Письмо Б. Л. Пастернака В. В. Вересаеву

ПИСЬМО Б. Л. ПАСТЕРНАКА В. В. ВЕРЕСАЕВУ

20.V.39

Дорогой Викентий Викентьевич!

Моему свинству нет оправдания, и Вы совершенно правы, давая мне это понять приложением марок для ответа¹.

Лестным своим поручением Вы поставили меня тогда в глупейшее положение: с просьбой об отзывах должен был бы обращаться к Вам я, а не наоборот, и если я ничем этого не доказал, то только оттого, что помимо глубокого моего уважения лично к Вам, меня всегда останавливали представления об общем ходе нынешней жизни и досугах каждого из нас.

Безусловное преимущество Вашего суждения сказалось бы особенно в Добролюбовском случае ввиду философского фрагментаризма его стихотворений, в каком-то отношении напоминающих досократовскую Грецию и Гете: два мира, которым посвящали Вы свои вдохновенья².

Именно это я и говорил Вам в тот раз по телефону, когда, к сожалению, слова мои относило в сторону или не доносило до Вас.

В стихах Добролюбова (и на современный слух) остается ценным то, чем он дорожит больше всего и к выражению чего возвращается с учащенным упорством: понятие силы (непротяженного движенья), философскую первичность которого он чувствует с большой глубиной и умеет сделать доступной ощущенью. Без любви к природе и какой-то своей натурфилософии не бывает творчества, а тут эта скрытая вера всякого воображенья становится исключительным предметом особой одержимости и фанатизма, мыслящего хотя и исступленно, но без ошибок. Идея «незримой бури», заключенной в покое, известна, это ведь не только образ, но и утвержденье, в отношении органической жизни бесспорное, т. е. это образ действительного образа. В этом смысле одухотворенность Добро-любовских стихов не попутное какое-нибудь их качество, но существенная сторона их строя и действия, и лишь как явление духа затрагивают они поэзию, а не прямее, как бывает с непосредственными порожденьями последней.

Больше других мне понравились номера 3, 4 и места в «Ленинграде»