По-болгарски и по-русски (Из болгарского юмора)
Предлагаемая читателю подборка переводов произведений болгарских писателей – своего рода визитная карточка большого сборника, выходящего вскоре в издательстве «Художественная литература»; сборник составлен Д. Николаевым и М. Тарасовой и называется он так: «Сатира и юмор. Стихи, рассказы, басни, фельетоны и эпиграммы болгарских писателей». В книге будут представлены произведения сатириков и юмористов разных поколений, начиная с сатириков, работавших в болгарской литературе XIX века.
Димитр ПОДВЫРЗАЧЕВ (1881 – 1937)
МЫСЛИ И ПАРАДОКСЫ
Жизнь – бесспорно искусство, и притом театральное.
Любой писатель считает в душе: каждая эпоха рождает только один большой талант. Мое время дало один – меня. Значит, ни один мой современник не может со мной равняться. Все остальные – ничтожество, бездари…
Маленький человек может не быть большим писателем, но большой писатель не должен быть маленьким человеком.
Я верю в переселение душ. С первого дня моя душа была так огорчена и возмущена этим миром, что мне ясно: она наверняка жила когда-то в другом, более совершенном.
Порой ты останавливаешься в недоумении перед самым простым и не можешь этого понять. Например, что внушило такому множеству людей эту страсть писать?
Вечером перед сном я думаю о тех сочинениях, которые когда-нибудь напишу, – и засыпаю.
Засыпаю с блаженной мыслью:
– Все-таки от моих сочинений есть хоть какая-то польза: ненаписанные усыпляют меня, а написанные, вероятно, читателей.
От древней литературы, насколько мне удалось с ней познакомиться, у меня осталось впечатление, что самыми совершенными образцами ее были те, которые, к сожалению, не дошли до нас.
Говорят, человек – венец творения. Я этого не заметил. Для меня человек остался олицетворением огромной космической иронии.
Перевод М. ТАРАСОВОЙ.
Павел ВЕЖИНОВ (род. в 1914 г.)
ГЕРОЙ БЕЗ ЕДИНОЙ МОРЩИНКИ
РАССКАЗ
Писатель К. (назвать его имя не имею права) написал рассказ и, будучи человеком по природе добродушным, да и к тому же оптимистом, немедленно отнес его в редакцию литературной газеты. Там рассказ пролежал пять недель, а в конце пятой недели автора срочно вызвали к заведующему отделом Н. (назвать его имя я также не имею права).
Писатель К. надел свою новую чешскую велюровую шляпу, галоши и, предоставив ветру играть концом пушистого красного шарфа, торопливо зашагал в редакцию. И хотя он был, как мы уже сказали, оптимистом, в душе его закопошились дурные предчувствия.
Когда он вошел в кабинет, редактор Н. стоял у окна и, скрестив на тощей спине худые руки, пристально наблюдал за тем, как в соседнем дворе чья-то рослая и могучая домработница выколачивает персидский ковер. И мощные удары, и пыль, подымавшаяся от ковра, выбывали у редактора какие-то кошмарные ассоциации, которые он изо всех сил стремился отогнать.
– Привет! – сказал автор.
– Привет! – ответил редактор.
Оба сели – редактор за стол, автор перед столом. Коварный квадрат фанеры, пролегшей между ними, тут же внес в атмосферу холодность и официальность, столь необходимые для делового разговора. Редактор откашлялся, вынул из ящика рукопись и, бросив на старого приятеля полусуровый, полуснисходительный взгляд, деловито начал:
– Рассказ твой в целом неплохой, и мы, так сказать, готовы его напечатать… Вот только есть в нем одна фразочка, которая смущает не только меня, но и всю редколлегию…
Слово «редколлегия» редактор произнес особенно веско и внушительно, так как чувствовал, что собственный его авторитет тут, пожалуй, не поможет.
– И что это за фразочка? – так же полусурово, полуснисходительно спросил автор.
Редактор полистал рукопись и многозначительным тоном прочел: «Рот его окаймляли две горькие морщины».
Услышав это, автор задумался, взгляд его стал виноватым.
– Да! – сказал он вздыхая. – Слишком банально!
– Не в том дело! – воскликнул редактор. – Тут вопрос идеологический! Ведь твой герой – человек общественно активный, верно?
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.