«О текущем, живом, сегодняшнем…»

В. Панков, На стрежне жизни. Проблемы и герои современной советской литературы, «Советский писатель», М. 1962, 866 стр.

Пожалуй, никогда прежде советская литература не была связана со всем многообразием современной жизни так непосредственно и разносторонне, так глубоко и активно, как в настоящее время. И, пожалуй, никогда раньше не появлялось столько критических работ, цель которых – осмыслить современные литературные факты, явления, процессы.

В ряду этих книг находится исследование В. Панкова «На стрежне жизни», продолжающее его работу «Главный герой» (1960). И пусть в предыдущей книге речь шла о литературе 1945 – 1958 годов, а новая охватывает годы 1959 – 1961, тем не менее сузившиеся хронологические рамки не означают ограничения масштаба или обеднения проблематики исследования. Литературные факты этих лет столь богаты и значительны, что дают возможность вести большой, серьезный критический разговор, обстоятельно прослеживая развитие черт нового в нашей литературе после XX съезда партии, на современном этапе.

В шести обширных главах работы автор рассматривает многочисленные произведения прозы и поэзии. Но в целом его исследование не походит на пестрый обзор, на лоскутное собрание разнородных, внутренне обособленных критических очерков (хотя в основу ряда глав и разделов легли ранее опубликованные статьи и рецензии критика). Во-первых, потому, что разбор новых книг здесь ведется в связи со всем творчеством писателей, их эволюцией, их стилем. А во-вторых, потому, что такой разбор самым тесным образом, органически связывается с общими явлениями нашей современной литературы. В ходе конкретного анализа произведений В. Панков стремится выявить наиболее значительные, наиболее характерные особенности и тенденции советской, литературы на нынешнем этапе, ведя исследование «как разговор о развитии метода социалистического реализма».

История и современность. Народное и человеческое. Личность и общество. Гуманизм истинный и ложный. Большая правда жизни и «микрореализм». Идейно-эстетическая позиция писателя и его мастерство. Современное содержание и современная форма. Активность и духовная многогранность героя наших дней. Сложность и внутреннее богатство нынешнего «простого» человека. Черты сегодняшнего лирического героя… Вот сложный круг проблем и вопросов, привлекающих критика при «взгляде на литературу» 1959 – 1961 годов.

Разговор о литературе наших дней В. Панков начинает главой о ее «больших художественных вершинах» – романе «Поднятая целина» и поэме «За далью – даль». И такое начало оказывается и основательным и обоснованным, потому что, как справедливо замечает автор, «работа М. Шолохова в прозе и А. Твардовского в поэзии заключает в себе такие важные идейные и художественные принципы, которые помогают новаторскому вооружению других писателей…».

Не повторяя уже сказанного им о «Поднятой целине» в работе «Главный герой», исследователь вместе с тем разносторонне рассматривает это произведение. Критик утверждает и показывает партийную сущность могучего шолоховского гуманизма, выражающуюся «не объяснительными авторскими рассуждениями, а раскрытием самой логики истории, умением в судьбах простых, обычных людей отразить дух времени, дух борьбы и победы новых принципов». И неслучайно поэтому именно «от человечности, от глубоких раздумий о судьбах простых людей» начинает он «путешествие в страну захватывающего шолоховского мастерства».

Изображение писателем каждого персонажа в «органической разнообразности» и в то же время в «многогранной цельности», его умение «вписать «частное бытие» в панораму исторических процессов времени», поражающая в его книгах «полнота ощущений жизни», его представление о народе как о «радужном разноцветье» характеров – вот только некоторые выводы, к которым приходит критик, рассматривая мастерство Шолохова.

И в разделах о «Поднятой целине», и почти во всех других разделах книги В. Панкова вопросом вопросов, фокусом, в котором сходятся все наблюдения и мысли, критика, является гуманизм сегодняшней литературы. Он проявляется прежде всего, как показывает критик, в неуклонном усилении интереса «кличностям из массы со всем их духовным разнообразием», в углублении «в психологию людей, изображаемых в гуще событий исторического значения».

Духовная, а значит, и общественная активизация такого современного героя обусловливает укрупненный план изображения его внутреннего мира. И она же во многом влияет на выбор и разрешение конфликта, на построение сюжета. По очень точному наблюдению критика, «сюжеты многих современных произведений строятся как бы на экзамене человеческих качеств, на экзамене с особым пристрастием к тому, насколько действия и принципы разных людей отвечают партийным, гуманистическим, нравственным идеалам нашей эпохи».

В наиболее удачных и значительных главах и разделах своей работы автор подходит к анализу современных произведений действительно по-современному. Эту современность мы видим и в том, что В. Панков, ратуя за жизненную актуальность и идейную определенность, вместе с тем воюет против догматизма и упрощенчества, одноплановости и однотипности в литературе. И в том, что литературных героев он рассматривает не в плане социологических иллюстраций, не сводит их к заранее заданным схемам, не представляет как «механическую сумму обязательных добродетелей и допустимых недостатков». Критик стремится раскрывать «тип активного человека» во всем многообразии, порою противоречивости, видя в нем определенное литературное явление, которое можно уяснить, лишь разобравшись в идейно-эстетическом своеобразии произведения, в авторском замысле и его конкретном художественном воплощении.

Содержательны разделы книги В. Панкова «На стрежне жизни», посвященные обстоятельному разбору произведений Э. Казакевича, В. Пановой, В. Тендрякова, К. Симонова, Ю. Бондарева. Критик ведет здесь исследование со строгой объективностью и с той же объективностью вскрывает «объективистские» и другие просчеты В. Пановой в «Сентиментальном романе», В. Тендрякова в романе «За бегущим днем» и повестях «Суд», «Тройка, семерка, туз» и т. д.

Исследователь живо и уместно полемизирует и с писателями, и с их героями, и с их критиками. Этот спор ведется с чувством глубокого уважения к таланту, с пониманием творческой индивидуальности авторов рассматриваемых книг.

Конкретные оценки В. Панковым отдельных произведений далеко не всегда бесспорны и исчерпывающи. Но нет ничего плохого в том, что книга «На стрежне жизни» вызывает желание спорить по ряду конкретных вопросов. Некоторые разделы его работы целиком полемичны, и не случайно он неоднократно обращается также к материалам литературных дискуссий 1959 – 1960 годов, включаясь в споры, не утратившие своей актуальности и сегодня. Внимание к своим предшественникам в области литературной критики – важное достоинство рецензируемой книги.

При всей самостоятельности исследования, критик не однажды повторяет, говоря его же словами, «не столь уж новую, но необходимую для настоящего разговора мысль». И это нам представляется, в общем, правомерным, за исключением разве тех случаев, когда «не столь уж новая мысль» в контексте выглядит как весьма банальная. Но таких случаев в работе немного.

Претензии к автору работы «На стрежне жизни» касаются иного. И прежде всего его разговора о поэзии.

Читая, например, страницы, посвященные поэме «За далью – даль», не видишь, что речь идет не просто о литературном, а о стихотворном произведении. Исследователь, к примеру, пишет: «В пределах привычного четырехстопного ямба формально-технические приемы автора богаты, разнообразны…» Но именно этих-то приемов он и не раскрывает! Стиха как первоэлемента содержательной формы в поэзии критик не анализирует, ограничиваясь весьма общими, ни к чему, по сути, не обязывающими замечаниями, как-то: «стих его чаще всего стремится запечатлеть движение» или «стих энергичный, часто разговорный и лирически вдохновенный» и т. п.

Невнимание В. Панкова к стихотворной форме приводит к тому, что в других местах его книги (особенно – в пятой, отчасти – в шестой главе) полноценный анализ поэтических произведений подменяется нередко описательно-перечислительным обзором. И если, говоря о прозе, критик, как правило, обнаруживает и умение проникнуть в самую глубину художественного явления, и хороший эстетический вкус, то при рассмотрении ряда произведений поэзии он как будто утрачивает эти качества.

Конечно, и в упомянутых главах мы находим интересные страницы, – например, те, где дана сжатая, но емкая и объективная, на наш взгляд, характеристика поэзии Е. Винокурова, Е. Евтушенко, А. Вознесенского.

И все же при анализе поэзии похвальная оперативность исследователя то и дело оборачивается простой иллюстративностью. Порой он подходит к стихам с позиции «отображательства» и довольствуется прозаическим, по сути, истолкованием поэтических произведений. Подчас же рассмотрение стихов ведется в плане подтверждения «общих» истин или своих критических тезисов и посылок.

Не потому ли В. Панков в начале пятой главы сводит самые разные стихотворения самых разных поэтов к одной «теме призвания поэта и назначения поэзии в жизни»? Но ведь это – не обобщение, а нивелирование! Не потому ли из поля его зрения, по сути, целиком выпало «Приглашение к путешествию» А. Прокофьева, а в интересно задуманном разделе «Космос и поэзия» он часто ссылается, право же, на весьма средние, «дежурные» стихи? Не потому ли, задавшись очень хорошей целью – выяснить черты типичного лирического героя нашего времени, – критик так и не сумел воссоздать его целостный облик, не сумел свести воедино, обобщить ряд правильных частных наблюдений?

Эти недостатки в известной мере касаются также разбора некоторых прозаических произведений, который В. Панков ведет в одной, так сказать, идейно-тематической плоскости, описательно, а не аналитически (показательны в этом отношении почти все разделы третьей главы). А возможен ли сегодня серьезный разговор о литературных явлениях без углубленного рассмотрения художественной специфики произведений?

Подчас критик сбивается на простой пересказ той или иной книги, на описательно-цитатную характеристику персонажей («Соль земли» Г. Маркова, «Джамиля» Ч. Айтматова и др.). Порою говорит о произведениях как-то отрывочно, походя, скороговоркой («Иначе жить не стоит» В. Кетлинской, «Поход за Невскую заставу» О. Берггольц и др.).

Есть в работе «На стрежне жизни» и композиционные недочеты и просчеты. Например, одно и то же произведение рассматривается в нескольких разделах, так сказать, с разных точек зрения, в подтверждение разных критических тезисов («Ледовая книга» Ю. Смуула, «Коллеги» В. Аксенова, поэмы Р. Рождественского). Нужно ли доказывать, что такая композиция дробит анализ, лишает читателей представления об эстетической цельности произведения?

Едва ли оправданно и то, что вопросы мастерства и новаторства критик, по сути дела, обособляет от других вопросов исследования, выделяя их рассмотрение в отдельную, последнюю главу «Пути слова».

В книге В. Панкова отрадно видеть четкие положения и суждения, точно сформулированные оценки и выводы – естественный результат ясности, определенности, можно сказать – выверенности идейных и эстетических позиций критика. И именно поэтому в иных местах этой работы, проникнутой партийным отношением к литературе как к идеологическому и эстетическому оружию, хотелось бы большей живости, яркости, увлекательности. Хотелось бы чувствовать больше исследовательского темперамента, если хотите – критического пыла в отстаивании своих взглядов, в проведении своей точки зрения, вместо тона спокойной констатации и известной дидактичности некоторых страниц этой в целом полезной и нужной книги.

г. Уссурийск