимых наукой, ее героях и… ее жертвах.

* * *

Перечитываю сценарий. Смотрю фильм и думаю: а ведь в нем нет отрицательных героев. Но с чем же тогда и за что борются все эти положительные герои? Ну, конечно, за это вот нелегкое внутреннее право творческого горения, где личное не пропадает, не насилуется, а естественно отходит в сторону. Но точно ли это сказано: в сторону? Может быть, точнее: борьба за личную смелость, дерзость индивидуальной научной мысли, искрометной догадки, рожденной в труднейшем эксперименте, который угрожает даже жизни ученого. И возникает новый вопрос: а положительные герои? В чем же их положительность без борьбы с отрицательными?! Ведь в сценарии и в фильме нет обычного драматического конфликта хороших людей с плохими, нет набившего уже оскомину конфликта плохого директора завода или плохого председателя колхоза с хорошим парторгом или смелым новатором, которого, конечно, зажимают… Нет конфликта между людьми, и вместе с тем он есть – как проявление внутреннего конфликта в самих хороших людях.

…В атомном реакторе произошло несчастье. Люди бегут в тревоге по коридору. Мелькнул директор института Бутов. На ходу профессор Синцов, возбужденный успехом, бросает директору фразу: «Мы получили ионизированную плазму!» А затем его помощник Гусев говорит директору: «Он убил себя!» И Бутов, остановившись, бормочет: «…Ах, несчастье! Вот несчастье!.. И надо же, чтобы.., как раз в нашем институте!»За этими словами сказанными возникает несказанное: «Что же теперь мне, нам за это будет?..»

Кто же он, этот Константин Иванович Бутов? Обычный администратор-перестраховщик? Человек, больше всего боящийся, как бы чего не случилось? Боящийся ответственности, даже если эту сверхответственность (с возможным всегда риском для жизни) берут на себя как должное другие люди – большие ученые… Но оказывается, что и директор, в сущности, хороший человек, и администратор отличный… Его сердце пронзено острой болью-тревогой…