Пафос исследовательской мысли
Наармянском языке: М. Джанполадян, Туманян и народный эпос. Изд. Ереванского университета, 1969, 198 стр.; Э. Джрбашян, Баллады Туманяна, «Айастан», Ереван, 1969, 154 стр.; Арам Инджикян, Ованес Туманян, «Айастан», Ереван, 1969, 594 стр.; «Туманян. Исследования и публикации», т. 2, Изд. АН АрмССР, 468 стр.; Гр. Тамразян, Туманян – критик, «Вестник Ереванского университета», 1969, N 2; Я. Xачикян, Неутомимый глашатай реалистического искусства, «Историко-филологический журнал», 1969, N 3.
На русском языке: К. Григорьян, Ованес Туманян, «Айастан», Ереван, 1969, 250 стр.; Э. Джрбашян, Поэзия Туманяна, «Художественная литература», М. 1969, 277 стр.; «Ованес Туманян. Материалы Всесоюзной межуниверситетской научной конференции». Изд. Ереванского университета, 1969, 245 стр.; Сурен Агабабян, Мастер и современность, «Дружба народов», 4969, N 9.
Столетний юбилей Ованеса Туманяна ознаменовался публикацией огромного количества газетных и журнальных статей, популярных литературно-биографических очерков, научных докладов и юбилейных речей. К этой же дате был приурочен выход в свет книг, расширяющих исследование творчества Туманяна и вносящих определенный вклад в науку о литературе. В них нет юбилейного славословия – они деловиты и носят по-настоящему исследовательский характер.Творческое применение марксистско-ленинской методологии и практическая направленность в изучении наследия Туманяна вполне определились еще несколько лет тому назад, особенно в таких трудах, как «Поэмы Туманяна» Э. Джрбашяна (первое издание в 1964 году) и «Мир Туманяна» Л. Ахвердяна (Ереван, 1966). Напоминая об этих книгах, хотим лишь сказать, что в них Ованес Туманян предстал в более полном, чем в работах предшественников этих авторов, освещении1. В работах Э. Джрбашяна и Л. Ахвердяна, как и в новых исследованиях, убедительно раскрывается трудность художнической судьбы Туманяна, «тернистый путь» его жизни, как верно пишет об этом К. Григорьян. Не сразу и нелегко – отмечают другие авторы – сложился реалистический метод поэта. В напряженной борьбе Туманян вырабатывал и утверждал свой поэтический стиль, свое понимание народности и общественного призвания литературы.
«Мир Туманяна». Кроме книги Л. Ахвердяна так можно было бы назвать и другие работы, посвященные жизни и творчеству великого поэта, – такой широкий по охвату жизненных явлений подход, комплексное исследование творчества писателя в его связях с действительностью, с эпохой все прочнее утверждается в научной, практике. Еще в 1955 – 1956 годах в Ереване вышло двухтомное исследование академика А. Иоаннисяна «Налбандян и его время», вызвавшее большой резонанс. Капитальный труд старейшего марксиста-историка и литератора представлял принципиальный интерес, серьезно поднимая значение методологии литературоведческой, историографической и всякой иной исследовательской работы в жанре монографии. В работе А. Иоаннисяна диалектика объективного и субъективного была глубоко истолкована на примере жизни и деятельности Налбандяна. Книга А. Инджикяна «Ованес Туманян. История жизни и творчества, 1869 – 1889 гг.» представляет «мир Туманяна» в более широком и многостороннем освещении, чем некоторые ранние работы, посвященные той же теме. Художественный мир поэта, в общем, точно освещается и в книгах Э. Джрбашяна и К. Григорьяна. Авторы новых трудов стремятся исследовать жизненный путь армянского поэта не только как явление субъективное, личностное, но исторически обусловленное. Они прослеживают поразительно быстрое формирование великого поэта и большого мыслителя, активного деятеля общенационального масштаба, причем новые позиции утверждаются часто в полемике с критикой 10 – 20-х годов. В частности, вполне доказательно опровергается утверждение Ф. Вардазаряна, будто автор гениальной поэмы «Ануш» и других бессмертных творений «ни одним звуком не выразил ни своей симпатии, ни своей антипатии», или заявление критиков Д. Анануна и П. Макинцяна о том, что поэт якобы «идеализировал все самое отсталое, патриархальное и первобытное», как и мнение известного историка, литератора и публициста Лео, полагавшего, что Туманяну «не удается воплощение образа человека». И это было сказано о героях «Маро» и «Сако Дорийского», «Гикора» и «Ануш», «Давида Сасунского» и «Стенаний»!
Авторы новых работ о Туманяне убедительно доказывают; что поэт не идеализировал, а, напротив, развенчивал все отсталое и реакционное в «старине», хотя в ней же видел и немало здорового, что остается необходимым в новых социальных условиях народной жизни. Туманян никогда не занимал нейтральной позиции в общественной жизни, он всеми силами отстаивал интересы порабощенной армянской нации, трудового народа. Наконец, анализируя творчество Туманяна, авторы рассматриваемых книг доказывают, что многие образы, воплощенные писателем в поэзии и прозе, народны в полном смысле этого слова и армяне знают их так же хорошо, как русские Евгения Онегина и Татьяну, Печорина, Анну Каренину, братьев Карамазовых, Павла Власова…
Обстоятельность, аргументированность и доказательность исследования, пожалуй, главное достоинство новых работ о Туманяне. Некоторые оговорки приходится сделать лишь о книге К. Григорьяна «Ованес Туманян». В новом, переработанном и дополненном, ее издании автор учел критические замечания, исправив многие страницы и переработав их, дополнив новыми фактами, расширил научный аппарат и, что особенно важно, углубил анализ произведений писателя. И тем не менее приходится отметить, что автору не удалось полностью избежать элементов описательности, приблизительности характеристик и оценок литературных явлений. Говоря, например, о значении М. Налбандяна, К. Григорьян пишет: «Вслед за русскими революционными демократами Налбандян подчеркивал активную функцию литературы, ее общественно-воспитательное значение». На самом деле критики – революционные демократы не просто и не столько «подчеркивали» значение литературы, сколько вырабатывали и утверждали новые идеи о ее сущности. Они выдвинули концепцию народности литературы и искусства вообще. Явно суженно толкуется роль Налбандяна в армянской литературе, и тем самым правильное утверждение К. Григорьяна о влиянии Налбандяна на ближайших предшественников Туманяна и на его самого лишается своей исторической значимости. Другой пример приблизительности – характеристика хорошо известного отношения Туманяна к Шекспиру. Автор рассматриваемой книги сообщает, что в ученические годы Туманян был «потрясен игрой» великого трагика Петроса Адамяна в роли Гамлета; что поэт настолько полюбил Гамлета, что «принялся писать драмы»; что «признание огромного значения «шекспировского наследия для будущего развития литературы вызвало специальную статью Туманяна и что образ Шекспира жил в сознании армянского писателя. А вот как интереснейшая тема «Шекспир и Туманян» раскрывается А. Инджикяном, который не ограничивается систематизацией фактов, а показывает, что именно в отношении Туманяна к автору «Гамлета» и «Отелло» (которого армянский поэт называл «безбрежным и бездонным океаном») с особенной силой сказались понимание им великого призвания искусства, тяга к драматургии и театру, роль, которую он придавал усиливающемуся взаимодействию национальных культур для развития той или ивой литературы.
Интересно подошел А. Инджикян к объяснению других примечательных явлений «мира Туманяна», мастерски анализируя их и давая им исторически верную оценку. К сожалению, слишком бегло рассмотрена проза Туманяна, по существу автор ограничивается здесь краткой информацией.
Книга Э. Джрбашяна отличается обстоятельностью, которая вообще характерна для его работ. Он глубоко вскрывает диалектическую сложность туманяновского творчества. «Что такое «Ануш», – ставит литературовед вопрос, – легенда о любви, энциклопедия деревенской жизни или философское раздумье о человеческой судьбе и бессмертии, собрание изящных лирических песен или потрясающая душу драма?.. И то, и другое, и третье… Огромное многообразие чувств и переживаний заключено в поэме – трепетная юношеская любовь и трагедия утраты возлюбленного, радость, печаль и скорбь деревенского люда».
В анализе и решении проблем туманяновского творчества обнаруживается та многомерность, полнота исследовательской мысли, которая в ваши дни может быть признана как единственно плодотворная и достойная науки. Такая именно многомерность в постановке проблем – история и современность, реальная жизнь и художественный вымысел, объективное и субъективное в творениях искусства, действительность и идеал – ярко проявляется в книгах Э. Джрбашяна. Отметив «предельную простоту сюжета»»Ануш», литературовед вместе с тем выявляет сложность и запутанность событий и человеческих судеб, воплощенных в поэме. Тщательно анализируя «Ануш», Э. Джрбашян показывает, что «простота» ее сюжета внешняя, а «узость» затронутых в ней проблем – кажущаяся. В поэме отразился целый этап жизни армянского народа. Жизненный конфликт в ней, как и в «любом значительном художественном произведении, имеет глубокий общественный смысл. Этот конфликт нельзя свести лишь к морально-бытовым противоречиям».
Шаг за шагом Э. Джрбашян раскрывает суть социальных конфликтов, воспроизведенных в «Ануш». Главное в них – «несовместимость патриархальной действительности к высокого призвания, устремлений человека». Вслед за поэтом, литературовед не просто осуждает, скажем, героя, убившего своего друга и возлюбленного своей сестры, но и стремится разобраться в реальных причинах, породивших такую трагическую ситуацию и тяжкое преступление. Э. Джрбашян прав: «Осуждая Моси за жестокость, мы в то же время не можем не признать, что другой образ действий был для него невозможен». Таким образом устанавливается главнейшая особенность реалистического метода – объективность воспроизведения жизненных явлений в их диалектической сущности. И когда Э. Джрбашян пишет, что герои поэмы – Ануш и Саро – обыкновенные люди, ибо ничем не выделяются среди других, и вместе с тем «необыкновенные», так как «их отличает исключительная сила любви, преданность, самоотверженность, чистота чувств», то читатель убеждается в этом наглядно, перед ним предстает вся сложная противоречивость социального явления, ставшего объектом художественного познания. В «Ануш» Э. Джрбашян справедливо видит «два мощных потока народной жизни» – поэзию и трагедию, устанавливает, что «изображенная жизнь одновременно и идеализируется и отвергается, – в этом одна из сложностей поэмы». И новое в замечательном творении Туманяна, в отличие, например, от произведений Х. Абовяна, П. Прошяна и Г. Агаяна, состояло именно в том, что он не только воспроизвел поэзию деревенской жизни Армении определенного исторического периода, но и подверг критике теневые стороны этой действительности, ее трагические моменты, – подчеркнем от себя, – в свете нового времени и его прогрессивных тенденций. Слияние критического изображения и раскрытия поэтических сторон действительности – вот то новое, что, как справедливо утверждает Э. Джрбашян, внес великий армянский писатель в родную литературу, дав сильный толчок для дальнейшего развития ее крепнущего реалистического метода.
В обозреваемых работах затрагивается кардинальный вопрос литературоведения и вообще эстетики, который привлекает особое внимание исследователей, – это: «Ованес Туманян и народность армянской литературы». Еще Д. Демирчян писал: «Народность стала для Туманяна теорией и практикой». Под «теорией» подразумевались эстетические взгляды, их обоснование и разъяснение, под «практикой» же – многожанровое творчество великого поэта. Говорить о народности новоармянской литературы – это значит обратиться прежде всего к Ованесу Туманяну, так как именно он на стыке XIX – XX веков практически и теоретически поднял значение народности в армянской литературе, обосновал ее идейность и гуманизм, доступность народу и высокое мастерство, развивая дальше то, что было заложено Х. Абовяном и М. Налбандяном.
«К народу, к природе, армянские писатели!» – призывал собратьев по перу Туманян еще в 90-х годах минувшего века. Природа и народ для поэта были неразрывны, и преклонение перед величием и красотой естественного мира он считал столь же органичным для человека, как преданность своему народу и родине, верность высокому гуманизму. Воссоздав немало незабываемых картин природы, Туманян как бы персонифицировал их, например, в «Ануш», в стихотворении «Армянские горы» и во многих других произведениях. Все это и дало известное основание некоторым авторам говорить о пантеизме Туманяна.
Так, например, в статье «Туманян и старая армянская литература» М. Авдалбекян пишет: «Для Туманяна сама природа – божественное явление, прекрасный, мудрый, совершенный предмет поклонения и восславления, предмет поэтических дум и снов…» И далее: «Порою кажется, что туманяновское натуралистически-пантеистическое мироощущение доводит его до библейской мистики, но это не библейско-христианское верование, а природно-культовое поэтическое восприятие».
О туманяновском «натурализме» (по-армянски «бнапаштутюн» – слово, которое можно перевести и как «пантеизм» и как «натурализм»), об идеале гармонии природы и человека в творчестве и воззрениях поэта пишет также А. Инджикян. Под «натурализмом» критик имеет в виду вдохновение картинами природы, стремление поэта как бы слиться с нею. «Природа для Туманяна является и объектом и субъектом». Она не просто «фон» или «среда», место свершения событий, но и «действующее лицо», сочувствующее человеческой судьбе и горю. Термина «пантеизм» в данной работе нет, но содержание понятия «натурализм» у автора совпадает с некоторыми умозаключениями М. Авдалбекян.
О «пантеизме» Туманяна пишет также Э. Джрбашян, справедливо отмечая в то же время, что поэт не примыкал к каким-либо конкретным философским учениям. Вместе с тем подчеркивается, что «в пантеистических взглядах Туманяна его гуманизм проявлялся своими сильными и слабыми сторонами».
Если пантеизм поэта понимать как призыв к единству природы и человека, в частности как необходимость для людей не отрываться от родной почвы, то он вместе с тем становится уязвимым в социологическом плане. И прав Э. Джрбашян, утверждая, что «порой гуманизм этот утрачивает определенную социальную направленность и превращается в любовь к «человеку вообще».
Не ссылаясь на схожие суждения других авторов, хотим сказать, что отсутствие единства в толковании понятия «натурализм – пантеизм» в рассматриваемых работах не случайно. Мировоззрение Туманяна в этих книгах все-таки не нашло тщательного и глубокого анализа и оценки, хотя, конечно, в них сказано немало верного о Туманяне – гражданине, общественном деятеле и т. д. Читатель узнает, что, не являясь членом какой-либо политической партии, поэт всегда был человеком политически активным, инициатором множества общественно важных дел. Туманян как мыслитель и философ также недостаточно полно представлен в рецензируемых работах. Говорится, например, о гуманизме Туманяна, но забывается, что в разных конкретно-исторических условиях содержание этого понятия далеко не адекватно.
Р. Ишханян пишет о «философском мироощущении» Туманяна (и его близкого современника Ваана Теряна), а также о «нравственной философии» поэта. М. Авдалбекян говорит о «философии жизни» и «философских думах», а К. Григорьян – о «философии природы» Туманяна и т. д. Что конкретно означают эти формулы, для читателя не совсем ясно. Думается, с этой неясностью толкования мировоззрения Туманяна и связана концепция «натурализма-пантеизма». В каком смысле трактуется «натурализм» – в натурфилософском или собственно эстетическом, в частности литературоведческом? И в каком аспекте толкуется суть «пантеизма» – в античном, средневековом (природа – бог) или современном, идеалистическом, пытающемся примирить науку и религию? Одним словом, в рассматриваемых работах не совсем ясна сама методология решения столь важного вопроса, и поэтому введенный исследователями термин «натурализм – пантеизм» применительно к творчеству и воззрениям Туманяна нуждается в дальнейшем уточнении. При этом невозможно обойтись без тщательного анализа и оценки знаменитых четверостиший Туманяна, в которых наиболее полно выражены собственно философские идеи поэта.
Не только поэтизируемая, но философски толкуемая природа, по Туманяну, – извечная вдохновительница поэзии и ее источник, но на первом месте у поэта социальные проблемы, судьба народа. И достоинством всех обозреваемых работ можно признать то, что тема «Туманян и народ» является в них центральной и разрабатывается в связи с широким и правильным пониманием сути народности литературы. Ограничимся лишь взаимосвязью народного эпоса и литературы, исторической преемственностью староармянской и новоармянской литературы в творчестве Туманяна, а также проблемой народности литературного языка.
Отношение великого поэта к народному эпосу освещается почти во всех работах, но специально и обстоятельно в двух книгах: М. Джанполадян «Туманяни народный эпос» и Э. Джрбашяна «Баллады Туманяна». Авторы их исходят из того, что все возраставший интерес Туманяна к народному эпосу выражал его глубочайшее убеждение в том, что никакая серьезная, а значит, национально-самобытная литература невозможна без опоры на фольклор. Об интересе Туманяна к народному эпосу свидетельствует, между прочим, впервые приводимый в книге М. Джанполадян список используемых Туманяном работ и сборников по мифологии и фольклору не только армян, но и русских и других славянских народов, грузин, осетин, немцев, тюркских народов, древних греков и римлян, Египта и Индии. Этот интерес, как правильно отмечает М. Джанполадян, определялся не только теоретическими воззрениями поэта, в частности стремлением посредством осмысления народного творчества суметь правдиво воссоздать в новых формах народную судьбу. Тяга к эпосу объясняется также сущностью эпического таланта поэта: по примеру эпоса, человеческие характеры Туманян воссоздавал не через детальное изображение всех душевных переживаний, а посредством воспроизведения их поступков, реальных свершений.
В книге М. Джанполадян привлекает обстоятельный сравнительный анализ фольклорных образцов и соответствующих им произведений Туманяна, особенно «Давида Сасунского» (вариантов эпоса и поэмы Туманяна). С интересом читаются также страницы книги, характеризующие фольклористическую деятельность и переводы Туманяна из русского и сербского эпосов.
Баллады Туманяна в книге Э. Джрбашяна характеризуются как «маленькие драмы», в которых «выражаются человеческие страсти, интересы в их драматической напряженности». Важной чертой баллад Туманяна исследователь считает то, что они, при всей своей фантастичности, не отрываются от действительности, воспроизводя реальные человеческие судьбы и характеры. Трагедийные мотивы и вдохновенная мечта, народные представления о добре и зле, органическая связь человека и природы воплощены здесь столь же правдиво и впечатляюще, как и в народном эпосе. Но ни одна баллада, как обстоятельно доказывает Э. Джрбашян, не копирует фольклорные образцы – это нечто новое; исследователь выявляет источники той или иной баллады, анализирует мотивы, которыми руководствовался поэт, обращаясь к этому жанру.
Работа по собиранию, исследованию и творческой переработке народного эпоса была органически связана у Туманяна с его интересом к древней и особенно средневековой армянской – светской и духовной – литературе. Этим проблемам посвящена большая статья М. Авдалбекян «Туманян и старая армянская литература». Автор ее доказывает, что для поэта не было формально разделенных светской и духовной (церковной) литературы. Его занимали предмет, сущность, конкретное содержание и направленность каждого произведения. Туманян благоговел перед великим Григором Нарекаци, высоко ценил Фрика, восторгался изумительной лирикой и музыкой Саят-Новы, с радостью отмечал другие яркие таланты родной литературы. Для Туманяна староармянская литература, как верно отмечает М. Авдалбекян, была тем богатым духовным наследством, из которого можно бесконечно черпать темы и мотивы, перенимать жизнеспособные традиции, заимствовать опыт и формы для развития литературы современной. Не пренебрегал Туманян и литературой, созданной также на национальной почве, во в церковных кельях; он обращался к библейским сюжетам, перерабатывал их в духе своего реалистического мироощущения и жизнеутверждения. В своей работе М. Авдалбекян как бы высветила эти стороны туманяновского наследия, которые ранее мало привлекали внимание исследователей.
Выявляя истоки народности творчества Туманяна, авторы обозреваемых работ занимаются также народностью его языка и стиля, показывая заслуги писателя в формировании новоармянского литературного языка. Статьи Р. Ишханяна «Туманян и Терян», четвертая глава «Язык» исследования О. Газаряна «История создания «Ануш», доклад Г. Севака «К вопросу о народности языка Ованеса Туманяна» специально посвящены этой проблеме. Г. Севак отмечает, что «язык Туманяна – предмет вечных споров и дискуссий, начиная с 1890-х годов и до наших дней». Прав Г. Севак, высоко оценивая языкотворческую деятельность Туманяна: он считает ее «высшим достижением армянского народно-литературного языка». Но, разумеется, само это «высшее достижение» не предел и не последняя вершина восхождения. Не только литературный, но собственно народный язык значительно эволюционировал после Туманяна, обогатился и продолжает развиваться. Поэтому языкотворчество автора «Ануш» и «Давида Сасунского» нужно рассматривать не только исторически конкретно, но и исторически перспективно, ничего не идеализируя и ни от чего прогрессивного не отказываясь.
Как верно отмечается в ряде работ, поэтика Туманяна складывалась и формировалась не только на национальной почве. Литературной школой для него служила прогрессивная мировая литература, и в первую очередь русская, в которой наиболее близким для себя поэтом Туманян считал Лермонтова, называя его «приемным сыном Кавказа». Армянский поэт высоко оценивал творчество Пушкина и Льва Толстого, учился у Белинского, всецело разделяя его понимание призвания литературы, ее народности. Туманян сам отмечал, что нет ни одного армянского писателя, который не испытывал бы на себе благотворное влияние русской литературы. Никогда не замыкавшийся в пределах внутриармянской и даже общекавказской действительности, Туманян отличался широтой видения мира и социально-политических воззрений. Поэтому в его народности национальное и интернациональное начала выступают в органическом единство.
Эта особенность творчества Туманяна выявлена в статье С. Агабабяна «Мастер и современность». Исследователь сумел убедительно показать, что многие идеи и чувства, выраженные великим национальным поэтом, гармонируют с нашими думами и стремлениями, и прежде всего идеи дружбы народов, гуманизма, понимания высокого призвания человека. Прав С. Агабабян: «Поэтическое наследие Туманяна настолько значительно и всеобъемлюще, что ваша современность постоянно находит в нем идеи, созвучные ей, и глубокие прозрения, необходимые ей».
Завершая статью, мы вынуждены отметить многочисленные повторения примерно одних и тех же мыслей и наблюдений в обозреваемых книгах. Создается впечатление, что большая и, конечно, в общем, успешно проделанная в разных научных институтах и издательствах работа не координировалась. И еще немаловажный факт. Наследие О. Туманяна подчас оценивается таким образом, что неискушенный читатель может сделать вывод: все в нем одинаково ценно, все в нем -бессмертно. Хотелось бы, чтобы марксистско-ленинский метод критического и творческого отношения к этому наследству авторами разбираемых книг применялся и гибче и шире.
Остается сказать, что среди обозреваемых работ все-таки не хватает одной очень нужной книги – об эстетических воззрениях Туманяна. Эта проблема нашла отражение в некоторых трудах, а статьи Т. Терлемезяна «Туманян – критик» и Я. Хачикяна «Неутомимый глашатай реалистического искусства» специально посвящены этой теме. Прав первый автор, отмечая, что Туманян ознаменовал новый период армянской художественной мысли, правда, рассматривая писателя главным образом в роли литературного критика. Прав и Я. Хачикян, утверждая, что «невозможно представить эстетическую мысль в Армении в этот период без того вклада, который внес великий поэт».
Я. Хачикян напоминает о трехстах статьях, в которых Туманян выступал не только в роли критика, но и исследователя, теоретика, разрабатывая важные проблемы эстетики, утверждая принципы реализма и народности искусства. Обе работы хочется принять как серьезные заявки на монографию об эстетике Ованеса Туманяна.
В таком желании укрепляешься еще больше, знакомясь со вторым томом книги «Туманян. Исследования и публикации», содержащем немало ценного и далеко не в полной мере использованного материала – для характеристики именно эстетических воззрений великого поэта. Много интересного заключено и в книге «Туманян в воспоминаниях современников». Состоящая из девяноста с лишним воспоминаний армянских, грузинских, русских и азербайджанских современников поэта, эта книга подготовлена и выпущена Институтом литературы им. М. Абегяна АН Армянской ССР. В ней немало впервые публикуемого материала, книга в целом заслуживает особого разбора. В данном же случае о ней упоминается лишь в связи с теми воспоминаниями, которые могут быть использованы историком армянской эстетической мысли. Словом, книга «Эстетические воззрения Ованеса Туманяна» еще ждет своего автора.
- Обе работы были положительно оценены в армянской печати и в рецензиях журнала «Вопросы литературы» (1965, N 6; 1967, N 5).[↩]