№8, 1975/Теория литературы

Об издержках «синтетической» манеры

За последние годы в нашей критике заметна тяга к формам уплотненной, «синтетической» речи об искусстве, к суммарным оценкам художественного явления, взятого как некая компактная система, подробности которой нас интересуют во вторую или в третью очередь.

При этом дверь в творческую лабораторию исследователя приоткрывается лишь на короткие минуты – не затем, чтобы дать читателю туда заглянуть, а затем, чтобы выпустить хозяина лаборатории, выносящего на люди готовый «препарат» своей концепции.

В такой манере есть безусловная импозантность, так как критическое сознание в этом случае наглядно демонстрирует свою силу, уверенность повадки и даже известное превосходство над сознанием художественным, которое смирно располагается внутри глобальных построений теоретика. Критик на наших глазах, можно сказать, подковы гнет. Разумеется, подобная метода требует обширных знаний, притом находящихся в активном «обороте», умения соотносить далекое, требует точности эстетического зрения и литературного таланта.

Петр Палиевский, автор обсуждаемой книги1, давно работающий в такой манере, всеми этими качествами, несомненно, обладает. Но форма речи, которую я условно называю «синтетической», таит в себе немало соблазнов, и прежде всего соблазн «волевого» управления материалом, теоретического нажима на литературный факт.

При всей изощренной гибкости своего эстетического мышления, в исходных суждениях П. Палиевский нередко прямолинеен, и в его критической системе художники резко делятся на «героев» и «антигероев».

В последний разряд попали М. Ромм, В. Хлебников, Пикассо, Стравинский, Бергман, поздний Феллини, братья Стругацкие. Какой последовательной идеей или принципом скреплен этот «черный список», можно судить главным образом по контексту, по общему духу статей П. Палиевского. Пытаясь понять логику его пристрастий, мы выходим на антиномию «сложность – простота». Возможны варианты: «народность – элитарность», «органическое творчество – холодное манипуляторство». Что до вариантов, то при отвлеченном подходе к делу такое распределение света и теней выглядит естественным. Но постоянные вспышки предупреждающих знаков «Осторожно, сложность!», право же, смущают. Тем более что лики «сложности» в трактовке критика весьма расплывчаты.

Как, например, формируется у П. Палиевского собирательный облик самозваного гения (статья «К понятию гения»)? Методом чтения в писательских сердцах. Сатанинское честолюбие «гения» принимается за первооснову, «сокрытый двигатель» его поступков, известный априори. Неизвестными (или недостаточно проясненными) признаны лишь приемы, с помощью которых он околпачивает простаков. Следует саркастический перечень уловок (демонстрация «гением» собственной «беспомощности», «идея клоуна», позволяющая законно «не иметь лица», и т. п.). П. Палиевский моделирует тип середнячка-самозванца, человека весьма скудных творческих ресурсов, которому страшно хочется выскочить вперед, помаячить перед глазами честной публики. В качестве опорных фактов, на которые ссылается критик, приводятся, к примеру, воспоминания из третьих рук о Хлебникове, по признанию самого П. Палиевского, не очень-то достоверные.

Насколько «объективен» критик в такой оценке поименованных им «самозванцев», объяснять не приходится.

Но у его метода есть и опасная сила инерции.

Выстрел по мишени с надписью «сложность» произведен не пулей, а дробью, и площадь поражения не поддается контролю. Кто же, помимо Хлебникова, Пикассо, братьев Стругацких, попадает, или может попасть, в категорию «гениев»?

По сути, вакансии открыты для любого художника, охотно прибегающего к условному приему, языку символа, острой перифразы. И быть может, в очередной раз эти вакансии займут, скажем, Гофман, Блок с его «Балаганчиком», Бёль с романом «Глазами клоуна», М. Цветаева, Б. Пастернак, ранний Н. Заболоцкий?

При подкупающей широте эрудиции, силе литературного таланта, печать авторской предвзятости к определенной стилевой манере, типу творчества, угрюмые взоры в сторону писателей неугодных, чужих по «школе» производят тягостное впечатление.

Антоним «сложности» – понятие «простота» также в употреблении П.

  1. П. В. Палиевский, Пути реализма. Литература и теория, «Современник», М. 1974, 223 стр.[]

Цитировать

Камянов, В. Об издержках «синтетической» манеры / В. Камянов // Вопросы литературы. - 1975 - №8. - C. 67-72
Копировать