«История армянской советской литературы»
«История армянской советской литературы», т. 1 (1917 – 1941), Изд. АН Армянской ССР, Ереван, 1961, 800 стр. (на армянском языке).
Эта книга – как бы итог исследований армянской литературы советской эпохи. Уже в 1929 году появилась работа видного литературоведа А. Сурхатяна «Послеоктябрьская армянская литература», в которой были охарактеризованы основные тенденции литературного процесса первого советского десятилетия. Следующий шаг в этом направлении был сделан в трехтомной «Истории армянской литературы» (учебное пособие для средней школы), вышедшей в свет накануне Великой Отечественной войны и переизданной в послевоенное время. В этой книге отразились тогдашние, порой ошибочные, представления о литературном процессе, порожденные обстановкой культа личности. Из литературного процесса искусственно исключалось или же предвзято оценивалось творчество ряда крупнейших писателей (Е. Чаренца, А. Бакунца, Г. Маари и многих других).
В послевоенные годы в республике прошли дискуссии о принципах построения истории литературы, вышел в свет ряд трудов на эту тему (например, работы А. Асатряна о периодизации истории армянской советской литературы). Важным шагом к созданию «Истории» явилась насыщенная большим фактическим материалом «Летопись армянской советской литературы» (1957, составители – О. Казарян, А. Закарян и С. Манукян). Наконец, за последние годы были изданы монографии и критико-биографические очерки почти о всех видных армянских советских писателях, интересные исследования, посвященные актуальным проблемам современной литературы.
Восстановление доброго имени многих армянских писателей, несправедливо репрессированных в прошлом, дало возможность объективно воссоздать картину литературного развития.
Первый том «Истории армянской советской литературы» создан научным коллективом Института литературы имени М. Абегяна АН Армянской ССР. Вводные главы к литературе 20-х годов, монографические главы о М. Арази, А. Бакунце, Ст. Зоряне, Г. Маари, М. Армене написаны С. Агабабяном. Авторы остальных глав – А. Асатрян («А. Акопян»), А. Салахян («Е. Чаренц»), Г. Тамразян (вводные главы к литературе 30-х годов), О. Казарян (главы «Армянская литература в 1917 – 1920 гг.», «Азат Вштуни»), С. Манукян («В. Тотовенц»).
Вслед за главой «Армянская литература в 1917 – 1920 гг.» следует большое «Введение» к литературе 20-х годов. Оно состоит из общей части, рисующей основные факты литературной жизни, и отдельных, довольно подробных обзоров поэзии, прозы и драматургии. Такова же структура «Введения» к литературе 30-х годов. За вводными обзорами следуют девять монографических глав. Внутри обзоров прозы, поэзии и драматургии даны краткие характеристики творческого пути писателей не столь «крупного плана», но сыгравших заметную роль в развитии литературы. Благодаря этим «маленьким монографиям» (по три – пять страниц) читатель может составить общее представление о творчестве около полутора десятков писателей.
Следует отметить, что » структуре книги и в «подборе» имен не все бесспорно. Вряд ли целесообразно выделение отдельной главы «Армянская литература в 1917 – 1920 гг.». Характеристика литературного процесса этих лет и позиций виднейших представителей классического реализма могла бы быть слита с «Введением» к литературе 20-х годов, в котором, кстати, затрагиваются многие из этих вопросов. Авторы по праву уделили много внимания «творчеству армянских пролетарских писателей, еще в дореволюционных произведениях которых можно найти первые проявления социалистического реализма (поэзия А. Акопяна, проза М. Арази, пьесы А. Вартаняна); Но по непонятным причинам предана забвению ревоцюционная поэзия Шушаник Кургинян, со всей страстью души воспевавшей еще со времен первой русской революции жизнь и борьбу рабочего класса. Удивляет также отсутствие в первом томе «Истории» монографии о Деренике Демирчяне. Это мотивировано, видимо, тем, что лучшее произведение Д. Демирчяна – исторический роман «Вардананк» – написано в годы войны. Однако основная задача истории советской литературы – раскрыть формирование и утверждение метода социалистического реализма. И с этой точки зрения, думается, правильнее было бы представить Д. Демирчяна в литературе 20 – 30-х годов, ибо именно в это время он создал ряд значительных книг о советской действительности, тем самым активно участвуя в развитии литературы социалистического реализма.
Не всегда удачно расположен материал. Например, глава о творчестве А. Бакунца, вступившего в литературу в середине 20-х годов, предшествует главе о Ст. Зорине, который начал писать еще до революции. Более того, А. Бакунц оказался в разделе литературы 20-х годов, а Ст. Зорян – 30-х годов, хотя должно быть как раз наоборот. Главы о творчестве Г. Маари и М. Армена, поныне деятельно работающих в литературе, правильнее было бы поместить во втором томе.
С точки зрения научной характеристики литературного процесса наибольший интерес представляют вводные главы, в которых привлечен большой фактический материал. Авторы сумели с позиций наших дней подойти ко многим сложным литературным явлениям прошлого, преодолеть немало неверных, предвзятых представлений. Вот, к примеру, вопрос о литературных группировках 20-х годов, вызвавший, в недавнем прошлом так много споров.
В рецензируемой книге литературный процесс 20-х годов вовсе не сводится к борьбе группировок, хотя и не игнорируется их значение. Творческая практика ведущих участников различных групп и объединений пролетарских писателей, как правило, была шире их деклараций, очень часто односторонних или отражающих чуждые идейные влияния. Да и в самих этих документах, – и об этом, пожалуй, впервые говорят авторы «Истории», – наряду с ошибками, было рациональное зерно, здоровая тенденция. Вот, например, декларация «Трех». Летом 1922 года Е. Чаренц, А. Вштуни, Г. Абов выступили с декларацией, выдвинув требование новой тематики и новой поэтической образности. При этом, однако, они допускали грубо ошибочные нападки на классическую поэзию. Но вскоре авторы декларации сами отказались от ее неверных установок. В армянском же литературоведении стало почти традицией подчеркивать эти ошибки декларации, игнорируя ее положительное содержание. В «Истории армянской советской литературы» раскрывается острая, «вытекавшая из требований времени» направленность декларации против национализма, аполитичности и эстетства, стремление ее авторов найти новые поэтические средства для изображения новой действительности, «определить содержание и формы новой литературы». В то же время в книге не затушевывается и «отрицательный заряд» этого документа, на котором сказались влияния пролеткультовских взглядов на классическое наследство. Объективна оценка таких организаций пролетарской литературы, как «Дарбноц» («Кузница»), «Мурч» («Молот»), Ассоциация пролетарских писателей и других.
В литературной жизни Армении тех лет немаловажную роль играл и союз пролетарских писателей «Ноембер» («Ноябрь»), возникший в 1925 году. Об этой группе долгое время существовало до нелепости несправедливое представление. Так, даже в третьем томе «Армянской литературы», изданном в 1956 году (на армянском языке), утверждается, будто группа, «Ноембер»»носила в своей сущности буржуазно-националистический характер», выражала «настроения оживившихся в период нэпа буржуазных элементов». Между тем группа «Ноембер», руководителем и душой которой был крупнейший поэт революции Егише Чаренц, выступала против кастовой замкнутости в литературе, против администрирования, «тепличных» узкоформальных экспериментов и в этом смысле, несмотря на некоторые свои ошибки, сыграла положительную роль.
Авторы немало говорят об органической связи армянской советской литературы с национальными художественными традициями, о том, как решалась различными писателями – в теории и в творческой практике – проблема отношения к классическому наследству. Проанализировано послеоктябрьское творчество крупнейших представителей классической литературы – Ов. Туманяна, А. Ширванзаде, Нар-Доса, А. Исаакяна, В. Терьяна. Однако разговору о традициях и новаторстве порой не хватает конкретности, живого эстетического анализа (когда, к примеру, речь идет о традициях демократической литературы в поэзии А. Акопяна или использовании художественных принципов Ов. Туманяна в творчестве таких разных художников, как Е. Чаренц, Ст. Зорин, А. Бакунц).
Армянская литература рассматривается в книге как один из отрядов единой в своих идейных устремлениях советской литературы. В первом «Введении» (20-е годы) говорится о связях армянской литературы с русскими, украинскими и передовыми зарубежными писателями, о роли Горького, Брюсова, Луначарского, Тычины в пропаганде армянской литературы.
К сожалению, эта тема в дальнейшем не развивается. Та же половинчатость наблюдается и в освещении роли критики в литературном процессе. В книге подробно говорится о литературно-критическом наследии выдающегося партийного и государственного деятеля А. Мясникяна, о значении работ академика А. Кариняна, который еще в 1905 году издал книгу «Литература и жизнь», – автора многочисленных статей о русской и армянской литературе (некоторые из них печатались еще в дооктябрьской «Правде»), активного борца за социалистическое искусство. Но почему-то отсутствуют хотя бы краткие характеристики известных критиков-литературоведов А. Сурхатяна, А. Тертеряна, Г. Гюликехвяна, Д. Тер-Симоняна и других.
Слишком отрывочны сведения по истории печати и журналистики, да и то они относятся лишь к литературе 20-х годов. Эти и другие факты – свидетельство того, Что авторы книги не всегда руководствовались четким планом, едиными критериями оценки литературного процесса.
Весьма сбивчиво толкуется вопрос о соотношении поэзии и прозы в 20 – 30-х годах. Сначала говорится о «медлительности» прозы, потом, столь же безапелляционно, – о ее «ведущем» положении. И хоть бы один серьезный довод! Оба тезиса «висят» в воздухе, не подтвержденные фактами.
Теперь о монографических главах. Не вдаваясь в частности, не останавливая внимания на спорных оценках иных произведений, поговорим о вопросах, имеющих принципиальное значение для построения истории литературы.
В основу почти всех монографических глав легли ранее изданные очерки о жизни и творчестве писателей. И хотя в целом это удачные книги (например, исследование А. Салахяна о Е. Чаренце, монографии С. Агабабяна о А. Бакунце и Ст. Зорине), вряд ли целесообразно было включать их в «Историю», лишь слегка видоизменив. Требования, предъявляемые к монографической главе в «Истории» литературы, в значительной мере иные, чем требования к отдельной книге о писателе. Монографические главы должны составлять органическую часть целого, быть естественным продолжением предыдущего, подчеркивать вопросы, важные для понимания литературного процесса. Вот эти-то требования не учтены в первом томе «Истории».
В результате монографические главы получились излишне пространными (А. Акопяну, например, в книге посвящено 60 страниц, Е. Чаренцу – 85, А. Бакунцу – 70, Ст. Зорину – 80 и т. д.). Между тем при наличии большой литературы об этих писателях в этом не было необходимости. Следовало сделать монографические главы более сжатыми и более целеустремленными.
Отсюда и другой ощутимый недостаток – повторения. Конечно, правы авторы «Введений», когда ставят в центре внимания произведения, в которых отразились наиболее характерные тенденции литературного развития. Но следовало бы подходить к одному и тому же произведению – в общем обзоре и в монографической главе – с различных сторон. Этого в книге не чувствуется. Все то, например, что говорится в обзоре прозы 20-х годов об эстетических принципах Ст. Зоряна и А. Бакунца, об их связях с классической традицией (стр. 154 – 161, 171 – 174), затем более подробно излагается в главах об этих писателях. О книге Е. Чаренца «Эпический рассвет» (1930), в которой собраны стихотворения и поэмы конца 20-х годов, авторы «Истории» говорят четырежды: в обзоре поэзии 20-х годов, в главе о Е. Чаренце, во «Введении» и в обзоре поэзии 30-х годов.
Хотя книга охватывает литературу 1917 – 1941 годов, дооктябрьское творчество некоторых писателей (например, А. Акопяна, Е. Чаренца, М. Арази, Ст. Зоряна) анализируется в монографических главах довольно подробно, и это вполне правомерно. Но почему же тогда о многих произведениях, созданных в военные годы (авторы которых удостоены монографических глав), говорится столь бегло? Творчеству М. Арази последнего двадцатилетия (а им за это время написано два романа и немало рассказов) «уделена» всего одна страница, три поэмы А. Вштуни периода Великой Отечественной войны только упоминаются.
Подчас об одних и тех же литературных явлениях говорятся совершенно разные вещи. Например, поэтический цикл В. Норенца «Белые видения» в обзоре поэзии 20-х годов характеризуется как проявление «тенденций книжной экзотики и романтической стилизации прошлого» (стр. 114). В обзоре же поэзии еледующего десятилетия говорится, что стихи этого цикла являются «печальными и волнующими образами родины… нежными и тонкими образами потерянных людей, близких лиц, родителей и родной земли» (стр. 555). О повести М. Арази «В зареве водопада»: автор «в своих поисках не достиг творческой удачи» (стр. 307), на стр. же 597 повесть причисляется к произведениям, которые «демонстрируют плодотворность творческого пути метода социалистического реализма». Образ главного героя повести Ст. Зоряна «Белый город» Тиграна в обзоре прозы 30-х годов квалифицируется как удачный образ, «дышащий мечтой о счастье человека и светлом будущем» (стр. 598). А в монографической главе о Ст. Зорине подробно говорится о его «бледности», «односторонности» (стр. 678 – 681). И столь различные оценки мирно соседствуют «под одной крышей», внося путаницу в представления читателей.
Все подобного рода недостатки – повторения, длинноты, разноречия в характеристиках – могли быть устранены при тщательной редакции текста. Такой работы в книге не чувствуешь. Можно указать на отдельные технические недочеты (например, часто нет ссылок на источники цитат). Отсутствует библиография и даже краткая хронология литературы охватываемого периода.
Первый том «Истории армянской советской литературы» оставляет противоречивое впечатление. Правильная в своих основных идейно-эстетических установках, богатая историко-литературным материалом, книга дает в целом верную картину литературного развития. Однако как истории литературы ей не хватает внутренней цельности и последовательности в изложении и обобщении литературных фактов. Поэтому работу над «Историей» нельзя считать законченной. К слову сказать, армянские литературоведы в долгу и перед всесоюзным читателем: до сих пор еще не издан очерк истории армянской советской литературы на русском языке, хотя работа над ним ведется уже несколько лет, Хотелось бы, чтобы этот очерк, взяв на вооружение достижения рецензируемой книги, был вместе с тем свободен от ее недостатков.
г. Ереван