О делах переводческих

Продолжаем обсуждение проблем художественного перевода. См. статьи: В. Коротича «Еще лучше, еще полнее, еще плодотворнее…», А. Абуашвили «Критерий объективен» («Вопросы литературы», 1978, N 6), Н. Джусойты «Мера совершенства» и М. Новиковой «Всесоюзный контекст» («Вопросы литературы», 1978, N» 10)..

Начну с главного, что меня очень беспокоит. Соответствует ли уровень художественного перевода сейчас той массовости, которой достигла наша переводческая деятельность? Всё ли мы переводим на русский язык из лучшего, созданного в иноязычных литературах, и, наоборот, не переводим ли лишнее – серое, слабое, сиюминутное? С другой стороны, как переводятся на братские языки народов СССР произведения русской классики и современной советской русской литературы? Всегда ли соответствуют переводы Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова, Горького, сделанные в 30-е годы, современным возросшим требованиям к качеству художественного перевода? А ведь именно по ним школьники в союзных и автономных республиках изучают русскую классику. И еще… И еще…

Не для начала немного статистики.

Каждая третья книга, выпускаемая в Советском Союзе (я имею в виду художественную литературу), – переводная.

Бели взять в расчет наши масштабы, то абсолютные цифры тут такие: каждый год – порядка восьми тысяч новых названий, из них две с половиной тысячи – переводы.

Современная советская литература создается на десятках языков; это поле, где творчески взаимодействуют очень разные национальные литературы, и инструментом их непрерывного взаимодействия, взаимообогащения и взаимной учебы является художественный перевод. Говорю это не затем, чтобы удивить читателя цифрами, – цифры эти достаточно известны. И не затем, чтобы лишний раз повторить, что Советский Союз является сегодня крупнейшей «переводческой державой», – это и так признано, как признана во всем мире и советская школа художественного перевода. Хочу спроецировать эти цифры на каждодневную литературную жизнь. Представить себе в их свете конкретные дела, которыми наши литераторы занимаются в свои рабочие будни. Задуматься о том, что все это означает для жизни и работы переводчика, для его реального статуса в литературе и в обществе. Цифры, приведенные мной, впечатляют, как итог и венец, – но каким образом регулируется эта махина? Ведь две с половиной тысячи названий не сами собой прыгают в печатную машину – эти тексты нужно найти, отобрать, отработать в литературном отношении, что называется, «довести». А «чистых» переводчиков в Союзе писателей СССР – около пятисот, не считая того, что огромное число литераторов совмещают свою авторскую работу с переводческой, а если говорить о поэтах, то можно смело утверждать, что переводом постоянно занимаются большинство мастеров стиха во всех наших республиках. А годовой тираж переводной художественной литературы сейчас в СССР – далеко за сотню миллионов экземпляров. И это море нужно продвинуть к читателю, отделив злаки от плевел, оценив меру художественной ценности, представительности, точности, – здесь включается такой важный регулятор литературы, как переводоведческая теория и критика… И эта гигантская работа делается из года в год, все расширяясь, масштабы ее наращиваются, значение повышается. Это сейчас поистине дело государственной важности, и внимание к нему у нас в стране соответствующее.

Но опять же меня волнует практика.

Приведу пример, близкий мне.

Я написал, естественно, на русском языке очерк о писателе Ф. Кнорре, жизнь и творчество которого тесно связаны с Латвией. Латышский журнал «Карогс» в N 3 за 1978 год напечатал этот очерк на родном языке. Но как его перевели?

Вот строки из письма Ф. Кнорре:

«После долгих поисков и расспросов N 3 «Карогса» мне достала девушка из газетного киоска на станции, и я наконец узнал – кто есть я! На девушку Ваше сочинение произвело громадное впечатление: она оставляет для меня под прилавком всю дефицитную литературу от «Недели» до «Веселых картинок» и, сияя от радости, вручает, вше толстые свертки! Я стал уважаемым человеком в масштабе киоска.

Когда мне перевели содержание, я был очень тронут тем, что, по-видимому, было написано Вами. Это без юмора. Что же касается самого перевода!.. Автор его, видимо, не знал по крайней мере одного из языков, а может быть, и обоих. Многократно повторяется, что я сочинил рассказ «Сильная собака» (вместо «Соленый пес». – С. Б.) и, по-видимому, в фильме играли Марецкая с Борисовой и Ульянов. Лихо у них получилось. Ну и на том спасибо, что осталось неясным, кто из них троих выступил в роли собаки. Очень хотелось бы прочесть все без перевода…»

А ведь можно было надеяться, что уж в «Карогсе» по крайней мере работают профессиональные переводчики!

И все же – как у нас живет настоящий, талантливый переводчик? Каковы его права? Каковы его проблемы? Вот об этом я хочу поговорить, опираясь на свой конкретный опыт. А опыт этот у меня, по роду моей деятельности, двоякий. Во-первых, это журнал «Дружба народов», который я редактирую, и, во-вторых, это Совет по художественному переводу Правления Союза писателей СССР, – в этом Совете я председательствую вместе с замечательным украинским поэтом и переводчиком Миколой Бажаном и прекрасным грузинским поэтом и прозаиком Григолом Абашидзе.

Начну с журнала.