О стихотворении О. Мандельштама «Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!..»

Приступая к рассмотрению мандельштамовского стихотворения, прежде всего напомним его:

Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!
Я нынче славным бесом обуян,
Как будто в корень голову шампунем
Мне вымыл парикмахер Франсуа.

Держу пари, что я еще не умер,
И, как жокей, ручаюсь головой,
Что я еще могу набедокурить
На рысистой дорожке беговой.

Держу в уме, что нынче тридцать первый
Прекрасный год в черемухах цветет,
Что возмужали дождевые черви
И вся Москва на яликах плывет.

Предлагаемая вниманию читателей работа была впервые представлена на заседании Мандельштамовского общества 29 марта 2006 года. Сообщение привлекло внимание слушателей; во время обсуждения были высказаны различные соображения и замечания. Автор статьи благодарит участников дискуссии и в ряде мест публикуемой работы ссылается на их высказывания.

Не волноваться. Нетерпенье – роскошь.
Я постепенно скорость разовью –
Холодным шагом выйдем на дорожку,
Я сохранил дистанцию мою.
7 июня 1931¹
Имеет смысл упомянуть некоторые факты биографии Мандельштама, определившие, в значительной мере, настроение поэта и его жизненные установки в период написания приведенного выше стихотворения.
В 1930 году сходит на нет долго мучившее поэта дело о якобы имевшем место плагиате в работе над переводом «Тиля Уленшпигеля». Осенью 1930 года Мандельштам снова начинает писать стихи (в Тбилиси, после пятилетней паузы). В марте 1931-го в «Новом мире» (N 3) печатается цикл стихотворений «Армения». В апреле 1931-го начинается работа над новой прозой – «Путешествие в Армению». В четвертом номере журнала «Звезда» публикуется стихотворение «С миром державным я был лишь ребячески связан…».
Очевидно, что все упомянутое выше Мандельштам не мог воспринимать иначе как положительно: и возвращение к стихам, и новый выход к читателю.
В июне 1931 года Мандельштам работает над «Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!..» и тесно с ним связанным стихотворением «Сегодня можно снять декалькомани…»². 23 апреля 1932-го ликвидируется РАПП (что было воспринято в писательской среде как начало более либеральной политики в области культуры); в этом же месяце, в четвертом номере «Нового мира» «Довольно кукситься!» было опубликовано.
Какова тема «Довольно кукситься»? Несомненно, это тема вновь обретенных сил и уверенности в своих силах. Эта тема проявляется в ряде мотивов стихотворения, в частности, в мотиве возвращенной молодости, спортивных соревнований (конских бегов), скорости, обновления природы, в мотиве самосдерживания – концентрации и сбережения новых сил и энергии к моменту их реализации.
И здесь надо отметить важное противоречие, создающее определенное напряжение в стихотворении: противоречие между внутренней горячностью, предвкушением победы в представляемых соревнованиях, желанием немедленно выплеснуть вновь появившуюся энергию – и самосдерживанием, стремлением удержать обретенные силы, не расплескать их до срока, сберечь до определенного решительного момента.
Это противоречие выражается уже в том, что в начале стихотворения мы встречаем резкий энергичный жест: «засунем!», а ближе к финалу говорится именно о самоконтроле: «Холодным шагом выйдем на дорожку…».
Как вышеназванные тема и мотивы воплощены в словесной ткани произведения?
Первые два стиха отсылают к «Фаусту» Гете. В другом, перекликающемся стихотворении того же времени:
И Фауста бес, сухой и моложавый,
Вновь старику кидается в ребро
И подбивает взять почасно ялик,
Или махнуть на Воробьевы горы,
Иль на трамвае охлестнуть Москву.
(«Декалькомани», 1931)
Как взаимосвязь между «Довольно кукситься!» и «Декалькомани», так и фаустовские ассоциации в обоих стихотворениях вполне очевидны, здесь нет ничего нового. Важно, однако, отметить, что обращение к фаустовскому сюжету, естественно, вызывает мотив молодости – точнее, омоложения. (Ведь мысль об обретении новых сил не обязательно должна сочетаться с представлением о возвращенной молодости. Но поскольку в стихах появляется фаустовская нота, это неизбежно влечет за собой соответствующий «молодежный» мотив. Сам «славный бес», который прямо не назван в «Довольно кукситься!» и недвусмысленно поименован в «Декалькомани», никак не стар, хотя и не юноша, конечно: «Й Фауста бес, сухой и моложавый…».)
Таким образом, если позволено прибегнуть к примитивному пересказу, в начале «Довольно кукситься!» говорится следующее: довольно – старая жизнь, «унылая», «с бумагами», кончилась. Можно предположить, с определенной вероятностью, какие «бумаги» следует «засунуть» в стол. Похоже на то, что это могли быть бумаги по «делу о переводе «Тиля Уленшпигеля»». Мандельштам говорил о себе, что он работает «с голоса»; нередко его стихи под диктовку записывала жена, Надежда Яковлевна. Да и вообще с творческой работой, да еще и после длившейся всю вторую половину 1920 годов поэтической немоты, никак не вяжется понятие «кукситься». А вот желание засунуть подальше бумаги по угнетавшему поэта в течение 1928 – 1930 годов делу о якобы имевшем место плагиате – это желание вполне может быть высказано так, со вздохом облегчения: «Довольно кукситься!» «Засунем» эти бумаги подальше и подведем черту (с помощью «славного» черта!) под тем, что, так или иначе, кончено.
Но, возвращаясь к фаустовскому мотиву, надо заметить, что заявлен уход и от «серьезности», взрослой, ученой работы за письменным столом. В связи с данным зачином стихотворения нельзя исключить влияния Маяковского, известного певца молодости и ненавистника всего старого и старческого:
Довольно жить законом,
Данным Адамом и Евой.
Клячу истории загоним.
(«Левый марш», 1918)
Как мы видим, в стихах Мандельштама и Маяковского обнаруживается грамматический параллелизм: «Довольно жить… загоним» – «Довольно кукситься!., засунем!»; во-вторых, оба стихотворения сближает «конская» тематика – правда, у Мандельштама нет речи о намерении загнать скакуна «на рысистой дорожке», в то время как желание доконать несчастную клячу вполне в духе брутальной стилистики Маяковского.
Новая, омоложенная жизнь требует новой речи, новой лексики и интонации. Декларируется некое вернувшееся «мальчишество». В корреспондирующем стихотворении «Декалькомани» «молодежный» мотив является сквозным, начиная от «недоросля» Ивана Великого до «молодых рабочих» с «татарскими сверкающими спинами», причем представляющий автора лирический герой и сам сравнивается с «мальчишкой»:
<…> Как мальчишка,
За взрослыми в морщинистую воду,
Я, кажется, в грядущее вхожу,
И, кажется, его я не увижу…
(Попутно заметим, что в «Декалькомани» молодежная мелодия окрашена в более минорные тона: не «холодным шагом выйдем на дорожку…», а «уж я не выйду в ногу с молодежью…».)
Обращение к данному мотиву диктует и привлечение соответствующей лексики – лексики стадиона, ипподрома, молодежных коллективов: в «Довольно кукситься!» – «набедокурить», «кукситься», «засунем». «Набедокурить» – так говорят о мальчишке, подростке. Соответствующие выражения обнаруживаем и в черновиках, где они более экспрессивны (в процессе работы над стихотворением автор уходит от грубоватости черновых вариантов):
Меня хотели, как пылинку, сдунуть, –
Уж я теперь не юноша, не вьюн,
Держу пари: меня не переплюнуть.
(Утверждение «я теперь не юноша» противоречит заявленной фаустовской теме. Может быть, это обстоятельство послужило одной из причин отказа от данного варианта. Другое предположение о том, почему процитированный вариант остался черновым, мы выскажем ниже.)
В черновиках также было: «Как будто сдуру голову шампунем…». Вместо «сдуру» пробовались также «дурью», «с бою», «с пану» и др. Ср. также черновой вариант:
Держу в уме, что нынче тридцать первый
Прекрасный год в черемухах цветет
И что еще не народилась стерва,
Которая его перешибет.

Существовала, безусловно, и другая причина для использования просторечия: ведь «довольно» – это не только выражение желания резко изменить течение жизни, но также и высказаться «прямо», «начистоту», без условной вежливости. Лирический герой стихотворения обращается не только к себе самому (хотя к себе в первую очередь), но и к воображаемому собеседнику: «держу пари», «ручаюсь головой». Этого воображаемого собеседника-зрителя лирический герой держит в поле зрения и на него ориентируется: «Холодным шагом выйдем на дорожку». Это стремление высказаться прямо, «доказать» очевидно и в черновиках: «Держу пари: меня не переплюнуть…».
Конечно, эта уверенность в своих силах, в сущности, не такая уж уверенная – это в значительной степени самовнушение, «самоподбадривание»: не случайно в стихотворении два раза появляется «еще» – «еще не умер», «еще могу набедокурить». (Два раза употребленное «нынче» отделяет наступившее время от прошедшего, с которым поэт порывает начинающим стихи словом «довольно»; двойное «еще» свидетельствует о сознаваемой краткости нового жизненного этапа.) Приводим точное замечание Д. Лахути: потому и требуется максимальная концентрация – нужно будет реализовать вновь появившиеся силы в краткий период времени («все зависит от одного забега»). У молодых впереди времени много; тому же, кто «еще не умер», нельзя упустить или растратить последнюю, может быть, возможность творческой реализации. («Еще не умер» в мандельштамовском стихотворении восходит, вероятно, к письму Кюхельбекера, процитированному в «Кюхле» Ю. Тынянова, – отмечено А. Мецем.)
Для поддержания уверенности в своих силах привлекаются обращенные к самому себе команды: «засунем» – «выйдем» (эти приказы обрамляют стихотворение), «не волноваться».
Мотив возвращенной молодости воплощается в образах стадиона, скачек, плывущих по Москве-реке яликов, физкультурников, выходящих «в ногу» «на разлинованные стадионы»; не только в «Довольно кукситься!», но и в «Декалькомани» речь идет, в частности, о скачках – это доказывает упомянутое в последнем стихотворении «наслажденье бегом», для которого рождено «лишь сердце человека и коня» (в том, что имеются в виду именно конские бега, не оставляет никаких сомнений отброшенная черновая строка; отвергнутый вариант: «И рождены для наслажденья бегом / Для дальнозоркой рысистой дорожки / Лишь сердце человека и коня»).
Поэтическое выражение данного мотива потребовало и соответствующих фонетических средств. Во-первых, надо отметить активное использование гласных «о» и «у». Гул трибун стадиона (ипподрома), звук упругой поступи идущих колоннами физкультурников, удары копыт скачущих беговых лошадей и вообще шум, всегда присущий любому скоплению людей, – все это, как нам видится, отразилось в фонетической ткани стихотворения «Довольно кукситься!».

1. Мандельштам О. Э. Поли. собр. стихотворений. Т. 1. СПб.: Академический проект, 1995. В дальнейшем Мандельштам будет цитироваться по данному изданию. [↩]
2. »Довольно кукситься! Бумаги в стол засунем!..» в дальнейшем изложении обозначается как «Довольно кукситься!», «Сегодня можно снять декалькомани…» – «Декалькомани». [↩]