Пародии и эпиграммы. Публикация Ю. Ирошникова

Огромная удача, что наших писателей постоянно сопровождают пародисты. Литературные эпохи проходят, а пародии, в которых поблескивает время, остаются. Кто теперь помнит поэта NN? Никто. А вот пародист отразил особенности его творчества в своих пародиях. В некотором смысле писатель-пародист является телохранителем пародируемых писателей.

Наш журнал уже обращался к творчеству ленинградского писателя-пересмешника Александра Флита (1892 – 1954). Пародироваться у Флита считалось престижным. Действительно, Флит тонко чувствовал литературу, литературный процесс, сам был отличным прозаиком и поэтом.

Предлагаем вниманию читателей несколько пародий и эпиграмм Александра Флита из его книг предвоенного периода.

 

Александр ФЛИТ

ОКИЯН-МОРЕ

Леонид ЛЕОНОВ

1

Старичок был цвета чайной увядающей розы, с синими прожилками на височках, с куриной головкой и глазками пожилой мыши.

Он истекал возрастом, впадая в пустоту бессильной старости его поколения восьмидесятников.

Сидя на кряжистом, сучковатом бревне, чуть тронутом синей гнильцой, он мечтал, буравя мышиными глазками свое прошлое под помещичьими вязами, и тихонько похихикивал небритым горлышком цыпленка в стоячем крахмальном воротничке, пожелтевшем под искристой пудрой нафталина в сундучке, изнутри оклеенном обоями в аленьких с желтенькими цветочках.

Таким именно представлял себе Иллиодора Дормидонтовича сам Сушилов, лежа в жаркий июльский вечер на подоконнике двенадцатого этажа дома для полит-ответ-работников.

Сушилов выглядывал из окна и мучительно всматривался в свою биографию.

Внизу жадно и неуверенно целовалась влюбленная парочка, а листья его жизни падали бесшумно. Он был на исходе.

Кожа на лобных костях подсыхала и выветривалась, поясницу буравила ноющая боль человека, никогда по-настоящему не любившего, – хотя прожил с женой двадцать три года, – не израсходовавшего и одной десятой своих сил на неизбывную женскую ласку.

Будучи героем романа, Сушилов шел по нему стыдливо, бочком, каким-то краешком сознания пятидесятилетнего мужчины, впутанного в многолинейный сюжет, с фронтовым сыпняком за плечами, с чувством усталого человека, поясницу которого грызет неизлечимая угроза близкого увядания.

2

Тем не менее между припадками Сушилова мы путешествовали по шпалам истории в ближайшее столетье, весело отшвырнув логику и здравый смысл.

Сразу за гранью разума начинался наш буйный, цветущий бред, охватывающий оба полушария, когда одноглазый вел свои ракетные линкоры на третьем газу на скрещение с межпланетными квадрильями «Четырехугольных», наступающих от Полинезийского радиуса к центру европейской окружности, помноженной на квадрат диаметра.

Гипотенуза мира накалялась. Ее катеты пылали метеорами взрывов.

С треском и грохотом лопались последние уцелевшие державы и державки, рассыпаясь осколками во Вселенной.

Смысл сгущался с каждой минутой до полнейшего тумана, в котором сочными гроздьями прошлого века висели мы с Сушиловым на магнитных гигантах-мухоловках цветущего окиян-моря, а радиопушки плевали в нас мусором эпохи, наподобие озорных мальчишек 30-х годов прошлого столетия.

3

Свежий воздух путешествий не помог Сушилову.

С трудом переплыв полноводный океан в тридцать два печатных листа и только изредка показываясь над водой, Сушилов тихо скончался от карциномы левого клубочка правой почки, оперированной лучшим хирургом столицы.

Смерть наступила при явлениях паралича сердца. Хоронили скромно.

Моросил дождь, и большинство шедших за гробом было в галошах.

ЕДИНЫМ ДУХОМ

Илья ЭРЕНБУРГ

I

Чудный летний вечер был прозрачен, как старинный хрусталь.

Девичья песня, чаруя, плыла над могучей рекой.

По реке плыли экспортные бревна, пропсы и балансы.

Коля занимался сплоткой на запани и думал.

Что он делает? Правильно ли он живет? Почему Тася тогда, в тот душный вечер, внезапно отошла от окна и заплакала? В комнате было темно, и только Тасина батистовая блузка смутно белела в углу.

Зачем он ее оттолкнул? Но почему она сама ему не сказала тогда вечером, на лужайке у бревна, что ее тетя – дочь подкулачника? А он? Что ему подсказала его комсомольская сущность? Правильно ли он оттолкнул ее, не расспросив как следует о тете, не заглянув по-человечески в ее теплую девичью душу?

II

Сильно загоревшая, похорошевшая Тася за двадцать километров от Коли плела по-ударному вицы на другой запани и тосковала.

Правильно ли она сделала, что напросилась в командировку? Думает ли Коля о ней? Любит ли? А если любит, то почему так нечутко подошел к ней и к тете, старой ударнице и бригадиру, трижды премированному? Вспомнились Колины жаркие теплые глаза. Больно сжалось сердце.

Тася склонилась еще ниже над вицами, и крупная хрустальная слезинка покатилась по ее похорошевшему лицу.

III

Санька сидел над своим проектом и морщил упрямую бровь.

Почему от него ушла Тонька?

Разве они не любили друг друга?

Можно ли любить и одновременно работать над проектом? Может у него чего-то не хватает? Надо бы полегче с ребятами. Почему она его оттолкнула? Может ли Санька любить как все?