Опыт исторической эстетики

В. И. Тюпа, Художественность литературного произведения. Вопросы типологии, Красноярск, Изд. Красноярского университета, 1987, 224 с.; он же. Художественность чеховского рассказа, М., «Высшая школа», 1989, 136 с.

Литературоведение и эстетика развиваются у нас в основном параллельно. Эстетики заняты логическими конструкциями и формулировками, анализ художественных произведений их не очень интересует, а многие литературоведы и особенно критики, как известно, ввиду недостаточности и устарелости существующей терминологии потеряли интерес к теории вообще. Даже специалисты по теории литературы не особенно охотно идут навстречу эстетике, основные ее категории используют только частично. Например, Г. Поспелов трансформировал их в разновидности пафоса – лишь одной из «сторон»содержания литературного произведения¹.В. Тюпа в первой теоретической книге стремится сблизить эстетику и литературоведение, раскрыть специфику воплощения эстетических категорий в литературе, применить к конкретному материалу, кроме того, учесть условия возникновения в литературе того или иного категориального принципа, то есть, говоря словами автора, по аналогии с исторической поэтикой предложить опыт «исторической эстетики»словесного художественного творчества»(с. 12).

Исследователь разграничивает художественность как специфический признак искусства в целом и «литературность»как свойство именно литературы, прежде всего жанровое. Художественность в его понимании – это идейно-эстетическая целостность произведения. Литературоведы по-разному относятся к понятию целостности. Скажем, М. Гиршман или В. Федоров² считают его ключевым и методологически наиболее продуктивным, а Л. Тимофеев³ и вслед за ним Б. Гончаров⁴ в связи с использованием этого понятия опасаются «приравнивания»отдельных элементов произведения к целому, но первый констатирует вообще его непродуктивность, противопоставляя ему принцип системности, второй же, наоборот, отождествляет то и другое: «Синонимом художественной системности является понятие целостности, обычно используемое по отношению к произведению» ⁵. Разумеется, все зависит от того, что именно понимается под целостностью и системностью.В. Тюпа в этом отношении обстоятельнее всех, он всесторонне, по пунктам разъясняет свою концепцию. Система дискретна, это упорядоченная дифференциация элементов на основе оппозиций, управляемая и воспроизводимая, подверженная энтропии – самопроизвольному понижению организованности. Целостность непрерывна, интегральна, в ее основе доминантные, а не оппозиционные отношения, она саморазвивается, она уникальна и неисчерпаема, остается вне энтропии. «В отличие от системности, выступающей предметом опосредованного и последовательного (поэтапного) расчленяюще-логического рассмотрения, индивидуальная целостность – предмет непосредственного и сиюминутного («остановись, мгновенье, ты прекрасно!») эстетического усмотрения»(с. 22). То есть произведение искусства целостно, но это его свойство в научном анализе предстает как системность. Наверное, не все согласятся с выведением системности за пределы самого текста, но это будет вопрос чисто терминологический: реальные свойства художественного произведения В. Тюпа обосновал достаточно убедительно.

С позиций целостности произведения эстетические категории имеют отношение не только к одной «стороне»содержания, их нельзя сводить к идейному утверждению или отрицанию того или иного социального характера, как бывает в литературоведении⁶. Утверждение или отрицание не только не есть сама художественность, но «иной раз может оказаться и разрушительным для нее»(с. 90). В. Тюпа настаивает на необходимости выделить внутреннюю сторону (точнее было бы сказать – качество, свойство) содержания произведения, которая опосредует связь всех аспектов содержания со всеми аспектами формы в неразрывное целое, и называет ее модусом художественности. «Героизация, трагическая драматизация, «сатиризация»и тому подобные модусы художественности в отношении автора выступают как виды его пафоса; в отношении читателя – как разновидности катарсиса (сотворческого переживания); в отношении героев с их характерами – как традиционные, трансисторические стратегии типизации (в отличие от метода как явления непрерывно обновляющихся исторически стадиальных принципов типизации)»(с. 92). Без этой внутренней связи получаются лишь подражательные и неудавшиеся творения, в которых, конечно, форма и содержание, признаки метода, жанра и стиля тоже связаны, но чисто внешне, неубедительно.

Какие же аспекты, по мнению В. Тюпы, связываются воедино модусом художественности? Поскольку он относится и к автору и к читателю, находящимся вне произведения как такового, исследователь подчеркивает, что предлагаемая им схема – схема не собственно произведения, а «художественной реальности как идеологического отношения между автором, героем и читателем»(с. 75). Ее иерархия такова: психологическая реальность сознания – ситуация – сюжет – деталь – голос – композиция – ритм – лингвистическая реальность текста. Анализируются все составляющие. Эстетическая ситуация (новое научное понятие), которая сама по себе бывает героической, трагической, иронической и т. п., наиболее удалена в этой иерархии от полюса текста и заключается во всеобщности человеческого «я». Это «идентификация личного с инаколичным, восходящая к мифологическому строю мышления»(с. 76). Здесь исток художественной целостности. «Ведь подобно мифу и в отличие от биографического жизнеописания роман, например, несет в себе «обобщенный образ человеческих индивидуальностей и судеб» ## А. А. Федоров, Томас Манн. Время шедевров, М., 1981, с.

1. См.: Г. Н. Поспелов, Проблемы исторического развития литературы, М., 1972, с. 63 – 151.[↩]
2. См.: М. М. Гиршман, Анализ поэтических произведений А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Ф. И. Тютчева, М., 1981; В. В. Федоров, О природе поэтической реальности, М., 1984.[↩]
3. См.: Леонид Тимофеев, Слово в стихе, М., 1982, с. 17 – 18.[↩]
4. См.: Б. П. Гончаров, Анализ поэтического произведения, М., 1987, с. 14 – 15.[↩]
5. Там же с. 17.[↩]
6. См.: Г. Н. Поспелов, Проблемы исторического развития литературы, с. 17 – 35; Е. Г. Руднева, Идейное утверждение и отрицание в художественном произведении, М., 1982.[↩]