О доблестях, о подвигах, о славе

1

Есть темы, которые, быть может, и неправомерно назвать «вечными», зато к ним полностью применимо определение: «тема надолго». Такова тема Великой Отечественной войны. Война была жесточайшим испытанием в жизни нашего государства. Она была величественным, бессмертным подвигом советского народа, влекущим к себе художников всех видов искусства. И хотя время уносит нас все дальше от грозных и героических событий, минувшая война продолжает и поныне оставаться одной из волнующих тем современности, ибо в суровые военные годы выявились и закалились замечательные качества характера советского человека. Поэтому, когда сейчас появляются новые произведения о войне, читатель ищет в них и глубокую правду о минувших событиях, и ответы на многие вопросы современности.

Советская литература о войне родилась непосредственно в огне битв, – родилась в полном смысле как сражающаяся литература. «Глагол идет в атаку», – образно говорил А. Толстой. Произошло невиданное еще в истории, кровью скрепленное небывалое единение литературы и народа, руководимого Коммунистической партией. «Все для фронта, все для победы» – это стало жизненным девизом многонациональной семьи советских писателей. В эти годы сошла на нет так называемая «дистанция времени» – между событиями и фактами действительности и их воплощением в искусстве. «Оперативными» стали не только публицистика и очерк, но и лирика, поэма, драма, роман. И эта оперативность не только не препятствовала развитию высокого искусства, – в горниле войны родились произведения, прочно вошедшие в золотой фонд литературы социалистического реализма.

Можно найти отличия между произведениями начала войны и произведениями, появившимися в последний ее период, так же как между книгами военных и послевоенных лет. Подобная проблема представляет известный интерес для историков литературы. Но несомненно, что в советской литературе начиная с военных лет до наших дней действует твердо определившаяся традиция в изображении советского народа, сражавшегося с фашизмом, традиция, единая для литературного процесса последних полутора десятка лет.

Она, эта традиция, не в стилевых тенденциях, не в индивидуальных художественных решениях, а прежде всего в общей для подавляющего большинства советских писателей художественной позиции по отношению к величественным и важнейшим событиям истории. И эта традиция есть принципиальнейшее завоевание литературы социалистического реализма.

В чем же видим мы существо этой традиции?

Советская литература о Великой Отечественной войне героична по самой своей природе. Жестокая действительность войны не заслонила советским писателям главного – величия подвига советского народа, торжества человека над звериными силами фашизма. Человек выступает в книгах советских писателей не рабом обстоятельств (как бы ужасны они порой ни были), а героической личностью, борющейся с силами зла, творцом, а не жертвою истории. Верность жизненной правде начертана на знамени литературы социалистического реализма. Правда – главный герой книг о войне. Советские писатели честно и мужественно писали о страданиях народа под игом оккупантов, о зверствах фашистов, о тяжести невосполнимых потерь и утрат, о горьких днях отступления, бесстрашно изображали трагические коллизии. Эти черты присущи как книгам военных лет (достаточно назвать «Василия Теркина», «Молодую гвардию», «Фронт», «Непокоренных», «Народ бессмертен»), так и произведениям послевоенной поры. Но это не была «правда» растерявшихся перед стихийным бедствием, наоборот, в трагической действительности войны советские художники сумели увидеть «большую правду века», могучую поступательную тенденцию истории, воплощенную в героическом подвиге советских людей.

Бросается в глаза разительный контраст между нашей литературой и произведениями писателей капиталистических стран о войне, в которых явственно проступают черты того, что условно можно назвать «ремаркизмом». Ремарк, Хемингуэй, дю Гар и другие художники сказали правду о кошмаре войны, подчеркнем – войны несправедливой, империалистической бойни. В этом их заслуга. Но, отрицая войну с узких, пацифистских позиций, писатели-ремаркисты ставят в центр ужас и отчаяние человека в окопах. Герой их книг – «рядовой» человек, бесповоротно сломленный ужасом войны, размолотый жерновом милитаризма.

Вот здесь и проходит коренное размежевание: в книгах наших писателей советский человек, отстаивающий самое справедливое дело, остается и на войне верен высшим идеалам человечества. Он верен им даже тогда, когда гибнет в схватке с врагом, даже трагическая гибель исполнена исторического оптимизма. В схватке с зверским началом войны победителем выходит человек.

Эти черты героичности обусловлены глубокой народностью советской литературы. Человек и общество при социалистическом строе едины в главных, жизненно-существенных вопросах бытия. Весьма различны между собой – и по индивидуальному складу характера и по месту «в общем строю» – Василий Теркин и комиссар Богарев, Олег Кошевой и генерал Панфилов, Хома Хаецкий и лейтенант Керженцев, Сергей Влахов и Мересьев, но каждый прочно, на всю жизнь ощущает себя частицей общего организма, имя которому – советский народ. И в этом – ни капли самоотречения, жертвенности, ибо война для советского человека – не покорение и порабощение «иноязыких» народов, а защита самого дорогого – социалистической Родины, в конечном счете – защита всего человечества. Героичность потому так глубоко жизненна, так характерна для героев нашей литературы, что Отечественная война была воистину всенародным делом, всенародным подвигом.

А народность нашей литературы неотрывна от партийности. Единение Коммунистической партии и народа – основа нашего строя. Очень верно сказал Н. С. Хрущев: «Невозможно желать идти вместе с народом, не разделяя взглядов партии, ее политической линии. Кто хочет быть с народом, тот всегда будет с партией. Кто прочно стоит на позициях партии, тот всегда будет с народом». Вдохновенное Изображение партии – ведущей силы народа, его авангарда – красной нитью проходит через всю литературу о Великой Отечественной войне. Образы коммунистов, как правило, определяют идейное звучание всех произведений. Партию олицетворяют и Богарев, и Панфилов, и Воробьев, и Лютиков с Валько… Партия стоит и за беспартийными героями, ибо ей, воплотившей в себе «ум, честь и совесть» нашей эпохи, отданы их сердца. Но не только и даже не столько в этом проявлялась и проявляется партийность советских писателей. Она – в их убеждениях, в их идейной позиции. С высот марксистско-ленинских идей стремились они в сложных событиях войны увидеть главное и ведущее, понять перспективы истории. Здесь – источник мужественного оптимизма, которым проникнуты лучшие книги о войне.

Война и творческая созидательная деятельность не антиподы в нашей литературе. Родину защищал строитель и творец социалистического общества. Естественно, что в воинах писатели выделяют черты тружеников, рабочих людей; война – и ратный подвиг и тяжкий труд, требующий максимального напряжения воли, сметки и мастерства. Столь же естественно, что героем большинства первых послевоенных книг о мирной жизни стал демобилизованный воин. Фронтовой опыт для него не проклятье, как для представителей «потерянного поколения», но источник новых сил и новых знаний.

Война кровава и жестока. Но для спасения высших идеалов человечества необходимо было пройти через войну, чтобы сломить черную силу фашизма. Потому-то советская литература об Отечественной войне глубоко гуманистична в своей основе. Гуманизм нашего искусства – это новый, социалистический гуманизм, боевой, действенный, активный. Не «ради славы» идет бой, «святой и правый», а «ради жизни на земле». Этот знаменитый рефрен «Василия Теркина» громко звучит в большинстве наших книг. Советские писатели в соответствии с правдой жизни изображали наших воинов не завоевателями, а освободителями всего страждущего человечества, спасителями мировой культуры от варварства и зверств фашизма. И еще очень важная черта – писатели показывали, как советский человек, пройдя сквозь муки, страдания, горе, наконец, ужас войны, не только не потерял своего достоинства, но приобрел новые, еще более высокие человеческие качества. Победа человека – вот высокая гуманистическая истина, принесенная миру советской «военной» литературой.

«Не «история», а именно человек, действительный живой человек – вот кто делает всё это, всем обладает и за всё борется, – писали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Святом семействе». – «История» не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История – не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека» ¹. Именно это «человеческое» содержание исторических событий и раскрывает советская литература.

Жизнь – почва подлинного искусства. Из жизни народа берут советские писатели темы и образы своих произведений, в гуще событий зреют, вынашиваются и рождаются их книги. Но стоит писателю отойти от правды, утратить ясность идейных позиций, как искусство жестоко мстит за себя. Никакая актуальность, погоня за внешней эффектностью не может в таком случае спасти даже крупного художника от поражений и провалов. Так, например, в повести «Двое в степи» Э. Казакевич окружил своего героя – труса и дезертира – атмосферой всеобщего сочувствия и жалости. В результате произведение прозвучало фальшиво. В ином духе, опять-таки отступая от главной традиции советской литературы, изображена война в романе Ф. Панферова «В стране поверженных». Вместо действительного богатства и сложности жизни здесь преобладают упрощенчество, легковесность. Вместо подлинного героизма – надуманные «похождения» неких «сверхгероев». Вместо героического полотна – грубый лубок. Сопоставляя две части «Белой березы», с огорчением видишь, как во второй части обезличиваются герои, линяют краски, когда писатель от впечатляюще ярких, подсказанных самой жизнью картин переходит к конструированию фактов по заданным рецептам.

Ведущая традиция в литературе о Великой Отечественной войне прокладывала себе путь в борьбе со схематизмом и лакировкой, объективизмом и лжегуманизмом. Она победила в этой борьбе. Рожденная еще в годы войны, эта новаторская традиция доказала всю истинность и жизненность на протяжении всего послевоенного периода.

Напомним лишь некоторые, наиболее известные произведения о войне, появившиеся за последние несколько лет.

В «Русском лесе» война с гитлеровскими захватчиками – это схватка сил жизни с тлетворными силами смерти, это героическая, полная беззаветных подвигов битва лучших сил народа с врагом.

«Балтийское небо» Н. Чуковского с удивительной теплотой раскрывает идею социалистического гуманизма, раскрывает ее и в душевном богатстве характеров, и в сюжетных линиях, и в точных и верных картинах. Рисуя героических защитников Ленинграда, не поступаясь ни в чем глубокой правдой, писатель подчеркивает высокую человечность, благородство души, чистоту морального подвига своих героев. Здесь чувство социалистического гуманизма выступает как черта общенародного характера.

О мужестве и об истоках мужества советского юноши офицера флота Александра Решетникова рассказывает весьма своеобразно построенная и отличающаяся свежим художественным решением повесть Л. Соболева «Зеленый луч». Это произведение и о далеких днях войны и о современности, ибо Л. Соболев делает смелую попытку дать «социальную педагогику» воспитания характера нашего современника.

На самом рубеже 1956 и 1957 годов появился рассказ М. Шолохова «Судьба человека». О нем (как, впрочем, и о только что названных произведениях) писалось немало. Нам важно в данном случае подчеркнуть, что и это произведение всецело находится в русле главной традиции нашей литературы. Безмерны страдания и потери Андрея Соколова. Жестокой можно назвать правду, заключенную в рассказе. Но о герое рассказа, обожженном страшным огнем войны, «хлебнувшем горюшка по ноздри», совсем недостаточно сказать, что Андрей Соколов вышел из всех испытаний не сломленным. «Судьба человека» – это исполненный настоящего мужества рассказ о победе человека, победе несмотря ни на что. Над пожарищем войны, над горем и страданием, над могилами близких поднялся на огромную высоту стойкий, очень человечный, подлинно народный характер.

И «Русский лес», и «Зеленый луч», и «Балтийское небо», и «Судьба человека» – каждое из этих произведений глубоко по-своему открывало читателю новые истины о незабываемом времени. Но, конечно, тема не исчерпана. Появятся иные книги, в которых писатели социалистического реализма сделают новые художественные открытия. Однако весь опыт развития нашей литературы говорит о том, что эти новые открытия будут в русле той же партийной, плодотворнейшей, героической, предельно правдивой традиции, которая так блистательно проявила себя в нашем искусстве.

 

2

В 1957 году появился ряд произведений о Великой Отечественной войне – и в поэзии, и в прозе, и в драматургии. В какой же мере они двигают вперед нашу литературу, как развивают и обогащают накопленную традицию? Какие новые стороны жизни они раскрывают? Как рассказывают о доблестях, о подвигах, о славе советских воинов?

Эти новые произведения можно рассматривать под разными углами зрения – и по уровню мастерства, и с точки зрения творческой эволюции авторов и т. д. Однако нельзя пройти мимо того существеннейшего обстоятельства, вызывающего серьезную тревогу, что некоторые произведения в той или иной мере явно отступают от главной традиции изображения советской литературой Великой Отечественной войны.

Начнем с примера, быть может, и не столь значительного, но показательного.

О нем уже говорилось в нашей критике. Речь идет о лирической миниатюре Юрия Яковлева «Белые кони». Начинается она банальными рассуждениями о том, что в мирные годы война представлялась юношам красивой, с развевающимися знаменами, вся в блеске клинков, барабанном бое и обязательно на белых конях.

Оказалась война

Некрасивой и грязной,

Вшивой, мокрой, холодной,

Сожженной до пней.

И на этой войне

Я не видел ни разу

Ни в конце, ни в начале

Тех белых коней.

Керженцев, герой повести В. Некрасова «В окопах Сталинграда», также мечтал о белых конях и тоже не увидел их на настоящей войне. Подобно лирическому герою Ю. Яковлева он полной мерой испытал все невзгоды солдатской доли, мок и мерз в окопах, утопал в грязи. Но только ли это? За некрасивой внешностью он разглядел, однако, внутреннюю значительность, великий смысл освободительной войны. Отбрасывая ложную красивость, рисуя реальную действительность окопной жизни, В. Некрасов борется с литературными штампами во имя героизма внешне скромного, но истинного. В простоте героизма, в способности солдата-труженика подчинить всего себя сознательному выполнению воинского долга нашел писатель настоящую красоту. Ю. Яковлев, наоборот, не увидел здесь ничего, кроме грязи, вшей, холода. Красивая сказка о белых конях по-прежнему остается прекраснее действительности. И потому в заключительной строфе поэт вновь возвращается к красоте вымысла:

Но я знал, что невзгода

Пройдет стороною.

Пред детьми мы предстанем

В скрипящих ремнях.

И войну наши дети

Представят иною,

И приснимся мы детям

На белых конях.

Надуманность и фальшивость стихотворения Ю. Яковлева очевидна. Мы не будем сталкивать эти стихи с теми, что стали уже «классическими образцами». Обратимся к более свежему примеру – напечатанному в пятом номере «Молодой гвардии» (1957) сонету украинского поэта Дмитро Павлычко, тем более что темы обоих стихотворений сходны. Д. Павлычко пишет:

Потомки нас отыщут и в могиле

И спросят нас, кого любили мы,

Сердца в нас были иль одни умы,

Которые сердца согреть не в силе.

И, быть может, время сгладит некоторые черты современности, может, покроются они хрестоматийным глянцем:

Им не увидеть, из какой мы тьмы,

И плесени, и мерзости, и гнили

Свет вырывали и в каком горниле

Мы стали настоящими людьми.

Скорбеть о ложной красивости? Нет! Гордиться трудным и героическим уделом, воплотить в искусстве всю правду, пусть трудную и нелегкую, но воистину прекрасную:

Пусть помнят наши правнуки в пути:

Те звезды, что сверкают на просторе,

Нам прежде выжигали на груди.

Может быть, не стоило уделять внимания «инфантильному философствованию» Ю. Яковлева, если бы это неудачное стихотворение не отражало некоторых неплодотворных мотивов в литературе 1957 года. Особенно явственно это заметно в некоторых прозаических произведениях.

С повестью «Рота уходит с песней» в «Новом мире» (1957, N7, 8) выступил писатель Александр Былинов.

События его повести развертываются в одной из запасных бригад, далеко от фронта. Тревожное ожидание царит в полку. Едет новый комбриг. Старого – некоего безыменного генерала – сняли. Он «любил церемонии! По совести говоря, в дело не очень вникал, зато при виде паутинки под потолком или подсолнечной лузги приходил в ярость».

Бывший начальник, так ни разу и не появившийся на страницах повести, надо думать, был чем-то вроде тылового Горлова, с равнодушием относившегося к судьбам солдат. А тут в момент смены начальства очередная маршевая рота, с песней уходящая на фронт, совершенно не обучена. В глубине души майор Мельник – командир полка – надеется, что и на этот раз, в тревожный день встречи с новым комбригом, отправка роты сойдет благополучно. Так уже бывало не раз. И если возникали сомнения, то «начштаба фронтовик Борский снисходительно улыбался и заверял, что, право же, все в порядке. Навыки одиночного бойца? На фронте это быстро… И Мельник, не знавший по-настоящему фронта, был склонен соглашаться с боевым капитаном». Соглашались с ним и комбат Папуша, и агитатор полка Рыжко, и прокурор бригады Котельников, а сверху всему этому попустительствовал старый комбриг.

Новый комбриг прибыл в полк не через главные ворота и не с тылов, как ожидал Мельник. На вокзале он встретился с маршевой ротой, побеседовал с бойцами и отправил их обратно «доучиваться». Так завязался первый конфликт.

Новый комбриг полковник Беляев круто берется за дело: сняв с погрузки роту, он отрешает от должности своего старого учителя – Мельника, отдает под суд Папушу, проводит учебные тревоги и боевые марши. Рассказывает об этом автор иногда в приподнятом тоне:

1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2-е, т. 2, стр. 102.[↩]