Одинокая птица над разоренным гнездом. Нелли Закс

Русскоязычному читателю творчество Нелли Закс, немецкого поэта еврейского происхождения, почти незнакомо. Единственный сборник ее стихов «Звездное затмение» вышел в 1993 году крохотным тиражом в малоизвестном издательстве «Ной» (в выходных данных значится еще «Физкультура и спорт»!). Правда, книжечка дорогого стоит: предисловие к ней написал Сергей Аверинцев, а послесловие — Владимир Микушевич. Он переводил стихи Нелли Закс с начала 1960-х годов, сборник уже стоял в плане, но в 1967 году разразилась Шестидневная война, советское руководство разорвало отношения с Израилем, и набор сборника был рассыпан, хотя Нелли Закс не была израильской поэтессой. Понадобилось еще четверть века, чтобы голос Нелли Закс был услышан русскоязычным читателем.

Родилась Нелли Закс в Берлине на исходе 1891 года. Ее одногодок Осип Мандельштам в 1937 году закончил свои «Стихи о неизвестном солдате» такими словами: «Я рожден в ночь с второго на третье / Января в девяносто одном / Ненадежном году — и столетья / Окружают меня огнем». В 30-е годы огненное кольцо сомкнулось и вокруг Нелли Закс.

В «Реквиеме» Анны Ахматовой есть строки, написанные в 1938 году: «Показать бы тебе, насмешнице / И любимице всех друзей, / Царскосельской веселой грешнице, / Что случится с жизнью твоей…» И Нелли Закс могла бы их повторить. Она росла в семье богатого просвещенного фабриканта и изобретателя, окруженная заботой и лаской. Их вилла с роскошным парком располагалась на окраине столицы. Чудовищные контрасты мегаполиса были ей неведомы, жизнь, представленная в романе Деблина «Берлин. Александерплатц», была ей чужда, да она ее и не знала. Ей были близки музыка, поэзия, философия, балет. Маленькая, хрупкая, она мечтала стать балериной. Вечерами часто музицировала с отцом. Мать, Маргарет, заразила ее своей страстью к романтикам. Новалис, Гельдерлин стали ее любимыми поэтами. От них потянулась нить в глубь времен — к мистику Якобу Беме, философу-сапожнику из Герлица, создателю христианской каббалы.

Юность Нелли совпала с выступлением экспрессионистов. Она уже писала романтически окрашенные стихи, не лишенные свежести чувства. Но представить очаровательную миниатюрную Нелли в рядах революционеров искусства, участницей жарких дискуссий в берлинских кабаре просто немыслимо. Впрочем, современная поэзия ее не влекла, даже Рильке был ей неведом.

В 1921 году она опубликовала первую книгу «Легенды и рассказы», удостоившуюся внимания Стефана Цвейга. Она посвятила ее Сельме Лагерлеф, с которой состояла в переписке с 1909 года. Пятнадцатилетней, она прочла ее «Сагу о Йесте Берлинге», была ею покорена и решилась написать автору. Она и представить себе не могла, какую роль эта первая женщина, получившая Нобелевскую премию по литературе (1909), сыграет в ее жизни.

Отец Нелли умер в 1930 году, но они с матерью отнюдь не бедствовали. Мир Нелли Закс рухнул в 1933-м. После введения Нюрнбергских законов (1935) она перестала быть немкой. В ее паспорт, как всем женщинам еврейского происхождения, вписали имя Сарра, тогда же она изменила данное ей при рождении имя Леони на Нелли. Нацисты ариизировали их дом, то есть отняли, и в одночасье она превратилась в парию. Полностью ассимилированная, погруженная в европейскую культуру, увлеченная немецким средневековьем, романтиками, она была отвергнута соотечественниками-немцами и буквально «вброшена» в еврейство, о котором прежде и не задумывалась. Впечатлительная и ранимая, она столкнулась с ненавистью, иррациональной, необъяснимой:

Мы изранены до того,

что нам кажется смертью,

если улица вслед нам бросает

недоброе слово.

(Перевод С. Аверинцева)

После того, как штурмовики в коричневом ворвались в их дом, круша все, а кое-что и прихватывая как добычу, она лишилась речи и пять дней не могла говорить. После этого появились в ее стихах образы немой рыбы, рыбы, вытащенной на берег, рыбы с выдранными жабрами. Некоторые увидели в этом образе Христа, которому в христианской мифологии соответствует знак — рыба.

Нелли воспринимала христианские ценности как общечеловеческие, но теперь, когда в ее родной стране евреи были исключены из человеческого сообщества, она стала искать утешения и опоры в вере своих праотцев. Немецкая подруга подарила ей зимой 1939 года две книги Мартина Бубера, философа, религиозного мыслителя, глубокого исследователя хасидизма, — «Легенды о Ба`ал-Шеме» и «Хасидские рассказы ребе Нахмана из Брацлава». Сказать, что эти книги перевернули ее жизнь, было бы преувеличением, но они стали событием. Ортодоксальный иудаизм ее не затронул, увлекла и повела за собой живая нить универсальной мистики. Однако время и реальные обстоятельства не располагали к умозрительной метафизике. Она была бесповоротно загнана в угол.

Благодаря усилиям С. Лагерлеф и членов шведской королевской семьи в 1940 году удалось добиться разрешения на выезд Нелли и ее престарелой матери из Германии в Стокгольм. К несчастью, их благодетельница ушла в мир иной накануне их прибытия, и они оказались на чужбине без средств и без языка. Но — главное — они остались в живых, а все родственники и человек, которого Нелли безответно любила, погибли в лагерях смерти.

Вопреки известному афоризму Адорно: «После Освенцима писать стихи невозможно», — Нелли Закс после Освенцима не могла не писать стихов: «Ужасные переживания, которые привели меня как человека на край смерти и безумия, научили меня писать. Если бы я не писала, я бы не выжила. Смерть стала моим учителем».

Ганс Магнус Энценсбергер, один из самых влиятельных немецких писателей и публицистов, в предисловии к ее «Избранным стихотворениям» (1963) заявил, что Нелли Закс — «живое опровержение утверждения Адорно». И С. Аверинцев свое предисловие к сборнику назвал «Писать стихи после Освенцима». Только то, что теперь писала Нелли Закс, было не похоже на ее прежние стихи.

Ее поэтика преобразилась: каждое стихотворение — залп образов, облеченных в форму свободного стиха.