№1, 1982/Жизнь. Искусство. Критика

Опираясь на завоеванное

Никогда еще, кажется, так много не писали и не спорили о критике, как в последние годы. Это общая примета литературной жизни стран, вступающих в период развитого социализма, который предполагает резкое возрастание роли культуры в жизни каждого человека и всего общества в целом.Как участвует в этом процессе литературная критика и всегда ли она на уровне новых, все усложняющихся задач? В чем общественное, эстетическое призвание критики и каковы ее методы? Эти и многие другие вопросы широко обсуждаются в Советском Союзе, ГДР, Венгрии, Болгарии. В Чехословакии развитие литературной критики имело в последнее десятилетие свою специфику, ибо в этой области особенно остро шла борьба с разного рода ложными концепциями, получившими распространение в обстановке общественно-политического кризиса 60-х годов и тормозившими развитие социалистической литературы.Сегодня можно с уверенностью сказать, что проделана огромная позитивная работа, которая вывела чехословацкую критику из характерного для начала 70-х годов состояния известной растерянности. Критика прочно стоит на позициях марксистской эстетики, укрепляет контакты с читательской аудиторией, поддерживает плодотворные тенденции в современной литературе. Чехословацкая литературная мысль не просто восстановила свой творческий и гражданский потенциал, она поднимает новые важные проблемы, осваивает новые методы идейно-эстетического анализа; накопленный ею опыт имеет международное значение.

Может быть, самая приметная черта в развитии чехословацкой критики – внимание к отечественной демократической и революционной традиции, стремление ее исследовать и осваивать с более глубоких, научно обоснованных позиций, опираться на нее в своей нынешней деятельности. Это в первую очередь относится к традиции марксистской критики межвоенного периода, которая предавалась забвению либо искажалась эстетствующими и ревизионистскими литераторами 60-х годов, но и распространяется на более широкий круг историко-литературных, методологических, теоретических, эстетических проблем.

Пристальный интерес современной критики к своим традициям побуждает к тому, чтобы рассматривать ее в этом свете. Разумеется, речь идет не о том, чтобы к сегодняшним авторам прикладывать мерки классических образцов, всегда «недосягаемых». Такое занятие было бы заведомо малопродуктивным. Но можно попытаться уловить какие-то сквозные тенденции, идущие из глубины времен и не утратившие актуальности, попытаться соотнести некоторые уроки прошлого и вопросы, волнующие критическую мысль наших дней;

1

Самый первый критик родился, наверное, вместе с первым литературным произведением. Литература вообще существует только тогда, когда она воспринимается, осмысливается, оценивается. Но в развитии каждой литературы наступает момент, когда критика, уже не удовлетворяясь ролью естественного «сопровождения» и «дополнения» к художественному творчеству, заявляет о себе как о самостоятельном факторе. Это показатель не только ее собственной зрелости, но прежде всего зрелости литературы.

В истории чешской критики знаменательным событием на пути ее формирования как важной составляющей литературного процесса было выступление в 1845 году будущего замечательного чешского сатирика К. Гавличка-Боровского о повести Й. -К. Тыла «Последний чех». Это было время подъема литературы национального возрождения, уже имевшей на своем счету такие выдающиеся произведения, как «Дочь Славы» Я. Коллара, «Май» К. -Г. Махи, поэзия Ф. -Л. Челаковского. Й. -К. Тылу принадлежали большие заслуги в возрождении чешской культуры: он был организатором театра и драматургом, одним из основоположников новой чешской прозы, журналистом, утверждавшим в своих статьях идеи патриотизма. К этому времени чешская критика, которая начиналась в конце XVIII века работами Й. Добровского, окрепла в «просодических спорах» начала XIX века, когда силлабо-тонической концепции Добровского П. -Й. Шафарик и Ф. Палацкий противопоставили метрическую систему стихосложения по античному образцу, была достаточно развитой. И все же именно статья Гавличка-Боровского явилась рубежом, с которого может вести отсчет чешская литературная критика в современном ее понимании.

Повесть Тыла «Последний чех» (1845), которую иногда называют «первым чешским романом», не является лучшим произведением ее автора, более прославлены написанные им пьесы, которые до сих пор остаются в репертуаре театра. Но нет сомнений, что именно выступление Гавличка оказало воздействие на дальнейшее творчество Тыла, сколь бы болезненно ни реагировал он на критику Гавличка. Тыл был уже широко известным писателем, а его авторитет в кругах патриотической и демократической чешской общественности – очень высоким. Гавличек же был еще очень молод (ему исполнилось 24 года), только начинал приобщаться к литературе. И вот он выступил со статьей, блестяще, остроумно и неопровержимо вскрывающей слабости творения признанного мастера и выдвигающей перед чешской литературой и критикой новые высокие задачи.

З. Неедлы называл статью Гавличка «одним из самых славных произведений всей нашей критической литературы». В то же время есть и другая точка зрения: выступление Гавличка нанесло урон демократическому лагерю в чешской литературе, ибо оно подыграло силам, которые вели против Тыла борьбу с реакционных позиций. Об этом пишет, например, И. Гаек в своей в целом очень интересной книге «Беседы о критике» (1978). Безусловно, такое суждение имеет свои резоны. Но мне представляется, что взгляд на чешскую литературу в ее перспективе, включая последующее творчество Гавличка и самого Тыла, позволяет отвести от критика подобный упрек. Статья Гавличка явилась своего рода программой чешской реалистической литературы и чешской критики, а действенность ее неизмеримо возрастала оттого, что разговор шел на основе конкретного произведения, и не какого-то третьестепенного автора, а одного из столпов национального возрождения.

Разумеется, в рамках настоящей статьи нет возможности – да это и не входит в задачу ее автора – дать, пусть даже самую беглую и схематичную, историю чешской и словацкой критики – от Гавличка до наших дней. Но на отдельных положениях статьи Гавличка о «Последнем чехе» хотелось бы остановиться: они звучат удивительно злободневно.

И до Гавличка – например, Шафарик и Палацкий – выдвигали требование повысить художественный уровень чешской литературы. Но раньше это было скорее абстрактное благое пожелание, у Гавличка же оно стало конкретней борьбой против всего искусственного, сентиментального, за правдивое, художественно убедительное искусство: «…Давайте судить себя строго, не будем так скоро почивать на лаврах! Отважимся иметь убеждение, что нам надо в мире многому научиться и только потом что-то писать; что в книги надо вкладывать только те свои мысли и опыт, которые большинству наших соотечественников еще не известны, и что каждое творение изящной словесности должно быть новым, основательно и художественно выполненным целым«.

С этих позиций Гавличек и разбирает слабости сюжета, обрисовки героев, стиля «Последнего чеха».

Максимализм? Да, конечно. Но такой, который реально двинул чешскую литературу вперед, вызвав бурную реакцию, опоры, стремление столкнувшихся в полемике писателей доказать свою правоту делом – новыми художественными созданиями.

Выступление Гавличка было подготовлено всем предшествующим развитием чешской демократической критики – в этом И. Гаек совершенно прав. Важным моментом было и пребывание Гавличка в России: в 1843 – 1844 годах он был воспитателем в семье Шевырева. Высказано предположение (правда, это только гипотеза), что ему были известны взгляды Белинского, но, безусловно, он прекрасно знал Гоголя, ибо перевел на чешский язык некоторые его повести и первый том «Мертвых душ». Не в последнюю очередь надо сказать и о радикализации общественной атмосферы в Чехии на подступах к революции 1848 года, одним из ведущих деятелей которой станет Гавличек. В статье о «Последнем чехе» он писал: «Пора бы уже, чтобы этот наш патриотизм соизволил бы наконец из уст наших переместиться в руки и тела, то есть чтобы мы из любви больше бы для народа делали, чем об этой любви говорили…» И отсюда вывод для литературы и критики: «Если бы то время и тот труд, которые мы употребляем на уговаривание народа нашего, чтобы он вместо чужих лучших сочинений читал бы из патриотизма наши худшие, если бы, говорю я, это время и труд мы употребили бы на то, чтобы наши сочинения сделать лучше чужих, мы поступили бы гораздо мудрее и полезнее».

В деятельности Гавличка-критика проявились черты, которые будут впоследствии характерны для всего развития прогрессивной литературной мысли. Начнем с того, что в качестве критика выступает крупный писатель. Правда, его наиболее значительные произведения- поэмы «Крещение святого Владимира», «Тирольские элегии» – еще впереди: критик в нем как бы предшествовал писателю, но само по себе соединение этих двух качеств в одном лице будет многократно повторяться в истории чешской литературы. Как критики выступали Я. Неруда, В. Галек и многие другие вплоть до И. Волькера, К. Чапека, современных писателей. От Гавличка идет традиция критической статьи, оригинальной не только по мыслям, но и по форме. От Гавличка идет традиция эстетической требовательности («невзирая на лица») и не менее важная традиция спора о литературе как о жизни.

Одна из кардинальных литературоведческих проблем, над которой в наши дни работают чехословацкие критики, – проблема чешско-словацкого литературного контекста. Понятие это имело разное наполнение на разных исторических этапах, не обошлось здесь и без подчас весьма острых конфликтов, но знаменательно, что ведущие писатели и критики обоих народов естественно мыслили о литературе в чешско-словацких масштабах.

В «Главе о критике», где Гавличек, по следам споров вокруг его статьи о «Последнем чехе», подробно изложил свои воззрения на миссию литературной критики, мы читаем: «В Чехии (а также в Моравии и Словакии)…» Это проистекало из понимания общности задач чешских и словацких писателей.

Иное дело, что Гавличек, как и другие чешские деятели национального возрождения, включая Палацкого, отрицательно отнесся к созданию (1844 год) «дружиной» Л. Штура словацкого литературного языка для словацкой литературы, большая часть которой до того времени писалась на чешском языке. Они увидели в этом сепаратизм, пагубный отход от чехов. В резкой полемике между чехами и словаками и с той и с другой стороны прозвучало тогда немало несправедливых обвинений. По этому поводу В. Минач в эссе «Собранные споры Йозефа Милослава Гурбана» писал: «Речь шла об исторической неизбежности. Но современники обычно воспринимают историческую неизбежность не как неизбежность, а скорее как субъективный произвол…» Это в исторической перспективе ясно, что создание словацкого литературного языка, давшее мощный толчок развитию словацкой литературы, явилось основой формирования подлинного, равноправного единства братских литератур. Гавличек был неправ в отношении словацкого литературного языка и ряда других вопросов, но литература Словакии была ему родной и близкой.

Так же обстояло дело и со стороны деятелей национального возрождения в Словакии. Не случайно одним из первых их программных выступлений о литературе была статья молодого Й. -М. Гурбана (1817 – 1888) о стихотворениях чеха К. Сабины (1841 года). Мы не обязаны, конечно, соглашаться сегодня с критиком во всех его рассуждениях об «истинно славянской поэзии» и против чуждых влияний, вполне объяснимых тогда растущей остротой национально-освободительной борьбы, но принципиально важно подчеркивание им гражданской миссии поэзии: «Поэты, в чьей песне – дух народа, становятся создателями более прочных творений, возвышенности и красоты, чем те, кто плавает лишь в царствах своих видений».

Словаки Л. Штур, Й. -М. Гурбан, А. Сладкович, так же как чехи К. Гавличек, К. Сабина, Я. Неруда, были одновременно не только писателями и критиками, но и общественными деятелями. Литературная критика с эпохи национального возрождения прочно обосновалась на переднем крае общественной борьбы. В XX веке эта традиция блестяще реализовалась в деятельности славной плеяды критиков-марксистов.

2

До сих пор мы говорили о критиках-писателях, о критической деятельности, которая как бы подготовляла теоретически, программно художественное творчество. Но бывало и обратное. Деятельность крупнейшего чешского критика-демократа Ф. -К. Шальды (1867 – 1937) началась статьей «Синтетизм в новом искусстве» (1892), которая была написана, дабы теоретически объяснить и обосновать смысл и характер художественного произведения (конкретно его новеллы «Анализ»), вызвавшего нападки литературной печати.

Шальде принадлежит большое число художественных произведений: рассказы, пьесы, роман, стихи. Некоторые из них, особенно пьесы начала 20-х годов, в свое время пользовались успехом, но сегодня они имеют в основном историко-литературное значение. Иное дело – его критические статьи, игравшие важную роль в развитии чешской литературы на протяжении полувека и до сих пор не утратившие интеллектуальной силы и эмоционального обаяния, статьи, блестяще написанные и служащие образцом глубокого и тонкого анализа, проведенного с подлинным изяществом. В 1977 году вышла в свет монография Л. Штолла «Гражданин Ф. -К. Шальда». В качестве эпиграфа он взял строки из письма Ю. Фучика 1940 года: «А что, если начать с Шальды? Или со статьи о Шальде. Им завладели «католики» и проделывают с ним всяческие безобразия. Но от этого он не перестает быть основоположником чешской критики, и его сильные стороны так близки нам – или скажем смиреннее: мы так близки им, – что об этом надо однажды оказать очень громко и – главное – документированное. За создание такой работы и взялся Штолл, и этой книге, продиктованной заботой о повышении методологического, философского, гражданского уровня современной критики, суждено было стать последней, изданной при жизни ее автора.

Книга, которая посвящена Шальде и которую открывает эпиграф из Фучика, – своего рода научное завещание Штолла, обращенное к молодому поколению, призыв к этической требовательности и совершенствованию мастерства, призыв беречь традицию, которую представляли коммунист Фучик и демократ Шальда.

Воплощением живой связи национальной культуры прошлого и культуры социалистического общества явилась деятельность З. Неедлы (1878 – 1962). Дарование литературного критика соединилось в нем с талантом историка, музыковеда, литературоведа. С самых первых трудов Неедлы отличала исключительная преданность демократическим идеалам национальной культуры, забота о сохранении прогрессивной национальной традиции.

Цитировать

Шерлаимова, С.А. Опираясь на завоеванное / С.А. Шерлаимова // Вопросы литературы. - 1982 - №1. - C. 43-62
Копировать