Пародии; из записной книжки; заметки

Итак, по-старому: бенефис!

Мы открываем в нашем разделе новую рубрику, название которой не нуждается в комментариях. Литературный бенефис – своего рода предварительные итоги. И мы думаем, что наши известные писатели-пародисты согласятся подвести эти итоги – представить читателям свои новые да и старые, наиболее ими любимые пародии, поделятся с начинающими пародистами накопившимся опытом работы, расскажут о своих планах.

Сегодня бенефис автора нескольких сборников литературных пародий, украинского литературоведа, доктора филологических наук Юрия Ивакина.

На наш вопрос, почему литературовед (критик) становится пародистом, Юрий Алексеевич ответил:

– А почему бы литературоведу не стать по совместительству еще и пародистом? Он принимается писать пародии по причине своего легкомыслия, – когда он устает быть серьезным; когда ему осточертевает обогащать науку высокомудрыми рассуждениями; когда критик хочет высказать писателю такие горькие истины, которые он никогда не рискнул бы высказать в критической статье…

ПАРОДИИ

ХИМЕРНЫЕ ХИМЕРЫ МИХАИЛА РЕШЕТО

Из цикла «2×2=?»

Владимир ДРОЗД

…Пробудил меня к жизни голос учительки Гуцихи:

– Решето Михайло, прошу к доске!

Весело и счастливо, как и подобает сознательному ученику первого класса, поднялся я с места…

– А теперь, Михайлик, скажи нам, сколько будет два умноженное на два?

Я посмотрел на потолок. Ответ легко покачивался над головой, уцепившись прозрачными лапками за люстру, и поддразнивал меня, высовывая язык. Я подумал, что он сейчас оторвется от люстры и улетит в окно, а я буду гнаться за ним и не догоню. Подскочив, я ухватил его за хвост и потянул к себе, но он рванулся, затрепетал крылышками и уплыл в поднебесье, украшенное белыми облаками, покачиваясь в воздухе, как челнок на волнах. В руке остался лишь его жалкий хвостик Я по-хозяйски свернул его и спрятал в карман.

– Отвечай, Михайлик, – напомнила Гуциха.

Я раздумчиво подбирал слова.

– Значит, так, – начал я, поглаживая в кармане теплый ворс добытого хвоста, – вы спрашиваете, что случится, если умножить два на два? Абсурдно предполагать, что существует несколько разных, одинаково правильных ответов на поставленный вопрос. Тут возможен только один единственно правильный ответ, а именно тот, который является правильным. Очевидно, два на два – не зеленая корова Манька и не тетка Федора, почему-то называющая себя Дорой, а как раз столько, сколько должно быть. Не больше и не меньше. Арифметика, эта точнейшая из наук, не дозволяет никаких неточностей, ошибок, искажений и других отступлений от истины, потому что за них в классном журнале ставят двойку. А двойка напоминает мне ядовитую кобру, готовую вот-вот прыгнуть на свою жертву.

Слова текли потоком, шумели, бурлили, пенились, вытанцовывали волнами, качали парты. Наконец неудержимым весенним ручьем вырвались из класса на улицу. И вот говорливая речечка весело потекла через Пакуль, наполнила живой водой окрестные яры, балки и промоины (там теперь пакульский колхоз выращивает отборных карасей) и уже большой рекой сбежала с Собакаревой горы в долину, отрезая нас от города Ирия.

– Закрой рот, Михайлик! – умоляла меня учителька. – Иначе мы все утонем в твоих словесах, и это будет катастрофа!..

Но я уже не мог остановиться, хотя вода достигала нам до пояса. Школьники с визгом и криками повскакивали на парты, учителька Гуциха – на стол.

Эти крики услышали пакульские домохозяйки, и за считанные часы мыло, соль и сахар перебрались из лавок в кладовые предусмотрительных пакуливчан. Слухи о мировой катастрофе в те давние времена никого в Пакуле не удивляли.

К дверям класса приплыл на белом пароходе «Днiпро» директор.

– Так и знал, опять этот Решето Михайло! – произнес он строго. – А ну позвать сюда редактора!

Позвали. Редактор разделся и прыгнул с борта в воду. Преодолевая течение и волны, подплыл ко мне и запечатал рот какой-то рецензией.

Вода постепенно стала спадать.

ПИР ДЛЯ АЛЧУЩИХ МУДРОСТИ

Роман ИВАНИЧУК

Из цикла «2×2=?»

Стамбул цепенел от страха. Вечером султан Ибрагим объелся в гареме рахат-лукумом и с утра у него болел живот. Тянуло на рвоту. Султан скучал и томился. Приказал янычарам хватать на базаре всех кривых и рубить им головы под окнами дворца. Смеялся. Но скоро и это надоело. «Может быть, объявить войну Венеции и Ляхистану?» – подумал он, но вспомнил, что война идет уже второй год… В животе ныло… Хлопнул в ладоши. В комнату вбежал и замер на коленях кизил-ага Замбул.

– Говори все, что знаешь!

Замбул вытащил из рукава свиток бумаги. Перед глазами султана замелькали цифры.

– Этот свиток, о солнце солнц, потерял твой тайный враг, – сказал великий визирь. – Клянусь бородой пророка, тут волшебное заклинание, чтобы ты не вошел сегодня к новой рабыне красавице Зюлейке.

Султан в гневе затопал ногами.

– Где собака-визирь?!

– В этом свитке, о могущественнейший царь царей, – объяснял дрожащим голосом визирь, – записаны хитромудрые суры умножений – истинный пир для алчущих мудрости. Они рассказывают, что будет, если помножить одно число на другое. Первая сура говорит: два, помноженное на два, всегда – волею аллаха – четыре. Ибо на четыре части делится Алькоран, четыре халифа было у пророка, ветры дуют с четырех сторон света и четыре столба поддерживают балдахин над твоим троном.

– Это правда или хитрый обман? – обратился султан к шейхуль-исламу.

– Не решаюсь противоречить визирю, которого по праву называют морем всех знаний, – склонился шейхуль-ислам, – но мединская сура Корана гласит: «Всякий раз мы меняем стих и придумываем лучший. Разве не знаешь, что аллах все может?» Если на то воля аллаха, дважды два будет не четыре, а столько, сколько ему, аллаху, угодно.

– Аллах акбар! А как познать его святую волю сегодня?

– Есть кисмет – судьба, о светлейший падишах! От нее все зависит, ей надо покоряться. Позволь бросить кости, и мы узнаем волю аллаха.

А что скажет об этом кизил-ага Замбул? О, Замбул знает, что сказать падишаху:

– Волю аллаха слышим из твоих мудрейших уст, великий султан. Ты – справедливейший из справедливых, крохи неправды не упадут с языка твоего. Прикажи лишь, сколько должно быть, и мы склонимся перед твоею мудростью.

Лицо султана Ибрагима прояснилось.

– Вай-вай! Вот это – ответ государственного мужа! И пусть все мои подданные радуются: живот у меня уже не болит, и сегодня ночью я войду к своей новой рабыне – прекрасной Зюлейке.

В ГЛАЗА СМОТРИ!

Григор ТЮТЮННИК

Меня сначала не очень-то печатали, потому – не умел просить. Зайду в редакцию, пробормочу себе под нос: «Вот – рассказик», – и стрекача. Пока не вернут. А возвращали не часто – ну и беги себе, набегаешься…

Потом научился. А научил меня один старый писатель, увидев, как я показал пятки из редакторского кабинета.

– Отказывают?

– Ага… Когда как.

– Значит, не умеешь просить..

– Так стыдно же…

– Гм… Стыдно. А разве пишешь хуже других?

– Лучше.

– Лучше? Ого! Если так, то трудно жить будешь. У-у, не легко! Гордым всегда трудно живется. Научись просить. Вот, к примеру, зашел ты в кабинет. Мужчина там или женщина читают что-то, тебя вроде не замечают. Подойди ближе, скажи: «Бог в помощь в час добрый!» Редактор непременно удивится, станет благодарить. Вот тогда и лепи: «А не найдется ли у вас, дяденька (или тетенька), места в журнале для моей новеллки?» А сам в глаза, в глаза смотри! Не дай отвернуться, не дай сорваться, как той рыбе с крючка… Это первое дело – в глаза смотреть… Тогда напечатают!

–…А можно просить весело, – продолжал старый. – Можно так: «Здоро´во, братики-редакторчики, рецензенты-референты, критикессы-кокетессы!