От Суриковского кружка к крестьянскому союзу

Рассматривая этапы развития советской литературы, интересно обратиться к истории Всероссийского союза крестьянских писателей и его печатных органов.

Возник Союз в 1921 году, родившись на почве Суриковского кружка «писателей из народа». Чтобы лучше понять историю ВСКП и его эстетическую платформу, необходимо хотя бы кратко остановиться на суриковцах.

Стремясь объединить крестьянских писателей-самоучек, Иван Захарович Суриков (1841 – 1880) совместно с ними выпустил в 1872 году коллективный сборник «Рассвет», положивший начало кружку.

После смерти Ивана Захаровича суриковцы объединились вокруг С. Дерунова и М. Козырева. Они выпустили ряд сборников: «Родные звуки» (1889), «Нужды» (1892). В период первой русской революции один из сборников суриковцев «Под звон кандалов», содержащий произведения бунтарско-протестующего характера против основ самодержавия, был конфискован, а авторы привлечены к суду.

После первой русской революции, в период развернувшейся реакции, суриковцы выпускали ряд периодических изданий: газеты «Простое слово», «Простая жизнь», «Наша пашня», журнал «Молодая воля». Дольше других, несмотря на систематические конфискации и преследования, продержалась газета «Доля бедняка» (1909 – 1914). В это же время суриковцы издавали и сатирические журналы – «Остряк», «Балагур», «Рожок». Основное содержание всех этих печатных органов – народническое противопоставление бедности и богатства, обличение господствующих классов.

После Октября суриковцы во главе с Г. Деевым-Хомяковским продолжали отстаивать эстетические принципы своего духовного наставника, выражающиеся в «самородничестве» и «самоученичестве». Они нередко перенимали суриковский дореволюционный мотив «печали и горя» и переносили его в советское время. Однако эти принципы, определявшиеся бесправным положением крестьянства до революции, после Октября оказывались все более несостоятельными, В 1921 году суриковцы поняли, что их деятельность не отвечает задачам текущего дня, что совершившаяся Октябрьская революция требует новых творческих установок. Наиболее левая часть кружка решила созвать московскую конференцию. На конференцию, которая проходила в мае, собралось до сорока человек. На ней было решено организовать Всероссийский союз крестьянских писателей, переименованный в 1925 году во Всероссийское общество крестьянских писателей. Председателем Союза был избран Г. Деев-Хомяковский.

Таким образом, большая часть суриковцев составила ядро вновь организованного Всероссийского союза крестьянских писателей, а меньшая по-прежнему оставалась в кружке, который продолжал существовать до 1933 года¹.

В уставе вновь организованного Союза было записано:

«а) Всероссийский Союз крестьянских писателей, стоя на твердом признании диктатуры рабочих, трудового крестьянства, а также входя в виде особой ассоциации в один из производственных профессиональных союзов… ставит своей основной задачей всестороннее выявление всей жизни крестьянской массы во всех ее бытовых, социальных и экономических особенностях.

б) Для этой цели Всероссийский Союз крестьянских писателей, объединяя вокруг себя всех крестьянских писателей… создает могучую и сильную организацию и посредством своих органов влияет на психологические, индивидуальные и типичные особенности развития деревни с ее исторически-сложившимися классовыми устоями» ².

Однако первое время Союз мало чем отличался от Суриковского кружка. Основной задачей он считал привлечение возможно большего числа крестьянских писателей-самоучек. Рост членов в организации проходил без всякого творческого отбора. В уставе было сказано, что принимать в организацию можно всех, кто даст хотя бы две заметки селькоровского типа. Ставка была на количество, а не на качество. В Союзе были и одаренные крестьянские писатели, и совсем бездарные. Уже в начальные годы своей деятельности Союз объединял более семисот человек. Понятно, что при таком положении никаких стимулов к творческой работе не могло быть.

Не было четкой линии и в области идеологической. Члены Союза по-прежнему смотрели на себя как на «писателей из народа», не замечали классового расслоения крестьянства, затушевывали социальные противоречия тогдашней деревни.

Среди крестьянских писателей утвердилось пренебрежительное отношение к систематическому образованию, к культуре. Многие «самородки» страдали самовлюбленностью, полагались на свое крестьянское «нутро», произведения их, как правило, не отличались высоким литературным мастерством.

Союз почти совсем не занимался творческими проблемами. Зато без конца дискутировались вопросы: «о работе комитета взаимопомощи в деревне», «о роли крестьянского писателя», «о деревенском театре» и т. п. Кроме этого, Союз занимался организацией литвечеров в школах, шефствовал над различными литературными кружками, в том числе и явно графоманскими.

Характеризуя послереволюционную деятельность Союза, один из видных крестьянских писателей того времени П. Замойский говорил: «Вся деятельность ЦС ВОКП старого состава сводилась к тому, что задачи О-ва рассматривались как подсобная работа Главполитпросвету. Во главе угла организации стояли не творческие вопросы, а общественная и политико-просветительская работа как каждого члена в отдельности, так и всего Союза (О-ва) в целом. Однако и эта работа производилась кустарно. Творческие вопросы в организации рассматривались только с точки зрения обслуживания собесовской газеты «Взаимопомощь» (литстраничка), или писания стихов для «Красной рубахи», организованной ВОКП, или же для помещения в журнале «Трудовая нива»… Союз крестьянских писателей был узко замкнутой организацией, о которой мало кто знал и с которой не считались. Настоящие писатели обходили его, а те писатели, которые выдвигались, уходили из Союза… Творческий вопрос не только был в загоне, но на него просто смотрели враждебно» ³.

С самого начала своего существования Союз имел печатный орган. Сначала это была «Трудовая нива», выходившая в Москве с 1922 года. Позднее, в 1925 году, она была преобразована в ежемесячник «Жернов», который сначала редактировал Г. Деев-Хомйковский, а позже П. Замойский.

Анализируя творческую платформу журнала, М. Горький писал: «…»Жернов» ставит целью своей «широкое культурно-просветительное обслуживание крестьянских масс». Слова: «указывайте путей к творчеству» – лишены смысла, а просто – малограмотная фраза. Указывать надо не «пути к творчеству», а – как нужно работать. Но именно этого журнал п не указывает, да и не может указать. Как и чему могут учить друг друга люди, которые, прежде всего, сами должны учиться? Стихи и проза, печатаемые «Жерновом», очень плохи во всех отношениях… Необходима серьезнейшая и жестокая критика материала, предлагаемого редакции» ⁴.

Понятно, что крестьянская литература тех лет развивалась за пределами Всероссийского союза крестьянских писателей и его печатного органа, давая читателю как произведения, отвечающие основным задачам советского времени (С. Подъячев, А. Неверов, Л. Сейфуллина и др.), так и произведения далекого от этих задач содержания (Н. Клюев, С. Клычков и др.).

Важным творческим документом ВСКП явилась «Литературная платформа», принятая на расширенном пленуме Центрального совета 28 октября 1924 года. Стремясь объяснить генезис крестьянской литературы, «платформа» ссылалась на ее классовую основу. Исходя из этих посылок делается вывод о возникновении первых народных произведений как выражении протеста против социальной несправедливости. В новых исторических условиях, указывалось в «платформе», деятельность крестьянских писателей должна исходить из принципов Октябрьской революции. Необходимо, чтобы каждое произведение крестьянского писателя имело в своей основе «организующее начало коллективного труда, основанного на принципах теснейшей смычки деревни и фабрики» ⁵. Предостерегая крестьянских писателей от мистики и пошлости, «платформа» призывала, чтобы их творчество было… «героическим, реальным, полным живой правды и красоты». Указывая, что крестьянские писатели в своем творчестве и практической общественной деятельности обязаны исходить из директив РКП(б), «платформа» в то же время определяла главную цель творчества крестьянских писателей как критику невежества, темноты, мещанства, недостатков в работе. Специальный раздел был посвящен языку.

Революционные годы весьма существенно отразились на языке деревни. Крестьяне усваивают многие термины, обозначающие новые предметы и явления революционного и послереволюционного времени. Усваиваются и другие элементы литературного языка той эпохи. Но в язык проникают и такие речевые особенности, которые не были связаны с теми или иными новыми явлениями в жизни.

Отмечая положительное значение стремления писателей искать в «недрах масс богатейшую поразительно-красочную руду народного языка и словотворчества», критика справедливо указывала на опасность натуралистической передачи народного говора. «Дать понять читателю особенности говора местного или отдельного лица – не значит стенографировать» ⁶, – замечал М. Ольминский. Творческое воспроизведение живой речи, художественный отбор – единственно плодотворный путь для писателя-реалиста.

Многие крестьянские писатели в 20-х годах создавали свои произведения в сказовой манере. Широкое распространение сказовых форм в художественной литературе о деревне того времени имело истоки и в особенностях эпохи, и в специфике осмысления ее.

Литераторы, пишущие о деревне, напряженно искали пути и средства отображения новой, революционной действительности. Показать обнаженно-правдиво, без прикрас, картину взвихренной на дыбы деревни, отобразить пробуждение темной крестьянской массы, дать голос самой жизни – лозунг времени. Форма сказа и была выражением поисков новых возможностей для воплощения картины мира, являлась одной из первых попыток освоения революционной эпохи. Писатели охотно предоставляли слово демократическому герою. Со страниц их произведений заговорил представитель беднейшей крестьянской массы. Сказовая форма давала возможность ввести в литературу богатейшие пласты разговорной речи, приблизить героя к читателю.

Во второй половине 20-х годов для многих крестьянских писателей настала пора более глубокого осознания действительности. От эмоционального восприятия революции, от восторженного преклонения перед стихийной мощью крестьянского потока предстояло перейти к осмыслению революционного процесса во всей сложной взаимосвязи его сторон, к более целостной социально-политической программе.

От поэтизации «стихийного» героя, изображения крестьянина в «обличье» непосредственного человека со здоровым природным и нравственным «нутром» необходимо было перейти к созданию разнообразных характеров, к исследованию их во всей конкретности, многообразии и сложности связей с действительностью, перейти к более широкой перспективе в изображении человека, к всестороннему и глубокому исследованию внутреннего мира нового сельского героя.

С концепцией «земляного» человека во многом связано и распространение натуралистических элементов в произведениях о деревне начала 20-х годов. Преклонение некоторых писателей перед стихийным движением «кондовой» крестьянской массы, стремление обнаженно передать все, что несла с собой стихия (порыв к новому, дикость и жестокость), предпочтение грубого, непосредственного человека культурному, образованному – могло оказаться и оказалось благодатной почвой для натуралистических тенденций.

Нужно учесть и то, что молодые художники, которых привела в литературу революция, не обладали литературным опытом. Провозгласив лозунг: «Да здравствует демократический герой и неприкрашенная правда о нем», желая рассказать о крестьянах так, как до них никто не говорил, они порой недооценивали опыт классической литературы. Все это не могло не отразиться на стиле произведений «деревенщиков».

Вот что, например, писала по этому поводу Л. Сейфуллина: «Жизнь в старой деревне ограничивалась примитивным ее выявлением: насыщением, половой радостью или огорчением, первобытным тяжелым трудом. Из какой области было черпать образы, сравнения, иронию?.. Нам самим не хватало культуры. От отсутствия этой культуры не хватало и чувства меры» ## ИМЛИ, Архив Л. Сейфуллиной, ф. 127, оп.

1. ЦГАЛИ, ф. 1883, оп. 4, ед. хр. 26, л. 1.[↩]
2. «Печать и революция», 1921, N 2, стр. 248.[↩]
3. П. Замойский, О пройденном пути и наших задачах, «Земля Советская», 1929, N 6, стр. 54.[↩]
4. Цит. по ст.: А. Богданов, Максим Горький и начинающие писатели, «Земля Советская», 1929, N 1, стр. 54.[↩]
5. «Жернов», 1925, N 1, стр. 10.[↩]
6. »На литературном посту», 1929, N 11 – 12, стр. 73. [↩]