№4, 1971/Обзоры и рецензии

Писатель и искусство

Е. Балабанович, Чехов и Чайковский, «Московский рабочий», М. 1970, 184 стр.

Вениамин Каверин, высказываясь однажды о творческом процессе, выделил в нем два основных слагаемых: жизненный опыт писателя и его же опыт чтения. Есть еще одно, немаловажное слагаемое, участвующее в формировании художественного сознания: усвоение писателем практики других искусств, опыта мировой культуры. Восприятие искусства писателем обнаруживает себя по-разному в его творчестве и с разных точек зрения может интересовать нас. Читателя обычно привлекают к себе не только рассуждения по поводу тех или иных явлений искусства или прямое их отражение (вспомним гимн архитектуре в «Соборе Парижской богоматери» Гюго, прекрасные архитектурные реминисценции у Мандельштама), не только случай вдохновения искусством (хотя бы увлечение Блока итальянским Возрождением) или сотрудничество двух художников, но еще и внутренняя связь литературы и искусства, контакт литературной школы с культурными течениями современности как свидетельство эстетического единства эпохи. Эта связь выступает тем обнаженней, чем теснее творческая близость художников – представителей разных сфер искусства.

Внутреннее родство двух художников житейски нередко выливается в дружбу, они как бы «находят друг друга». В связи с выходом работы Б. Балабановича «Чехов и Чайковский» отметим, что духовное сосуществование писателя и музыканта исключительно интересно в культурном смысле. Толстой и Гольденвейзер, Томас Манн и Бруно Вальтер, Бертольт Брехт и Ганс Эйслер, Пастернак и выдающаяся советская пианистка М. Юдина… «Заинтересованность» этих людей друг в друге освещала их деятельность, побуждала художественные поиски.

Книга Б. Балабановича в основном фактографична. Автор ведет свое исследование в двух направлениях: внимание Чехова к творчеству Чайковского, отношение Чайковского к Чехову. От таганрогских ранних музыкальных впечатлений Чехова, от восторженной оценки первого Прочитанного Чайковским рассказа Чехова («Письмо») до пересказа смертельно больному писателю О. Книппер-Чеховой обстоятельств концерта Артура Никита, дирижировавшего симфониями Чайковского, – таковы вехи, между которыми ведет свое исследование Е. Балабанович. Книга возвращает нас к знакомым эпизодам из жизни писателя и композитора, но взятым на этот раз, как видим, под новым углом зрения.

Факты, приводимые автором, в большинстве своем даются в окружении до сих пор неизвестных читателю свидетельств. Б. Балабанович в архивах ЦГАЛИ, в рукописных отделах Государственной библиотеки имени В. И. Ленина, Государственного Литературного музея, Дома-музея П. И. Чайковского в Клину и других познакомился с многочисленными воспоминаниями, дневниками, письмами близких и друзей Чехова и Чайковского. Впервые мы узнаем об отдельных моментах биографий писателя и композитора из рукописей О. Книппер-Чеховой, Александра Павловича Чехова, Н. П. Чехова, М. Дроздовой, В. М. Чехова, М. Чайковского, С. Майкапар, Т. Щепкиной-Куперник. Е. Шавровой-Юст и др. Для своего исследования автор привлек и записи личных бесед с Генрихом Нейгаузом и сестрой Антона Павловича, – Марией Павловной… Автора, может быть, следует упрекнуть в том, что обилие приводимых выдержек и дат порой приглушает живую, человеческую сторону книги, явственность которой так необходима, когда разговор идет о выдающихся людях.

Вокруг судеб Чехова и Чайковского группируются события культурной жизни России 80 – 90-х годов XIX столетия. Островок художественной интеллигенции, стесненный, с одной стороны, непризнанием, с другой стороны, гнетом цензуры, злопыхательством критики, находится посреди безбрежного моря ремесленников от искусства, проповедников официально культивируемого в музыке и театре стиля «рюс», пропагандистов цыганщины и пения итальянских гастролеров. Происходит естественное сближение подлинных художников, нуждающихся во взаимоподдержке и обмене мыслями. Обоюдно жадный интерес к работе друг друга, желание высказать и выслушать мнение о каждом новом произведении – вот побуждения, которые заставляли Чехова и Чайковского искать встреч на протяжении небольшого, оборвавшегося со смертью Чайковского в 1893 году периода их знакомства. Дружеское слово, беспристрастные оценки оказываются в отношениях Чайковского и Чехова источником душевного равновесия и стимулом в работе. В книге Е. Балабановича мы видим, какой большой трудоспособностью, принявшей форму защиты от тягот жизни, обладали оба художника. Ни на день ив прерывают они своего труда, результаты которого внедрятся в сознание общества далеко не сразу. «Весь смысл моей жизни заключается в моем авторстве», – говорил Чайковский, подразумевая под авторством самоотверженное творчество и неустанную внутреннюю, душевную работу.

Исчерпав хронологический материал, Е. Балабанович подводит итоги. «Редкое внутреннее изящество, душевное благородство, доброта, внимание к человеку, высокая простота, большой, тонкий ум, лиризм и чувство юмора – все это сближало писателя и композитора». Это сказано о чертах характера, роднивших Чехова и Чайковского. В заключительных же главах книги – «Музыкальное в творчестве Чехова и музыка Чайковского» и «О некоторых чертах реализма Чехова и Чайковского» – автор делает тонкие и верные наблюдения над стилем некоторых сочинений Чехова и Чайковского, улавливает их близость. Лиризм, психологичность, обостренный взгляд на природу – таковы главные черты стиля Чайковского и стиля Чехова, как и вообще стиля искусства той эпохи, различных его сфер (автор на протяжении своей книги обращается к еще одному корифею русской культуры – Левитану).

В рассказах Чехова Е. Балабанович чувствует большую музыкальность. Это качество чеховской прозы, отмененное уже ранее и критиками, и музыкантами, автор обнаруживает эмпирически, «по ощущению». Е. Балабанович указывает на эпизоды, связанные с музыкой, которые Чехов вводил в рассказы и пьесы, прислушивается к ритму Повествования, к настроению чеховских пейзажей. Наблюдения автора точны, а его анализ, хотя и «описателен» и не выходит за рамки чеховских произведений, не грешит вместе с тем злоупотреблением музыковедческой терминологией. К сожалению, в современных филологических исследованиях стало нередким явлением переносить понятия, уместные при рассмотрении музыкальной структуры («контрапункт», «сонатная форма», «разработка», «симфонизм» и т. д.), в изучение литературной формы, где они становятся приблизительными и, как правило, не могут объяснить «чужеродный» материал (исключая, разумеется, те разделы стиховедения, которые изучают интонационность и мелодику поэтического произведения). Стремясь обнаружить связи разных областей духовной деятельности одной и той же эпохи как частей всего организма культуры, автор книги «Чехов и Чайковский» идет плодотворным путем, устанавливая стилевые аналоги, или же, вникая в специфику каждого рода искусств, пытается обнаружить их «встречу» в восприятии потребителя искусства. Характерность взглядов и эмоций одного художника дополнит читателю, или слушателю, или зрителю то, чего они не обнаружат у другого. Потенциал культуры множится богатством чувств и мысли ее творцов. Так, музыкант, своими средствами раскрывающий определенные стороны действительности, дополняет другие искусства, которые отражают иные ее стороны, передают иные, им только доступные «ритмы времени». На память приходят слова, сказанные Рихардом Вагнером, художником, которому было одинаково подвластно как искусство звуков, так и искусство слова, – интересные слова о поэзии и музыке, проливающие свет на синтетический характер искусства: «Величие поэта в действительности должно измеряться тем, сколь о многом, открывшемся ему, он умолчит, чтобы об этом невысказанном принудить затворить нас; музыкант же – лишь тот человек, который это умалчиваемое передает звуками, у кого единственной формой его вслух произносимого молчания является бесконечная мелодия». Здесь «умалчиваемое» поэтом – не только подтекст, иносказательность, но и чувства и мысли, остающиеся «за пределами» его жанра. Невысказанность эмоций в литературе компенсирует музыка. Тогда Шестую симфонию Чайковского мы можем понимать как раскрывшееся в звуках содержание «Палаты N 6», а в fortissimo «Франчески» услышать рыдания, утаиваемые героями «Дамы с собачкой».

Цитировать

Кузнецов, А. Писатель и искусство / А. Кузнецов // Вопросы литературы. - 1971 - №4. - C. 189-191
Копировать