Нужно разобраться

В статье В. Ивашевой «Почерки новой эпохи» рассматриваются вопросы не только важные, но и очень настоятельные. Три четверти века прожиты, панорама его художественной культуры – перед нами. И все же не до конца решено: какой суммой свойств искусство века нынешнего отличается от искусства века прошедшего, от какого наследства в искусстве XX столетия мы отказываемся и какое используем, преобразуем, развиваем, какие созданные в нем формы признаем жизнеспособными и какие отбрасываем как недостойные настоящего и будущего. И очень хорошо, что статья В. Ивашевой вносит ряд конкретных решений по этому поводу. Итог, хотя бы предварительный, стал необходимостью. К этому итогу можно прийти лишь коллективной работой, дискуссией, в которой будет бережно сохранена и закреплена каждая полезная, дельная мысль.

Я не буду говорить здесь о плодотворном развитии и преображении традиционных реалистических форм.

Мне хочется коснуться другого вопроса из иной большой темы: отношение классического искусства к искусству модернизма. В. Ивашева, думается, права, не видя в употребляемых модернизмом формах одни только знаки распада и вырождения вкуса. Автор статьи «Почерки новой эпохи» считается с тем, что прогрессивные и реалистические художники успешно применяют некоторые из этих форм или приемов.

Однако в модернизме, притянутые к изжившему себя, внутренне мертвому и убогому содержанию, они дичают, деградируют, а в искусстве классическом, сливаясь с плодотворным, живым содержанием, развертывают все заложенные в них возможности прекрасного. И речь тут идет не о рассуждении только, но о факте. Уходя из сюрреализма, уходя из одиночества, уходя от враждебного разуму бессознательного, становясь коммунистом, Поль Элюар не отбросил ассоциативную образность, а привел ее к более ясной, определенной, справедливой идее. Так же и другой великий поэт, коммунист Пабло Неруда, удержал ассоциативную образность в форме своих стихов. Нельзя винить художественную форму, рожденную по зову времени, в том, что ее старался захватить и подчинить себе сюрреализм. И Пикассо, борясь на стороне испанского народа и, позже, став в ряды коммунистов, не отверг ассоциативную образность, а в «Гернике» сделал ее языком страстно-политической и благородной живописи. Не скажем же мы, что гениальные мастера, овладевая высокой, истинной идеей, брали себе на помощь разложившийся и оскудевший вкус.

Судьбе подобных новых форм посвящены настоящие заметки.

1

Твердо стоя на позициях реализма, мы все же считаем, что альтернатива: реализм или модернизм – излишне суживает, упрощает вопрос.

Так называемый «классицизм» некоторых картин Чирико или Дали говорит нам лишь о том, что идеал прекрасного, гармоничного человека – мертв. Но вот классицизм у Пикассо – живое, сильное искусство, подтверждающее этот идеал. Объявить подобное высокое искусство модернизмом – неправда и дерзость. Но признаем ли мы его тем самым реалистическим?

Точно так же в пору своего классицизма Стравинский написал ряд превосходных сочинений, в которых исходящая из XVIII века идеальная форма стала – эмоционально и по звучанию – современной. Отсюда можно сделать вывод: был классицизм XVII – XVIII веков, был классицизм Гёте и Шиллера, но был также и классицизм XX века. Роль его другая: он не создает эпохи, но входит в круг художественных явлений эпохи наряду с другими – более важными и коренными – ее явлениями. Правда идеальной линии, идеальной формы, идеального образа не угасла в кипящем многообразии нашего переходного времени.

А вот другой заслуживающий размышления факт. Творчество композитора Малера необходимо включено в жизненный цикл искусства XX века. Вместе с тем оно являет величественный итог романтической культуры. Длинная, сложно изогнутая линия больших симфоний Малера граничит с важнейшими последующими течениями современной музыки – от экспрессионистов до Шостаковича. И думается, ни у кого язык не повернется причислить нравственно возвышенную, патетически, саркастически, юмористически человечную музыку Малера по ведомству модернизма, несмотря, на ее, очевидно романтический склад.