Переспорившие судьбу
Роман Белоусов, Из родословной героев книг. «Советская Россия», М. 1974, 304 стр.
Их много – переспоривших судьбу, не понятых современниками, потому что они намного опередили свой век. Правда, иные из них пали под неумолимыми ударами рока, но пали непокоренными. Их имена не канули в Лету, они начали новую жизнь на полотнах художников, под резцом скульпторов, на страницах книг…
С давних пор читатели самого разного образовательного ценза, прочитав ту или иную книгу, задаются вопросом: существовали ли герои книги в жизни или автор выдумал их «из головы»?
Разумеется, у всякого писателя своя творческая манера, иногда – в разных произведениях – даже несколько. В одном случае писатель фиксирует события, происходившие на его глазах, пропустив их через, свою творческую лабораторию, через свой неповторимый «магический кристалл»; в другом – он отталкивается от действительного события, усложняет сюжет, изменяя согласно своему замыслу характеры тех или иных персонажей и вводя новых действующих лиц, часто придуманных, всегда подчиняя материал основной идее; в иных случаях – особенно во время работы над историческим романом (а в конечном счете все они – исторические) – автор изучает интересующую его эпоху, архитектурные и другие памятники материальной культуры, религиозные, философские, исторические сочинения, жизнеописания святых и ересиархов, знаменитых куртизанок и доблестных мужей, врачей, алхимиков и многие другие материалы, чтобы почувствовать самому запахи крови и пота, благовонных курений, ладана и навоза нужной ему эпохи, чтобы дать читателю живые и впечатляющие картины жизни изображаемого общества.
Литературоведы, изучая и анализируя художественное произведение, наряду с решением многих интересных проблем, стремятся иногда выявить и прототипы персонажей, проследить – если это возможно, – какие черты характера «модели» автор сохранил, какие отбросил, какие – и для чего – присочинил.
Иногда эта работа облегчается прямыми указаниями автора на прототип своего героя, свидетельствами родных, друзей, современников. Но чаще, когда таких надежных и достоверных указателей нет, перед исследователем встают трудные, порой неразрешимые, проблемы. Часто кропотливые, многолетние поиски заходят в тупик, самые остроумные, казалось бы, неопровержимые предположения лопаются, словно мыльные пузыри.
Но зато какую радость приносит открытие какого-нибудь пусть небольшого, но ранее неизвестного факта, подтверждающего смелую догадку ученого.
Именно такой кропотливой работой много лет занимается Р. Белоусов. В 1971 году он предложил читателю работу «О чем умолчали книги» 1 в которой рассказал о прототипах Гавроша и Фальстафа, д’Артаньяна и Тартарена, Шерлока Холмса и Рахметова, Мюнхгаузена и Вронского и многих других литературных героев. Книга имела успех, и автор продолжил свою работу. И снова пришлось читать и просматривать сотни книг, журналов и газет, гравюр, репродукций и других материалов, крупицу за крупицей отбирая нужные факты для новых очерков. Некоторые из них, еще в ходе работы, автор публиковал в повременной печати. Теперь вышла новая работа Р. Белоусова «Из родословной героев книг».
Р. Белоусов – один из немногих наших литераторов, плодотворно работающих в жанре, уже названном критиками «занимательным литературоведением». Термин этот, впрочем, как и многие другие, пущенные по миру, не совсем точен, Да дело-то не в термине. Как давно известно, «все жанры хороши, кроме скучного». А книги Р. Белоусова действительно не навевают скуки.
Жанр «занимательного литературоведения» пользуется большим успехом у читателя. И не случайно еженедельник «Литературная Россия» ввел специальные рубрики «Литературные курьезы», «Книга редкой судьбы», «Занимательное литературоведение», в которых время от времени помещаются интересные, малоизвестные материалы из истории разных литератур.
Изредка появляются и книги названного жанра. Всем хорошо известны работы И. Андроникова, привлекшие внимание многомиллионной аудитории не только читателей, но и слушателей: автор прекрасно читает свои рассказы в радио- и телепередачах. Рецензируемая книга Р. Белоусова – уже четвертая по счету: две были названы, а предыдущие две тоже очень любопытны. «В тысячах иероглифов» (1963) – о книгах советских писателей, много лет назад впервые переведенных на китайский язык. Как известно, основоположник современной китайской литературы Лу Синь считал распространение в Китае русской и советской литературы революционной задачей огромной важности и сравнивал ее с тайной доставкой оружия народу, борющемуся против темных сил реакции. Именно поэтому маоистские «культуртрегеры» запретили и русскую и советскую литературу, хранение книг русских и советских писателей свирепо карается.
В предисловии к книге «Сердце орла» (1962) Р. Белоусов вернул советскому читателю часть произведений русского литератора Василия Ерошенко (1889 – 1952), человека необычайной судьбы. Четырехлетним малышом он ослеп во время эпидемии кори, в 1908 году окончил московскую школу для слепых, около трех лет играл на скрипке в оркестре слепых в московских ресторанах, изучил язык эсперанто. В начале 1912 года он едет на сбереженные гроши в Англию, где было хорошо налажено дело образования слепых, изучает английский язык, посещает колледж для слепых, часто бывает в специальной библиотеке, где знакомится с произведениями мировой классической литературы. Осенью Ерошенко возвращается в Россию, а в 1914 году уезжает в Японию. С этого момента он много странствует по Востоку. Япония, Сиам, Бирма, Индия, Китай – вот неполный перечень стран, в которых побывал Ерошенко. Свою литературную деятельность он начал сказками и рассказами, писал по-японски и на языке эсперанто, был дружен с Лу Синем, который переводил его произведения на китайский язык. В 1923 году Ерошенко вернулся на родину. Он много ездит по Советскому Союзу, более одиннадцати лет работает в Туркмении директором детского дома для слепых. После войны он вернулся в «Москву, преподавал в различных школах для слепых. Умер Ерошенко в родной деревне Обуховке Белгородской области, недалеко от Старого Оскола. Его сказки, стихи, рассказы были хорошо известны в Японии и Китае (в 1959 году в Токио вышел трехтомник его произведений и воспоминания о нем). И Р. Белоусов сделал доброе и благородное дело, вернув нашему читателю произведения русского писателя, через всю свою нелегкую жизнь пронесшего любовь к людям.
Назовем еще одну книгу, относящуюся к этому жанру, – «По следам литературных героев» Ю. Ракова (Москва, «Просвещение», 1974). Но с прискорбием следует отметить, что страницы о Томе Сойере, Шерлоке Холмсе, д’Артаньяне, Робинзоне Крузо и Мюнхгаузене разительно напоминают конспекты очерков, опубликованных в книге Р. Белоусова «О чем умолчали книги», появившейся на три года раньше. Читатель может убедиться, что утверждение это не голословное, из нижеследующих примеров, которые можно было бы умножить,
У Белоусова:«В Париж он ехал не на жалкой пегой лошаденке, не на кляче, как рассказывает А. Дюма, а на прекрасном скакуне, купленном незадолго до этого на ярмарке в Мансье» (стр. 169).
У Ракова:«В Париж он едет не на жалкой пегой кляче, а на прекрасном скакуне, купленном на ярмарке» (стр. 11).
Самое смешное в этом пассаже: Белоусов допустил ошибку, назвав масть коня д’Артаньяна «пегой» (когда речь идет о лошадях, то «пегий» значит: в белых больших пятнах), а у А, Дюма сказано другое: «Это был беарнский мерин, лет двенадцати, а то и четырнадцати от роду, желтовато-рыжей масти, с облезлым хвостом и опухшими бабками». А Раков списал, не проверив.
Приведем еще один пример.
У Белоусова: «Хранятся в этой комнате и подлинные вещи барона. Особенно ценные среди этих реликвий (они лежат в стеклянном шкафу): пенковая трубка – неизменная спутница вдохновений барона, его походный сундучок и пушечное ядро. Для маловеров оно, видимо, должно служить, «вещественным доказательством» правдивости рассказа фантазера барона о том, как верхом на ядре он вернулся целым и невредимым из «воздушной» разведки. Здесь же можно увидеть офицерскую сумку, пороховницы и даже пистолет, возможно, именно тот, как полагают доверчивые посетители музея, из которого находчивый барон выстрелил в недоуздок своей лошади, привязанной к колокольне» (стр. 130).
У Ракова:«В комнате хранятся подлинные вещи барона: пенковая трубка, походный сундук, пушечное ядро, (Помните, как барон вернулся верхом на ядре из воздушной разведки?) Здесь же офицерская сумка, пистолет – возможно, тот самый, из которого барон как-то выстрелил в упряжь своей лошади, привязанной среди снегов России к верхушке колокольни» (стр. 17 – 18).
Даже при переписывании Ю. Раков продемонстрировал вольное обращение не только с чужим текстом, но и с русским языком, заменив белоусовский «недоуздок» (что значит «узда без удил, для лошадей на стойле») – «упряжью», означающей «весь ременный, воровенный и иной прибор, для впряганья упряжной, подъемной скотины» (см. «Толковый словарь» В. Даля).
Но вернемся к последней книге Р, Белоусова. В ней содержится двадцать восемь очерков, рассказывающих о том, как расшифровывались «белые пятна» на литературных картах разных стран, И в этой книге всякий читатель найдет для себя много интересного. Одних привлечет история разбойника Хизеля, воплотившегося потом в облик Карла Моора, других – очерк о неистовом Сирано де Бержераке и о его романе про полет на Луну, в котором автор с удивительной прозорливостью – более трехсот лет назад! – предсказал появление космической техники наших дней: его герой летит на Луну «при помощи многоступенчатой ракеты! С интересом читаются очерки о загадочном и благородном капитане Немо и о том, как многие ученые разных эпох, отвергая или уточняя одни смелые гипотезы, дополняя их другими остроумными и в конце концов оказавшимися резонными догадками, составили карту странствий Одиссея.
Авантюрная история рокового «ожерелья королевы», использованная А. Дюма в знаменитом романе «Ожерелье королевы», без сомнения, будет прочитана всеми читателями. Но этот очерк словно не завершен. Героиня скандальной истории с ожерельем, бросившей тень на Марию-Антуанетту, графиня де Ла Мотт после сенсационного судебного процесса, длившегося почти год, была приговорена к наказанию плетьми, клеймению и пожизненному заточению. 21 июня 1786 года перед глазеющей толпой ее подвергли позорному наказанию и клеймили. Она кричала, вырывалась, и раскаленное клеймо палача попало не на левое плечо, как следовало, а на левую грудь. В темнице графиня томилась недолго, ей помогли бежать, и она объявилась в Лондоне. Потом разнесся слух, что графиня покончила с собой, выбросившись из окна. Но «вскоре после этого в Россию прибыла очаровательная графиня де Гашет, – пишет автор. – Она поселилась в Крыму недалеко от Феодосии. Жила уединенно, вызывая всеобщее любопытство. Разное болтали о таинственной графине. Но никто не догадывался, что в жилах этой странной француженки течет королевская кровь и что на груди она носит позорное клеймо» (стр. 229).
Здесь бы дотошному исследователю и продолжить интересный поиск – порыться в мемуарах, дневниках, письмах людей, которые могли встречаться с графиней де Ла Мотт-Гашет, проследить дальнейшее ее бытие. Но Р. Белоусов по каким-то причинам не сделал этого, и история со зловещим ожерельем, принесшим разным людям множество бед, осталась как бы неоконченной. Быть может, «продолжение воспоследует»?
Вообще многие писатели темой для своих произведений брали историю, связанную с какой-нибудь необыкновенной вещью, – «Шагреневая кожа» О. Бальзака, «Венера Ильская» П. Мериме, «Лунный камень» У. Коллинза, «Гранатовый браслет» А. Куприна, «Мадонна в черном» Акутагавы Рюноскэ, «Двенадцать стульев» И. Ильфа и Е. Петрова и др., – завязывали вокруг нее трагические, драматические, а порой комические узлы, выводили иногда подлинных, чаще же вымышленных персонажей, изображали быт и жизнь разных эпох.
Как и всякое сочинение, новая книга Р. Белоусова не свободна от промахов и шероховатостей. На некоторые из них стоит указать автору.
Наряду с обстоятельными очерками («Мечтания вольнодумца Сирано», «Жизнь и смерть тургеневского «болгара», «Карта странствий Одиссея» и др.) некоторые почти без изменений перекочевали в книгу с газетной полосы («Роковое ожерелье и Дюма» и др.). Автор, видимо, запамятовал известное правило: то, что годится для газетного листа, не всегда легко и органически ложится в книгу. Поэтому вдумчивое, неторопливое изложение чаще допустимого переходит в скороговорку.
Малопритязательные анекдоты «с бородой» («Портрет Клары Гасуль», «Силуэт «пиковой дамы», «Трость Бальзака» и др.) едва ли украшают интересную книгу и свободно могли бы остаться за ее пределами. Если же они дороги сердцу автора, то их следовало основательно переработать. Ничем не объяснимая торопливость приводит автора к огрехам, которых в книге можно было легко избежать.
На странице 15 упоминается «великий Малерб», перед которым уже в зрелом возрасте «словно по волшебству, распахнулись двери многих аристократических домов: он дружил с самим герцогом Гизом, часто бывал в знаменитом салоне маркизы Рамбулье. У него был свой слуга и лошадь, а главное – огромное жалованье: чуть ли не тысяча ливров». Великолепие и богатство, разумеется, для «великого» – скромное. Напомним, что «роковое ожерелье» стоило миллион шестьсот тысяч ливров. И читателю непонятно, благодаря чему Малерб стал «великим» и так щедро был взласкан судьбой?
Сомнительно звучит утверждение о том, что для воспитанников «парижского колледжа» (быть может, все-таки коллежа, – дело-то происходит не в англо-саксонской стране) Бове, где обучался юный Сирано, «все слова, определяющие их невзгоды, начинались на букву «к» – кнут, кара, карцер, крохи, клопы…» (стр. 23). Автору не грех бы было полистать французский словарь.
Едва ли нужно превращать «Золото Рейна» в «рейнское золото» (стр. 183). Не худо бы и обратиться к первоисточнику, прежде чем написать фразу: «Великий флорентиец (кстати, М. Горький рекомендовал писать это слово как «флорентинец». – А. Т.) в начальных строках своего бессмертного творения определил половину земной жизни человека тридцатью шестью годами» (стр. 11). У Данте половина «земной жизни» определяется в тридцать пять лет («Пир», IV, XXIII). Следовало бы напомнить молодому читателю, что «знаменитый сборник «Эмали и камеи» Т. Готье – сборник стихотворений, а не других литературных произведений (стр. 9). «…Бесформенная, необработанная жемчужина» (стр. 79) – тоже сомнительна: жемчуг не обрабатывают, жемчужину можно вставить в кольцо, крест, ризу и т, д. А название танца «менуэт» все-таки лучше писать не через букву «и».
…Книга Р. Белоусова прочитана, и читатель с нетерпением будет ждать новых работ талантливого автора.
- См. «Вопросы литературы», 1972, N 6, стр. 219 – 223.[↩]