Писатель и народная сказка

Уже к концу своей жизни О. Туманян убежденно писал, что сказки – «высшее проявление литературы, все в них – вечные символы». Он интересовался сказками на протяжении всего своего творческого пути, всю жизнь собирал и изучал различные варианты сказочных сюжетов – не только армянские, но и других народов. На их основе создал небольшое, в общем-то, количество собственных произведений, а также перевел, вернее, переложил несколько русских, немецких и других сказок – все это вошло в золотой фонд армянской литературы, стало подлинной классикой. Скажем словами автора рецензируемого исследования: «Сказочник Туманян столь же велик, сколь велик поэт Туманян» (стр. 185). Для армянского читателя «Храбрый Назар» стоит так же высоко, как поэма «Взятие крепости Тмук» и баллада «Парвана»¹.

Как объяснить этот феномен? Сказки аккумулируют опыт и мудрость народа, и никто из новейших армянских писателей не понимал и не чувствовал это столь глубоко, как Туманян. В чем состояла его работа над сказками? Ведь в принципе он ничего не «сочинял». Он как бы высвобождал сказки от всех внешних напластований, выявлял их истинно народное ядро, их сущность, он поднимал диалектный язык до уровня, понятного всем армянам, но при этом умел сохранить богатства и оттенки именно народного языка… И сказки, как бы не претерпев никаких серьезных операций и изменений, принимали в себя живую силу его гения столь органично, что становились еще более народными. Случалось, в них не признавали творения индивидуального гения. Как в своей поэзии, так и здесь (и здесь в еще большей степени) он выражал индивидуальность народа. Такова была характерная черта его творческой индивидуальности. В биографии Туманяна есть любопытный эпизод. Некий Дрампян обвинил его в… плагиате, присвоении фольклора. Весьма характерное заблуждение недалекого ума. Узнавая в сказках Туманяна народные сюжеты, этот критик решил, что Туманян просто перенял создания фольклора, не уведомив об этом публику… Отвечая на это, Туманян в свое время больше говорил о нравственной стороне дела, о невежестве и злобности Дрампяна, и это тоже весьма характерно – его прежде всего волновали вопросы морали и человечности. Но в данной ситуации в какой-то мере «виноват» и сам Туманян, особенности его гениальной натуры, его высокая, истинная народность.

Каждая сказка требовала от писателя огромной творческой работы, которая вся была устремлена на выявление народной сути произведения. Этим вопросам посвящена центральная глава книги А. Вартанян. Она прослеживает творческую историю некоторых сказок («Непобедимый петух», «Невезучий Фанос», «Глупец», «Храбрый Назар» и др.) подробно освещает весь процесс – от собирания различных вариантов до шлифовки окончательного текста, и эти страницы самые ценные в книге. На первом этапе Туманян выступает как настоящий исследователь, стремясь ознакомиться со всеми вариантами интересующего его сюжета. Работая над сказкой «Король Чахчах», он имел под рукой не только основной для него армянский, но и русский, имеретинский, татарский, аварский, чеченский и другие варианты. Он выполнял огромную черновую работу (А. Вартанян приводит множество до сих пор не публиковавшихся записей, сделанных в ходе работы над той или другой сказкой). Создавая «Храброго Назара» – этот признанный всеми шедевр, – он собрал и изучил более тридцати вариантов сказки. Впрочем, вся эта работа была бы бесполезной, если бы не способность писателя проникать в самые глубины народных сказок, постигать суть этих сюжетов, народную идею.

Раздел, посвященный в книге истории создания «Храброго Назара», отличается особой обстоятельностью. Вводя читателя в творческую лабораторию Туманяна, автор показывает, что в сказочном сюжете о пустом и ничтожном человеке, которому тем не менее всегда везет, образ героя имеет разные оттенки – в одних он сам бежит из дому, от родителей, в других его выгоняют по причине его полнейшей бесполезности. В одних случаях он проявляет хитрость, умеет выпутаться из трудных ситуаций, в других – абсолютно лишен инициативы, но волею обстоятельств достигает вершин власти. Впрочем, тому виной не столько «обстоятельства», сколько мы сами, толпа, ее доверчивость и глупость. Туманян остановился именно на этом варианте, который более четко выражен в армянской версии. Тема человеческой глупости занимала Туманяна в течение всей его творческой жизни. Мечтая о совершенном человеке, он остро замечал слабости и пороки человека реального, и глупость в народном – туманяновском – понимании занимала здесь особое место.

Жаль, что при анализе «Храброго Назара» А. Вартанян никак не связывает эту сказку с другими произведениями писателя, а между тем это многое дало бы для ее понимания. Ведь о глупости, мешающей людям быть счастливыми (опять же в том высоком понимании, которое свойственно Туманяну, счастье одного человека неразрывно связано со счастьем всех), Туманян говорит не только в «Храбром Назаре», не только в сказках, а также в балладах, рассказах, четверостишиях… Да, стоило, наверное, автору рецензируемой книги время от времени выходить за рамки исследуемого жанра. Но так или иначе А. Вартанян правильно отмечает своеобразие этой сказки: «Туманян стремится изобразить его (Назара. – А. Е.) как труса и неумеху, который далек от хитрости и изворотливости» (стр. 143). Из такой трактовки следует вывод: если бы не окружение, не видеть бы Назару трона. В конце сказки герой говорит, что всё пустяки, главное – везение. Однако цепь сюжетных перипетий ясно показывает, что везение Назару – хотят они того или не хотят – создают сами люди: то из простодушного хвастовства они придумывают новые «испытания» для Назара, поверив, что этот трус мог одним уда ром уничтожить тысячу людей, то буквально дрожат от слов, начертанных ради шутки на тряпке деревенским священником… И не нашлось среди стольких людей андерсеновского мальчика, который бы открыто сказал, что король-то голый. Ситуация в какой-то мере извечная, бессмертная, много объясняющая даже и в делах, современниками которых нам довелось быть. Мне кажется, А. Вартанян, столь подробно освещающей работу писателя над этой сказкой, стоило бы отметить и эти особенности ее содержания.

В сказке есть эпизоды и куски, которые отсутствуют в народных версиях и полностью принадлежат перу Туманяна. Это хвалебные песни в честь Назара, приписанные сказочным ашугам. Мы знаем строгий вкус Туманяна, его любовь к краткости. Вводя эти отрывки, он тем самым показывает, как пагубно отсутствие способности видеть вещи в истинном свете, лесть и славословие. Такие оды могли бы вскружить голову и людям гораздо более умным, чем Назар.

Как подчеркивает А. Вартанян, введенные Туманяном эпизоды слились в единое целое со всем строем сказки, они органически вписываются в ее повествовательную ткань. А. Вартанян цитирует слова крупного армянского критика начала века Никола Агбаляна об этой сказке: «Мы не можем исчерпать все те явления, отражением и интерпретацией которых является это гениальное создание нашего народа. Обработанная рукой большого таланта, эта сказка останется одним из лучших произведений нашей литературы, которое несет печать всех великих произведений – быть доступным и поучительным и для детей и для взрослых, для всех слоев народа» (стр. 147 – 148). А. Вартанян не ограничивается только исследованием творческой работы Туманяна. В рецензируемой книге рассматривается также история литературных обработок армянских сказок, мысли и высказывания писателя о народных сказках, проблемы языка обработок Туманяна. В совокупности эти главы дают довольно целостное представление о судьбе народных сказок в армянской литературе. И если учесть, что работа А. Вартанян первая, посвященная этому вопросу, то ценность этой книги станет очевидной. Кратко характеризуются сказки Г. Лгаяна, А в. Исаакяна, Ст. Зоряна и других авторов. Тут, конечно, читатель ждет, что А. Вартанян даст более основательный сопоставительный анализ сказок этих классиков армянской литературы, ибо простор для сопоставлений открывался весьма широкий: каждый писатель по-своему интерпретировал известный народный сюжет. Туманян, как уже было сказано, как бы в сконцентрированном виде дает народное осмысление. В сказках же других писателей более явственно ощущается печать творческих индивидуальностей, и их обработки рядом со сказкой Туманяна имеют более частный, что ли, характер (точно так же, как творческая индивидуальность Туманяна, в отличие от других писателей, «сливается» с индивидуальностью народа в целом). Как бы то ни было, материал, привлеченный А. Вартанян, дает толчок для раздумий о важных вопросах развития армянской литературы, вообще о многообразных формах взаимосвязей литературы и фольклора.

В главе «Вопросы языковой культуры» А. Вартанян подробно анализирует арсенал языковых средств, применяемых Туманяном в сказках. Здесь тоже собран богатый материал, полезный и для будущих исследователей. Однако анализ не всегда достаточно убедителен и глубок. Скажем, автор подчеркивает, что важное место в системе средств образности Туманяна занимают эпитеты. Приводит множество примеров, систематизируя их по чисто языковым признакам: эпитеты-существительные, эпитеты-прилагательные, эпитеты-наречия, далее – эпитеты простые и эпитеты составные и т. д. Этот перечень мог бы играть роль дополнительного материала. Главная же задача литературоведческого анализа – осмыслить эти средства как элементы эстетического целого. И первым делом необходимо было показать, что эпитеты, как, впрочем, и другие средства, взятые у народа, из народной речи, не являются созданием индивидуального мышления и каким образом это связано не только с жанром сказки, но и с особенностями самой творческой индивидуальностиГумпняпа. Оп, в отличие, скажем, от Исаакяна, не питал особого пристрастия к эпитетам. Даже в поэмах и лирике их о нь мало, и, как правило, все они сохраняют в себе дух коллективного, народного мышления. А. Вартанян приводит слова Туманяна: «Надо писать так, чтобы показать речь, душу и сердце народа» (стр. 155). Вот и в сказках он воссоздавал народную речь, передавал ее дух. В другом месте А. Вартанян, говоря о сказках Зоряна, отмечает такую их черту. «Ст. Зорян в своих сказках не смог до конца преодолеть психологический барьер литературного языка» (стр. 196). Но, видимо, такой писатель, как Зорян, и не смог бы сделать это, ибо он развивал традиции именно литературного языка. Да и не только Зорян. Даже Агаян, известный сказочник, остался на уровне эклектического сочетания элементов диалекта и литературного языка. А в сказках Туманяна как будто сам народ говорит, народный сказитель, только его речь очищена от диалектизмов и доведена до кристальной чистоты и выразительности, и этот дар свойствен очень немногим писателям, которые являются народными в самом точном и высоком смысле этого слова.

Завершая эти краткие размышления о книге А. Вартанян, скажем, что, несмотря на некоторые свои недостатки, она, несомненно, является вкладом в туманяноведение. И шире – самим фактом своего появления эта книга стимулирует интерес к армянским народным сказкам, как устным (сейчас уже в основном записанным и выходящим в многотомном издании АН АрмССР), так и подвергшимся авторской обработке.

г. Ереван