Ответственность строгой критики

В. Панкин, Строгая литература, «Советский писатель», М. 1980. 200 стр.

Книга Бориса Панкина, состоящая из литературно-критических статей и очерков, названа кратко и выразительно: «Строгая литература». В ней действительно идет требовательный и серьезный разговор о современной советской литературе, о творчестве ряда видных советских писателей, олицетворяющих в наши дни идейно-эстетическое богатство и разнообразие советской многонациональной литературы.

В статье «Реальности жизни и слова», представляющей собой предисловие, дается объяснение самого понятия «строгая литература», под которой автор разумеет литературу подлинно гуманистическую, мужественную и бесстрашно правдивую. Такая литература, по его словам, желая воспеть сегодняшнего человека, не будет гримировать его. Желая сказать о величии времени, она не остановится в страхе и растерянности перед его противоречиями и не захочет сгладить их.

Перефразируя смеляковскую «строгую любовь», Б. Панкин назвал «строгой» литературу, которая находит все большее признание, все увереннее пробивает себе дорогу в современной прозе, драматургии, публицистике. «Строгая литература», по мысли автора книги – одного из ярких представителей «строгой критики», – это прежде всего широко известные художественные произведения, романы и повести Ч. Айтматова и В. Распутина, Ф. Абрамова и В. Шукшина, Ю. Трифонова и В. Тендрякова, М, Рощина и Д. Гранина, М. Карима и Г. Троепольского, публицистика А. Аграновского, литературно-критические работы М. Щеглова. Каждому из них в книге Б. Панкина посвящается специальная статья или очерк.

Разумеется, названными писателями далеко не исчерпывается «строгая литература» нашего времени, ибо и многие другие советские писатели обогатили ее значительными произведениями, в которых нашли отражение важнейшие процессы общественной жизни страны. Но автор книги не без оснований обращается к творчеству тех писателей, вокруг которых разгорались страсти и высказывались самые разные точки зрения. Спорность их произведений, как правило, была связана с новизной и остротой жизненных проблем, ставившихся в них. Автором книги исследуется творчество разных по своим индивидуальным особенностям писателей, однако объединенных общностью направления в литературе, единством идейно-эстетических позиций. Это придает книге критика целостность, завершенность и, я бы сказал, монографический характер.

В очерках творчества различных писателей мы находим то главное, что отличает одного художника от другого и делает каждого из них неповторимой индивидуальностью. В статье «Разве я не в своем дому?» Б. Панкин пишет о повестях Ч. Айтматова «Первый учитель», «Прощай, Гульсары!», «Белый пароход», «Пегий пес, бегущий краем моря», подчеркивает масштабность, гуманизм и демократизм творчества писателя, социальную и эстетическую ценность его произведений, органически связанных с нашим трудным и сложным временем, с устремлениями современников. У Айтматова, по словам критика, все конфликты и драматизм жизни пропущены сквозь сознание и чувства рядового труженика, активного и действенного, непримиримого к любым проявлениям зла и несправедливости.

Известная пьеса Ч. Айтматова и К. Мухамеджанова «Восхождение на Фудзияму», поставленная театром «Современник», у Б. Панкина получила объективную оценку.

Учитывая трудную судьбу пьесы, о которой критика почти не писала, серьезный анализ ее социально-нравственных и эстетических достоинств Б. Панкиным вызывает большое удовлетворение. Критик справедливо отмечает: «…Идет на сцене нужный и созвучный нашему времени с его повышенными нравственными мерками разговор о ценностях жизни и самом смысле ее, о любви и литературе, о счастье и страданиях, о верности и предательстве, о вечном и преходящем – словом, о том, «как человеку человеком быть» (стр. 52).

Для того чтобы выявить и подчеркнуть своеобразие Айтматова-художника, автор нередко сопоставляет его с другими писателями, в частности с В. Распутиным. Если у последнего, по наблюдению критика, все в повестях начинается с какого-то события, дающего толчок дальнейшему повествованию, то у Айтматова, наоборот, все начинается так, что невозможно предвидеть будущее событие, которое постепенно, исподволь вызревает по ходу действия…

Обогащает читателя и статья Б. Панкина о творчестве Распутина, которая называется несколько неожиданно: «Прощания и встречи с Матёрой».

Анализ повестей «Деньги для Марии», «Последний срок», «Живи и помни» дает представление о необычности их содержания, об актуальности социально-нравственных проблем, поставленных писателем в них. Размышляя о повести «Живи и помни», он особо подчеркивает, что все происходящее в ней зовет сегодняшнего читателя жить честно и прямо, служить своей Родине самоотверженно и благородно.

Говоря о повести «Прощание с Матёрой», Б. Панкин обращает внимание читателя на такие коренные вопросы бытия, как жизнь и смерть человека, истоки и цель его существования, взаимоотношения с обществом, с природой. В этом плане любопытны и весьма плодотворны сопоставления повестей «Прощание с Матёрой» и «Последний срок».

Критик видит в творчестве Распутина не только сильные, но и слабые стороны, нередко спорит, полемизирует с ним, «защищая» Распутина, от Распутина. Но делает это дружески, аргументированно, не отталкивая, а помогая талантливому писателю понять уязвимость односторонней трактовки тех или иных героев (например, старухи Дарьи), обращая его внимание на просчеты в сюжетостроении и т. п. Думаю, что писатель с благодарностью воспринял замечания Б. Панкина, которые, бесспорно, помогут ему преодолеть некоторые слабости, имеющиеся в его ярких и глубоко правдивых произведениях.

В очерке «В союзе с временем» речь идет о творчестве Ф. Абрамова, в особенности о трилогии «Пряслины». Критик доказывает, что Абрамов — писатель эпический, что он с самого начала своего творческого пути стал певцом одной темы – деревенской, творцом одного исторического характера в художественной литературе – характера русского советского крестьянина. Но оставаясь как бы в пределах одной темы, Абрамов сумел подняться до социально-нравственного и художественного анализа важнейших и острейших явлений в жизни общества, сумел постичь поступь своего сложного и необычного времени.

Новаторство Абрамова, но мнению критика, в личности героя, в глубине мысли, в силе гражданского чувства. Художественное мастерство Абрамова критик видит в искусной лепке писателем характеров живых, реальных людей, в рельефном изображении народа, являющегося главным действующим лицом его трилогии, в поэтическом осмыслении женских образов (прежде всего Лизы Пряслиной). Кстати, заслуживают внимания интересные» наблюдения критика об отличии абрамовских женских образов от образов женщин, созданных В. Распутиным, В. Шукшиным, Ю. Трифоновым.

Как развивалось творчество Трифонова, каково содержание и смысл его «городских повестей» – это рассматривается Б. Панкиным в статье «По кругу или по спирали?». В отличие от ходячих представлений о Трифонове как писателе, который объективистски описывал жизнь горожан и якобы был безразличен к разоблачению мещанства, критик очень обстоятельно раскрывает социальную суть трифоновских повестей «Обмен», «Другая жизнь» и других и небезуспешно доказывает абсурдность и необоснованность подобных критических утверждений. Трифонов изображал повседневную жизнь советских людей со всеми их заботами и тревогами, пытался разобраться в таком непростом явлении, как «быт», «городской быт», последовательно боролся с мещанством и карьеризмом, с равнодушием и пассивностью. Его повести поистине освещены светом идеалов революции. Критик справедливо отмечает, что повести Ю. Трифонова близки, созвучны «Первому учителю» Ч. Айтматова, «Обелиску» В. Быкова, «Пряслиным» Ф. Абрамова.

«Защищая» Трифонова от необъективной критики, Б. Панкин открыто говорит о его творческих удачах, о тонком художественном мастерстве и в то же время – о его неудачах. В частности, мне кажутся вполне справедливыми критические замечания по поводу романа «Старик». Б. Панкин не без оснований приходит к выводу, что творчество Трифонова двигалось не по кругу, а по спирали, набирая новую высоту.

Видное место в книге занимает слово о В. Шукшине. «Василий Шукшин и его «чудики» – так названа статья.

Этим схвачено, пожалуй, главное в творчестве большого и незаурядного художника. «Он… сам – один из этих «чудиков», – пишет критик, – только такой, в ком искра возгорелась огнем» (стр. 182).

Б. Панкин, говоря о героях Шукшина, отмечает, что они много рассуждают о смысле жизни, о своем месте в ней, о том, что было до них и что будет после. Многие из них «ушиблены» общими, философскими вопросами бытия. Писателя всегда интересовали не особенные люди, а особенное в людях. Он умел схватывать противоречия своего времени и определять роль народа, каждого человека в их разрешении. Шукшин был большим и оригинальным мастером художественного слова Его наследие будет еще долго и всесторонне изучаться… Очень ценны личные воспоминания критика о встречах с писателем.

Хотелось бы отметить, что Б. Панкин, по-моему, несколько недооценил последнюю статью Шукшина «Кляуза», опубликованную в свое время в «Литературной газете». Это далёко не случайное выступление писателя в печати. Критик, вероятно, забыл слова, которыми заканчивается статья, обличающая равнодушие и хамство: «Что же с нами происходит?» Этот вопрос заставляет читателя задуматься и вырабатывает в нем непримиримость к отрицательным явлениям в нашей жизни.

Читатель книги Б. Панкина не пройдет мимо раздумий автора о мемуарном жанре, которые являются содержанием его статьи «Прошлое, которое всегда с тобой». Здесь он найдет любопытный разбор повести М. Рощина «Воспоминание» и М. Карима «Долгое, долгое детство», разговор о повести Д. Гранина «Обратный билет» и объяснение причин неудачи этого произведения. «…То, что у Гранина прозвучало резонерски, – пишет Б. Панкин, – у Рощина и Карима облеклось в кровь и плоть» (стр. 204).

Небольшое, но важное место занимают в книге размышления о повести В. Тендрякова «Ночь после выпуска», о которой много спорили в критике, о повести Г. Троепольского «Белый Бим Черное ухо», о «новой волне» в современной советской драматургии (см. статью «После Гая»). В статье речь идет о преемственности героев в драматургии «новой волны». От погодинского Гая (из пьесы «Мой друг»), от Губанова-первого (кинофильм «Коммунист»), Губанова-второго (кинофильм «Твой современник») критик ведет линию к Чешкову («Человек со стороны» И. Дворецкого), к героям «Премии» и «Обратной связи» А. Гельмана, подчеркивая и то, что объединяет их, и то, что разделяет.

Завершают книгу два очерка – о литературном критике М. Щеглове и публицисте А. Аграновском («Взгляд через годы» и «Одной лишь силы власть»). Б. Панкин обстоятельно анализирует короткий творческий путь Щеглова, от его «Студенческих тетрадей» до сборника статей «Литературная критика». Сколько в этом очерке тепла и любви к безвременно ушедшему собрату по перу! Нельзя не согласиться с автором в том, что размышления Щеглова о советской литературе начала 50-х годов во многом не утратили и посейчас своей злободневности и остроты. Действительно, критическое мастерство Щеглова сочетало в себе фундаментальную литературоведческую подготовку, талант, темперамент публициста и критика, свято верившего в эстетический идеал.

В очерке, посвященном публицистике А. Аграновского, автор книги ставит вопрос о таком своеобразном явлении, как «газетный писатель», определяет особенности очеркового жанра и подробно говорит о темпераментности и действенности творчества Аграновского, о его высокой гражданской зрелости и определенности идейных позиций. Итак, говоря о незаурядности книги Б. Панкина, хочется особо подчеркнуть, что автор сосредоточивает внимание на важнейших проблемах современного литературного процесса. Творчество писателей, ставших героями книги, рассматривается без «облегчения» и «выпрямления» их пути в литературе, книга насыщена не только художественным анализом, но и размышлениями автора о связи литературы с жизнью, экономикой, историей, философией, социологией и политикой, она покоряет читателя своей доверительностью и задушевностью. В этом сила подлинно строгой критики.