Об историческом и логическом

Еще сравнительно недавно наша эстетическая мысль серьезно отставала от требований жизни. Это отставание не ликвидировано и до сих пор, но нельзя не видеть, что в последнее время в эстетике зримо наметилось явное оживление. Вошли в систему дискуссии, причем не только в узком кругу специалистов, а и в печати. Чаще стали появляться теоретические статьи и книги, более глубоким и живым сделалось их содержание. Но иногда в наших эстетических спорах звучат и неверные ноты, выдвигаются точки зрения, требующие решительных возражений. Это относится, например, к дискуссионной статье Б. Реизова «О литературных направлениях» («Вопросы литературы», 1957, N 1).

Справедливо и остро раскритиковав догматизм и начетничество в нашем литературоведении, высказав ряд замечаний против субъективизма и произвола в буржуазном литературоведении, Б. Реизов, на наш взгляд, совершенно неправильно решает вопрос о соотношении исторического и логического способов познания.

Говоря о двух подходах к изучению литературы – типологическом и конкретно-историческом, Б. Реизов заявляет:

«Я отрицаю плодотворность типологического изучения литературных направлений и целиком (курсив везде мой. – Г. К.) стою на стороне тех, кто предпочитает конкретно-историческое изучение» (стр. 87).

При этом автор связывает типологию только с гегельянским подходом к искусству, забывая, что в нашей эстетике существует типология в ином понимании, и тем самым отождествляет нашу типологию с гегельянской. С точки зрения методологии, принципов исследования, «типологическое» равнозначно у нас понятию «логическое». В таком случае совершенно ясно, что типологическое в любом исследовании литературы должно находиться в единстве с историческим. Более того, единство логического и исторического является одним из важнейших принципов марксистско-ленинской философии. В этом единстве логическое (типологическое) определяется историческим, является отражением исторического. Следовательно, о противопоставлении одного другому не может быть и речи. Но Б. Реизов даже и не ставит вопрос о единстве исторического и логического способов познания.

Суть его позиции в конечном счете сводится к отрицанию общего, к признанию лишь особенного и единичного в литературе, к признанию одной лишь специфики литературных направлений. А поскольку изучение этой специфики Б. Реизов противопоставил познанию общих закономерностей, то и каких-либо новых научных выводов на основе своей методологии он сделать не смог. Это и понятно, ибо такая методология может привести лишь к эмпиризму. Объективно в статье именно так и произошло.

Так, Б. Реизов фактически отрицает существование каких бы то ни было общеевропейских направлений. «Установить некоторое единство отдельных романтизмов поверх национальных границ и помимо национальных особенностей, – утверждается в статье, – было бы трудно и даже невозможно» (стр. 95). «Романтизм в общеевропейском плане может быть понят лишь как система и процесс литературных взаимодействий» (стр. 98).

Если Б. Реизов под «национальными границами» и «национальными особенностями» понимает национальную форму романтизма, то это вряд ли может вызвать возражения.