От Пушкина в глубь веков

М. Ф. Мурьянов,Из символов и аллегорий Пушкина, М., «Наследие», 1996, 280 с.

В лице автора этой книги литературоведение и история культуры потеряли специалиста выдающегося, уникального и недооцененного. «Михаил Федорович Мурьянов (21.XI. 1928 – б.VI. 1995) оставил более двухсот исследований по романо-германскому, византийскому и славянскому средневековью, герменевтике русской литературы (с древнейших времен по начало XX века), этимологии, исторической лексикологии русского языка, фольклористике, археологии, иконографии и т. д. Однако покойный ученый, прошедший школу В. М. Жирмунского и М. П. Алексеева, поражает отнюдь не только профессиональной разносторонностью: трудам М. Ф. Мурьянова присуще редкое сочетание тематической широты с подлинной методологической глубиной» ¹. И если он известен филологам меньше некоторых своих коллег, не столь достойных этого, то причиной тому исследовательский жанр, в котором преимущественно работал Мурьянов. Он – «миниатюрист». Среди его книг нет ни одной монографии. Практически все работы Михаила Федоровича составлены из заметок по поводу тех или иных строк или даже слов, взятых из разнообразнейших текстов, представляют собой исключительно обстоятельный комментарий к ним, как правило во много раз превышающий по объему сам текст. Не случайно наставником Мурьянова в пушкинистике был академик Алексеев, посвятивший более двухсот страниц одному пушкинскому стихотворению².

У Мурьянова нет крупных самодостаточных, завершенных в себе концепций, которые было бы легко обобщенно определить. Можно перечислить, о чем писали Бахтин, Лосев, Лотман, Гаспаров. О чем писал Мурьянов, перечислить нельзя. Зато мы не найдем другой книги, в которой бы содержалось, например, столько поправок или дополнений к сказанному Б. Томашевским, Ю. Лотманом, С. Аверинцевым, к «Словарю языка Пушкина». Например, о стихе «Глубокий, вечный хор валов» из пушкинского «крымского ноктюрна» в начале восьмой главы «Евгения Онегина» Мурьяновым сказано: «Как раз перед ним исчерпался текст систематического комментария к роману (Ю. Лотмана. – С. К.), здесь же осекся Г. П. Макогоненко, нескупо писавший об этой строфе. Немое восхищение?» (с. 130). Далее идут параллели из нескольких стихотворений Пушкина, цитата с «девятым валом» («Отрывки из путешествия Онегина») и глобальное обобщение на базе национальных вариантов числовой символики: «В этом Пушкин – вполне русский человек, потому что на родине Торквато Тассо волны издревле считают не октавами, страх на итальянцев и древних римлян наводит не девятый, а десятый вал, именуемый onda decumana. Грекам бурное волнение виделось состоящим из сюит по три вала в каждой (…из византийской гимнографии слово перекочевало к славянам как треволнение ), из которых последний – самый сильный» (с. 131). Все это, конечно, со ссылками на источники. Комментарии Мурьянова – как филологические, так и исторические. Он не преминет порассуждать, скажем, о названиях «Крым» и «Таврида», возразив попутно распространенным представлениям: «…Крым не завоевывался, его взяли чисто дипломатическими средствами» (с. 121). Правда, стjит отметить, – в результате войны.

Даже когда автор присоединяется к своим предшественникам, он непременно добавляет что-то от себя. Не он первый разоблачает миф, распространившийся в советском литературоведении³, согласно которому «Александрийский столп» у Пушкина – это Александровская колонна в Петербурге. Прилагательное «Александрийский» по нормам русского языка производится от названия города Александрия, а не имени Александр. Однако еще Жуковский учел возможность небезопасной ассоциации пушкинского стиха с памятником на Дворцовой площади, заменив в печати «Александрийский столп» на «Наполеонов». В Словаре русского языка, изданном Академией наук в 1895 году, уже допускалась возможность образования прилагательного «Александрийский» от имени царя, но, как отмечает Мурьянов вслед за А. Грегуаром⁴, с опорой исключительно на стих Пушкина – образец логической ошибки (добавим, что если бы стихи не было принято начинать с прописной буквы, следовало бы печатать «александрийского»). Н. Шанский видит в «столпе» Помпееву колонну в Александрии, отождествляя «столп» только с колонной, С. Фомичев и М. Мурьянов – александрийский Фарос, одно из «семи чудес света». Маяк как будто меньше оснований называть «столпом», чем колонну, и, придерживаясь далее лингвистической точки зрения, логичнее было бы принять версию лингвиста. Но литературоведы справедливо обращают внимание на огромный масштаб пушкинского сравнения (у Горация в соответствующем месте упомянуты пирамиды, другое «чудо», находящееся также в Египте). И, вероятно, они правы. С. Фомичев сообщает: «Это самое высокое из известных в пушкинское время сооружений (около 180 метров)» ## С. А. Фомичев, Памятник нерукотворный, с.

1. А. Л. Гришунин,Несколько слов о М. Ф. Мурьянове и его статье. – «Philologica», 1996, т. 3, N 5/7, с. 47. Здесь же напечатаны статья М. Мурьянова «Литературный дебют Александра Блока», законченная в 1971 году (с. 7 – 46), и библиография его опубликованных трудов, составленная И. Мурьяновой (с. 57 – 67).[↩]
2. М. П. Алексеев, Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг…». Проблемы его изучения, Л., 1967.[↩]
3. К сожалению, пишущий эти строки недавно отдал ему дань (см.: С. И. Кормилов, Поэзия М. Ю. Лермонтова, М., 1997, с. 4; он же, Проблема чести и достоинства личности в творчестве Лермонтова. – В кн.: «М. Ю. Лермонтов. Проблемы изучения и преподавания», вып. 4, Ставрополь, 1997, с. 23), не учтя ни уже вышедшей тогда книги Мурьянова, ни работ его ближайших предшественников в данном вопросе: Н. М. Шанский, Лингвистический анализ художественного текста, изд. 2-е, доработанное, Л., 1990, с. 294 – 296; С. А. Фомичев, Памятник нерукотворный. – «Русская литература», 1990, N 4, с. 216. Впрочем, в новейшей публикации по данному вопросу вновь обосновывается отождествление «Александрийского столпа» и Александровской колонны (см.: Л. С. Салямон,О мотивах переложения Пушкиным оды Горация «Exegi monumentum…». – «Новое литературное обозрение», N 26, 1997, с. 144).[↩]
4. H. Gregoire, Horace et Pouchkine. – Вкн.:»Les etudes classiques», vol. VI, Namur, 1937.[↩]