Особое зеркало искусства (Перечитывая статьи В. И. Ленина о Л. Н. Толстом)

1

Статьи В. И. Ленина о Л. Н. ТОЛСТОМ уже были предметом многих и многих исследований. Они изучены с разных сторон и в разной связи. Освещена история их создания, раскрыто значение данного в них социологического анализа (он, как известно, перевернул все прежние представления о классовой природе толстовского творчества), показана их неразрывная связь с ленинской теорией отражения и т. д. Но это не значит, что все их стороны изучены одинаково глубоко. Возможно, из-за того, что разные аспекты рассмотрения этих статей – социологический, философский, собственно литературоведческий – брались, как правило, отдельно друг от друга, наименее освещенным осталось эстетическое содержание ленинских суждений. А оно представляет совершенно исключительный интерес, подводя ближе, чем другие суждения В. И. Ленина о литературе, к ответу на вопрос: как понимал он специфику художественного творчества?

В работе С. Бочарова «Статьи В. И. Ленина о Толстом и проблема художественного метода» есть тонкие наблюдения: «Ленин выяснил тот единый объективный источник, к которому восходят как художественные образы, так и учение Толстого. Тем самым он установил единство сознания Толстого. Вместе с тем обращает на себя внимание та настойчивость; с которой Ленин всякий раз оговаривает наличие двух сторон в деятельности Толстого: «как в художественных произведениях, так и в учении…» Сама формула «как… так и…», которой в своем «толстовском» цикле постоянно пользуется Ленин, служа объединению этих сторон, в то же время каждый раз напоминает об их различии, хотя, понятно, в соответствии с задачей статей Ленин сосредоточен прежде всего на их связи и том едином жизненном содержании, которое определило обе эти стороны. Но их качественное различие все время в поле внимания Ленина; в каждой формулировке, в любом пункте его анализа учтена специфика, с которой общественно-историческое содержание мировоззрения Толстого проявлялось в его художественном творчестве и нравственно-философских трактатах»¹.

В сказанном С. Бочаровым не все точно. Формулой «как… так и…» В. И. Ленин пользовался не «постоянно», а лишь один раз – в статье «Л. Н. Толстой и его эпоха». И, говоря о толстовском учении, В. И. Ленин имел в виду не только нравственно-философские трактаты писателя: это учение проявлялось и в его художественном творчестве (а в его религиозных трактатах нередко давал о себе знать гениальный художник). Но по существу С. Бочаров совершенно прав. К этому примеру различения двух сторон толстовской деятельности, который взят им из статьи В. И. Ленина «Л. Н. Толстой» («Его мировое значение, как художника, его мировая известность, как мыслителя и проповедника, и то и другое отражает, по-своему, мировое значение русской революции»²), можно добавить и другие, еще более отчетливо раскрывающие глубокий смысл ленинского выражения: «по-своему». В той же статье В. И. Ленин писал, что Л. Н. Толстой «сумел с замечательной силой передать настроение широких масс, угнетенных современным порядком, обрисовать их положение, выразить их стихийное чувство протеста и негодования». Слова «передать», «обрисовать», «выразить» употреблены здесь почти в одном и том же значении, но именно – почти, что явствует из следующей ленинской формулировки: «Умер Толстой, и отошла в прошлое дореволюционная Россия, слабость и бессилие которой выразились в философии, обрисованы в произведениях гениального художника»³. То же, в сущности, различение сделано в статье «Толстой и пролетарская борьба»: «Изучая художественные произведения Льва Толстого, русский рабочий класс узнает лучше своих врагов, а разбираясь в учении Толстого, весь русский народ должен будет понять, в чем заключалась его собственная слабость, не позволившая ему довести до конца дело своего освобождения» ⁴. Таким образом, не отрывая Толстого-художника от Толстого-мыслителя, В. И. Ленин и не отождествлял их. И в том и в другом Толстом отразились и сила и слабость русской революции, но отразились все же «по-своему», то есть по-разному.

Пожалуй, наиболее важны в этом плане мысли, высказанные В. И. Лениным в статье «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение» (я знаю, что многие читатели прекрасно помнят эти тексты, но хочу попытаться прочесть некоторые из них заново, чтобы заново вдуматься в отдельные ленинские формулировки и выражения): «Критика Толстого не нова. Он не сказал ничего такого, что не было бы задолго до него сказано и в европейской и в русской литературе теми, кто стоял на стороне трудящихся. Но своеобразие критики Толстого и ее историческое значение состоит в том, что она с такой силой, которая свойственна только гениальным художникам, выражает ломку взглядов самых широких народных масс в России указанного периода и именно деревенской, крестьянской России. Ибо критика современных порядков у Толстого отличается от критики тех же порядков у представителей современного рабочего движения именно тем, что Толстой стоит на точке зрения патриархального, наивного крестьянина, Толстой переносит его психологию в свою критику, в свое учение. Критика Толстого потому отличается такой силой чувства, такой страстностью, убедительностью, свежестью, искренностью, бесстрашием в стремлении «дойти до корня», найти настоящую причину бедствий масс, что эта критика действительно отражает перелом во взглядах миллионов крестьян, которые только что вышли на свободу из крепостного права и увидели, что эта свобода означает новые ужасы разорения, голодной смерти, бездомной жизни среди городских «хитровцев» и т. д. Толстой отражает их настроение так верно, что сам в свое учение вносит их наивность, их отчуждение от политики, их мистицизм, желание уйти от мира, «непротивление злу», бессильные проклятья по адресу капитализма и «власти денег». Протест миллионов крестьян и их отчаяние – вот что слилось в учении Толстого» ⁵.

Значит, толстовская критика «современного порядка» (отживающего крепостнического и утверждающегося капиталистического) не имела теоретического значения, не несла в себе как учение ничего нового. Она приобретала исключительное своеобразие и огромную историческую ценность «лишь» потому, что выражала – выражала не системой доказательств, а всем характером, пафосом, тоном – настроение широких масс крестьянства на крутом повороте истории, противоречивое соединение в их сознании и в их поступках протеста и отчаяния. Но разве не было бы лучше, если бы Толстой выразил лишь их протест, не выразив их отчаяния и не внеся в свое учение их наивность, отчуждение от политики, «непротивление злу» и т. п.? Разве не лучше было бы, если бы он отразил их настроение не так полно? Этот вопрос кажется естественным, а между тем он насквозь схоластичен. Ведь это все равно, что спросить: разве не было бы лучше, если бы Толстой стоял на точке зрения не патриархального крестьянина, а «представителей современного рабочего движения»? Допустим, что это случилось бы, что невозможное для Толстого – невозможное при его воспитании и духовном развитии, при его устремлениях и исканиях – «вдруг» стало бы возможным. Многомиллионное крестьянство, с его устремлениями, настроениями, мучительными переживаниями, не перестало бы существовать. «Великое народное море, взволновавшееся до самых глубин, со всеми своими слабостями и всеми сильными своими сторонами»⁶, продолжало бы волноваться и бушевать. Эта могучая, хотя и противоречивая сила, становившаяся главным союзником пролетариата в революционной борьбе, таким союзником, без которого победа в этой борьбе была невозможна, – эта могучая сила не перестала бы нуждаться в своем великом выразителе, в «зеркале» русской «крестьянской буржуазной революции»⁷.

Но имеет ли все это какое-либо отношение к проблеме специфики искусства? На этот вопрос призвано ответить все дальнейшее изложение. Пока следует обратить внимание на то обстоятельство, что, связывая своеобразие и новизну толстовской критики с выражением противоречивых настроений крестьянских масс, В. И. Ленин подчеркивал, что эти настроения были выражены Толстым «с такой силой, которая свойственна только гениальным художникам». Иными словами, речь в данном случае шла о том, что художественная мощь Толстого придала старым выводам новое звучание, отразившее – «так верно»! – самую животрепещущую современность: кричащие противоречия массового крестьянского движения. На ленинском понимании этих противоречий следует несколько задержаться: с этим вопросом в литературоведении связано одно устойчивое заблуждение.

2

Касаясь того места работы В. И. Ленина «Аграрный вопрос и «критики Маркса», где речь идет о Л. Н. Толстом, некоторые литературоведы сделали вывод, что в этом, относящемся к 1901 году, подстрочном примечании В. И. Ленин раскрыл свое понимание толстовских противоречий, даже, как выразился один исследователь, «впервые дал свое определение противоречивости идеологии Толстого». С тех пор такая точка зрения вошла в широкий обиход, тем более что никаких пояснений не было дано и в сборниках суждений В. И. Ленина о литературе и искусстве. Между тем пояснения настоятельно требовались. Следует напомнить, что подстрочное примечание В. И. Ленина означало ссылку на незадолго до этого появившуюся статью К. Каутского «Толстой и Брентано»: «Каутский сопоставляет с современным научным социализмом учение Л. Толстого, остающегося глубоким наблюдателем и критиком буржуазного строя, несмотря на реакционную наивность своей теории, – и буржуазную экономию…» ⁸. Не ознакомившись со статьей К. Каутского (она не переведена на русский язык), некоторые литературоведы решили, что слова о противоречиях Л. Н. Толстого В. И. Ленин добавил от себя. Как же обстояло дело в действительности?

Оценивая книгу Л. Н. Толстого «Рабство нашего времени», К. Каутский писал: «Само собой разумеется, что содержащееся в данной книге изображение русских трудовых отношений сделано мастерски и производит глубокое впечатление. Но книга захватывает и в тех ее частях, где слово берет уже не художник, а социальный философ. Пусть его социальная философия странно и реакционно наивна – с нами, тем не менее, говорит глубочайший мыслитель, острый наблюдатель, изучивший человеческую душу так, как это удается лишь немногим» ⁹. Как видим, В. И. Ленин, сжав суждения К. Каутского в краткую и четкую формулу, ничего не изменил в их существе. Следует ли из этого, что В. И. Ленин вывел «свое определение противоречивости идеологии Толстого» из суждений К. Каутского? Нет, конечно. Суждения эти были очень далеки от той концепции творчества Л. Н. Толстого, которая раскрылась позднее в ленинских статьях 1908 – 1911 годов В статье «Толстой и Брентано» еще не было не только решения, но даже постановки вопроса: «…Чем вызываются кричащие противоречия «толстовщины», какие недостатки и слабости нашей революции они выражают?» ¹⁰. У К. Каутского нельзя обнаружить даже намека на объяснение силы и слабости Л. Н. Толстого силой и слабостью массового крестьянского движения в период подготовки буржуазно-демократической революции в России. А именно в этом состояла суть концепции В. И. Ленина.

Можно ли утверждать, что такая концепция сложилась у В. И. Ленина сразу? Нет, даже в его работе «Победа кадетов и задачи рабочей партии», написанной в 1906 году, был сделан лишь подход, лишь подступ к той системе взглядов на Л. Н. Толстого, которая воплотилась в статьях 1908 – 1911 годов. Нанося удары кадетам как «героям мещанства» и «рыцарям мещанства» и доказывая, что они и распространявшиеся ими конституционные иллюзии, которые вели к «соглашению» с самодержавием, были более опасны для революции, чем откровенно реакционные силы, В. И. Ленин определял кадетов как оппортунистическое крыло буржуазной демократии, опирающееся на ее самые отсталые, забитые, пассивные слои. В. И. Ленин указывал, что «не мещански-ограниченный, а революционный» народ – это та его часть, которая способна «на борьбу с насильниками, а не только на увещания, назидания, сожаления, осуждения, хныканье и нытье». Революцию В. И. Ленин определял как «такой период народной жизни», когда прорывается наружу «веками накопившаяся злоба» и когда революционное насилие народа обрушивается на угнетающих народ реакционных насильников. Свою мысль о проявлениях мещанской ограниченности в массах трудящихся В. И. Ленин пояснял словами о том, что в этих массах «есть люди, забитые физически, запуганные, люди забитые нравственно, например, теорией о непротивлении злу насилием…». И, уже прямо имея в виду Л. Н. Толстого, В. И. Ленин спрашивал: «Не создали ли некоторые идеологи мещанства теории непротивления злу насилием?» – и снабжал эти слова примечанием: «Г. Бердяев! гг. редакторы «Полярной Звезды» или «Свободы и Культуры»! Вот вам еще тема для долгих воплей,… то бишь долгих статей против «хулиганства» революционеров. Называют, дескать, Толстого мещанином!! – кель оррер, как говорила дама, приятная во всех отношениях» ¹¹.

Что В. И. Ленин в данном случае присоединился к оценке толстовского учения, данной М. Горьким в его «Заметках о мещанстве», и что он взял М. Горького под защиту от Н. Бердяева, от его «литературно-критических взвизгиваний» (имелась в виду его статья «Революция и культура», опубликованная в журнале П. Струве «Полярная звезда»), – на этот факт было обращено внимание в печати давно. Но при этом остался без внимания другой факт, которому не придается должного значения до сих пор: В. И. Ленин ни разу не повторил позднее такого определения толстовского учения. Не повторил, хотя и в «Заметках о мещанстве», и в работе «Победа кадетов и задачи рабочей партии» отнесение Л. Н. Толстого к «идеологам мещанства» не означало, разумеется, определения классовой природы его творчества. Речь шла лишь о том, что теория непротивления злу насилием соответствовала, по своему объективному содержанию, всем тем призывам к примирению классов, к притуплению противоречий между ними, к отказу от революционной борьбы и т. п., которые М. Горький связывал с мещанским «строем души».

Не следует забывать, что сам М. Горький протестовал против попыток подвести всего Толстого под такие категории. Его возмутило намерение буржуазных либералов нажить какой-то моральный капитал на толстовском юбилее 1908 года, возмутило «желание мещан объявить Толстого – всего! – своим». Он писал по этому поводу: «Преподлая экспроприация – не правда ли?» ¹².

Не надо забывать и о том, что В. И. Ленин и в 1908 году продолжал в письмах к М. Горькому высоко оценивать его «Заметки о мещанстве» и что, согласно воспоминаниям Н. К. Крупской, они принадлежали к наиболее любимым В. И. Лениным горьковским сочинениям. И все же факт остается фактом: в ленинских статьях 1908 – 1911 годов уже нет причисления Толстого, хотя бы и Толстого-проповедника, к «идеологам мещанства», а есть оценка его с точки зрения противоречий крестьянской массы, тех противоречий, о которых говорилось в работе «Победа кадетов и задачи рабочей партии» и – еще шире и резче – в других ленинских работах, появившихся вслед за завершением первой русской революции, когда уже можно было подводить ее итоги. Не повторял подобной оценки Л. Н. Толстого и М. Горький. Включая позднее «Заметки о мещанстве» в сборник своих статей и вспоминая о тех откликах, которые вызвали его суждения о Толстом и Достоевском, М. Горький писал: «…Меня особенно резко порицали и порицают не за оценку «мещанства», как известного строя души, а именно за мое отрицательное отношение к Толстому и Достоевскому, как социальным педагогам. Я знаю, что отношение это выражено в резких формах и, если бы я писал на эту тему теперь, – я нашел бы более мягкие, а, может быть – и более убедительные слова. Но, по существу, мое отношение к социальной педагогике Достоевского и Толстого не изменилось и не может измениться. Смысл двадцатипятилетней общественной работы моей, как я понимаю ее, сводится к страстному моему желанию возбудить в людях действенное отношение к жизни»¹³. М. Горький действительно нашел более мягкие и более убедительные слова для оценки Л. Н. Толстого, и в этом ему помогла ленинская концепция толстовского творчества. Но приближение к этой концепции потребовало времени и усилий.

3

Для лучшего понимания того нового, что принесли с собою ленинские статьи о Л. Н. Толстом, полезно сопоставить их с относящимися к тому же периоду суждениями М. Горького. Более ранний период не давал оснований говорить о каких-либо расхождениях во взглядах В. И. Ленина и М. Горького на Л. Н. Толстого. Теперь такие расхождения обнаружились главным образом в понимании социально-исторического источника толстовских противоречий, которые М. Горький всегда остро ощущал¹⁴. Говоря в 1909 году в каприйских лекциях о том, что Л. Н. Толстой вынужден был вступить и вступил в противоречие со своим дворянским классом, М. Горький не отделял в этом отношении «последнего и действительного аристократа русской литературы» ¹⁵  от Тургенева и других писателей-дворян, которые дошли в своем реалистическом творчестве до резкой критики дворянства. Правда, в каприйских лекциях было сказано, что «мысль Толстого направлялась всегда по линии интересов крестьянской массы» ¹⁶, и есть исследователи, которые видят в этих словах результат влияния статьи В.

1. »Ленин и литература». Сборник статей, Гослитиздат, М. 1963, стр. 211.[↩]
2. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, стр. 19.[↩]
3. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, стр. 20, 23.[↩]
4. Там же, стр. 71.[↩]
5. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, стр. 40.[↩]
6. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, стр. 71.[↩]
7. Там же, т. 17, стр. 210.[↩]
8. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 5, стр. 149.[↩]
9. »DieNeueZeit», 1900 – 1901, N 27, S. 820 – 821. [↩]
10. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 17, стр. 209.[↩]
11. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 12, стр. 320, 321[↩]
12. М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 29, Гослитиздат, М. 1955, стр. 56. (Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.)[↩]
13. М. Горький, Статьи 1905 – 1916 гг., изд. 2-е, «Парус», Птг. 1918, стр. 3.[↩]
14. После своей первой встречи с Л. Н. Толстым М. Горький писал А. П. Чехову: «В конце, он все-таки – целый оркестр, во в нем не все трубы играют согласно». В том же письме высказано убеждение, что Л. Н. Толстой, при всем его религиозном проповедничестве, «атеист, и глубокий» (28, 117). Впоследствии, в 1919 году, в своем очерке «Лев Толстой» М. Горький не только с исключительной силой раскрыл толстовские противоречия, но и вплотную подошел к ленинскому их объяснению.[↩]
15. «Архив А. М. Горького», т. I, ГИХЛ, М. 1939, стр. 295.[↩]
16. Там же, стр. 286.[↩]