От науки – к литературе

Мне кажется, моя литературная биография делится на две неравные «половины»: когда я не хотел быть писателем и когда хотел быть им.

Собственно, это желание – писать – пришло очень рано, даже раньше, чем я стал бегло читать. Как только ко мне пришла догадка, что буквы, которые пишутся чернилами или карандашом по бумаге, и буквы печатных книг – одни и те же и что прежде, чем напечатать книгу, ее надо написать, – я и решил писать книги.

Что-то и до сих пор необъяснимо заманчивое заключается для меня в том, что чернильные буквы становятся печатными. Плюс к этому – все остальное, что представляет собой художественная литература.

Между тем я очень долго не верил в реальность этого желания, в его осуществимость.

Другие специальности подкупали меня именно своей реальностью и достижимостью, причем долгое время я не намеревался достигнуть в них больше того минимума, который был где-то совсем-совсем рядом.

Когда в пятнадцать лет я поступил в Барнаульский сельскохозяйственный техникум, я сделал это по причине очень простой: в городе было в то время два техникума – сельскохозяйственный и педагогический. Выбрать из двух вариантов один не так уж трудно.

Я был городским мальчишкой, никогда прежде не жил в деревне, и сельское хозяйство не могло тогда интересовать меня всерьез, но я был уверен, что настанет день и я заинтересуюсь им – землей, растениями, животными, пудами хлеба, чем-то, чего я еще не знал.

И действительно, я очень хорошо помню день, когда это произошло. Я ждал его долго, года полтора, иногда даже казалось, что он вообще не придет, но вот он пришел…

Мне бы не хотелось сейчас говорить о том, каким этот день был. Говорить об этом нужно либо очень подробно (а сейчас это не к месту, нельзя себе этого позволить), либо бегло. Избирать какую-то середину здесь нельзя.

Так вот, бегло и кратко: день был июньский, с дождем, после продолжительной засухи, дождь был очень сильный, он застал меня одного среди огромного поля овса. На моих глазах овсы снова воспряли к жизни. Это и произвело на меня то самое впечатление, которого я так долго ждал.

После этого я уже не хотел ничего – хотел только кончить техникум, никогда и ничему больше не учиться, по крайней мере в какой-то школе, а всю жизнь работать агрономом.

После техникума я работал в Хакассии, и тут мне показалось, что агроном как-то слишком уж несамостоятелен в принятии тех или других решений, что он слишком много занимается делами, которыми он если и должен заниматься, так лишь только изредка, а вовсе не изо дня в день.

Там, в горных районах Хакассии повстречались мне изыскатели-мелиораторы. Я посмотрел на их рейки, инструменты, на палатки и конные вьюки, и «самостоятельность» их профессии сразу же меня привлекла.

Это вовсе не значит, что агрономия тут же была забыта мною, – ничуть. Мне показалось, что я нашел сочетание своих настоящих и будущих интересов, сочетание агрономии с инженерным делом.

И кончал я институт уже по гидромелиоративному факультету. При этом опять-таки у меня была уверенность, что и в этой специальности легко найти себя, легко ее полюбить. И снова я не ошибся.

В качестве инженера – гидротехника и гидролога – мне пришлось работать в проектном бюро, начальником изыскательской партии, гидрологом полярной станции Салехард, руководителем гидрографических работ в бассейне среднего Иртыша и нижней Оби, а потом меня привлекла научная работа, я защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук и около десяти лет заведовал кафедрой сельхозмелиорации.

Моя диссертация и дальнейшие мои научные интересы определились той практической деятельностью, которой я был занят. Это были вопросы, расположенные как бы на стыке нескольких областей знания: гидрологии, метеорологии, мелиорации, агрономии. Я хотел дать методику определения исходных гидрометеорологических условий при проектировании мелиоративных систем в зонах с неустойчивым увлажнением. В более общем плане меня привлекала задача правильной оценки природных условий с точки зрения мелиоративных задач. И еще я очень интересовался историей развития мелиорации в России и тех направлений русской географии, которые имели к мелиорации прямое отношение. Здесь для меня был и навсегда останется величайшей фигурой такой ученый, как А. И. Воейков.

И я снова, в общем-то, не представлял себя в каком-то ином качестве, – меня вполне устраивало положение, в котором я был, в нем я находил достаточно много вопросов и задач, к которым можно было приложить все свои силы.

Право же, ничего не пропадало бесследно: ни знания и навыки, приобретенные в техникуме, ни практическая работа гидролога и гидротехника, даже мое давнее увлечение географией.

Об этом я» не сказал еще, скажу сейчас: я всегда очень любил эту науку, даже учился читать по географической карте. Как это часто бывает, – на ловца и зверь бежит, – в школе мне встретился увлеченный своею специальностью учитель-географ. В прошлом он был поэтом, издателем, – ничего этого мы тогда за ним не знали, а знали только увлеченного своей специальностью учителя, маленького, сутулого, бородатого «Порфишу» – Порфирия Алексеевича Казанцева. Он переписывался на эсперанто чуть ли не со всем миром и на каждый урок приносил десятки открыток с изображением разных стран, городов, памятников, людей, животных, кораблей… Мы «путешествовали» с ним по земному шару, и поэтому, выйдя из школы-семилетки, где обучали по пресловутому «Дальтон-плану», я если что-нибудь и знал, так только географию. И верно, уже будучи студентом института, я без труда преподавал этот предмет на рабфаке за восьмой и девятый классы, хотя сам кончил семь классов уже упомянутой мною школы, а дальше постигал исключительно науки специальные. В техникуме нас, «красных специалистов», готовили по программе «ускоренных» выпусков, и общеобразовательные предметы мы слушали там всего два-три месяца.

Так вот, география пригодилась мне, когда я стал мелиоратором.

Конечно, я с удовольствием и еще развивал бы сейчас мысль о связи мелиорации с географией, о географии как таковой и ее современном значении для целого ряда прикладных наук. Этот разговор был, есть и будет моим «бзиком».

Если бы я оставался мелиоратором и довел до конца свои замыслы и работы, они тоже были бы посвящены этой же теме…

Если бы…

В 1955 году я договорился с Западно-Сибирским филиалом Академии наук СССР о переезде в Новосибирск в качестве старшего научного сотрудника Филиала. Переехал. Прежде чем приступить к исполнению своих обязанностей в Филиале, решил сделать небольшой перерыв, с тем чтобы закончить книгу рассказов. Я был уверен, что перерыв окажется небольшим, – у меня имелся, на этот счет опыт: в 1939 году, закончив институт, я тоже несколько месяцев посвятил своему первому сборнику рассказов, прежде чем вышел на работу в проектно-изыскательское бюро. И теперь можно было ожидать полной аналогии, но все случилось иначе – я уже не вернулся целиком к своей специальности мелиоратора, а стал заниматься ею так, как лет двадцать до этого занимался литературой: от случая к случаю, по воскресным дням, по поводу каких-то исключительных событий – или вступая в спор, который уж очень сильно меня задевает, или по поводу совещания, которое, мне кажется, я никак не могу миновать, или ввиду издания какого-то сборника, в котором – мне вдруг начинает казаться – я не могу не участвовать.

Итак, вот уже десять лет я занимаюсь литературой как основной своей профессией.

Критики, руководители Союза писателей, писатели-друзья и, пожалуй, даже я сам всегда склонны были ставить мне мою нелитературную биографию в литературную заслугу: человек пришел «из жизни», пришел со своими особыми впечатлениями, опытом, знаниями.