Новый человек – в центре внимания

К итогам дискуссии «Наш современник в жизни и в литературе» (см. «Вопросы литературы», 1960, NN 6 – 11).

В дискуссии «Наш современник в жизни и в литературе» обстоятельнее всего обсуждался вопрос о положительном герое современности. Почему он вновь и вновь дебатируется в литературно-критических статьях и писательских выступлениях? Дело не только в том, что появились новые художественные произведения, в которых с разных сторон и в разной манере изображен наш современник. Широкий общественный интерес к духовному облику передового человека и его литературному воплощению вызвала сама жизнь: ведь сейчас миллионы людей задаются одним и тем же вопросом – каким должен быть строитель коммунизма?

Ныне в разговоре о коммунизме уже нельзя ограничиться перечислением общих его признаков. Все чаще в среде нашей молодежи оживленно спорят о необходимости своеобразного «нравственного кодекса», которому советские люди должны повседневно следовать. Характерный факт: обязательства бригад коммунистического труда не ограничиваются пунктами об отличной работе, об учебе, культурном росте; сюда сплошь и рядом включают требования о том, как вести себя в обществе, в семье. И разве не о высоком гуманистическом чувстве говорит такая, например, заповедь, содержащаяся в одном из обязательств: «Если рядом с тобой обидели человека, то и ты виноват…»

Едина в своей целеустремленности хозяйственно-экономическая и воспитательная работа партии. Программа идеологического фронта определена Н. С. Хрущевым: «Мы решаем сейчас две исторические задачи – создание материально-технической базы коммунизма и воспитание нового человека… Если мы отстанем с образованием и воспитанием советских людей, то неизбежно затормозится все дело строительства коммунизма».

Формирование души нового человека, воспитание у него нового строя мыслей и чувств – это практическая цель всей нашей идеологической работы, в» том числе литературной деятельности. Различными средствами располагает писатель для выполнения этой задачи, но самое действенное – показ великой силы примера, изображение тех новых людей, которые выдвинуты жизнью и у которых хотят учиться миллионы советских граждан.

Во всем мире идет упорная борьба за коммунизм, за человека. Наши идеологические противники озлобленно обрушиваются на положительных героев советской литературы и пытаются опровергнуть самую возможность вырастить поколения новых людей.

Американский литературовед Руфус Мэтьюсон в книге «Положительный герой в русской литературе» ополчается против понятия положительного героя и заявляет, что оно было навязано русской литературе революционными демократами. Считая, что «отличительной чертой человеческой природы является склонность человека к падению, к слабости, нестойкости и поражению, которые составляют элементы всех человеческих жизней», он свои надежды на сохранение старого порядка вещей связывает с вздорной мыслью о невозможности вырастить нового человека в Советском Союзе.

Коммунистическая партия в своей великой созидательной работе исходит из глубокой веры в духовные силы трудовых людей. В одной из своих недавних речей Н. С. Хрущев напомнил знаменитые слова Горького о том, что Человек – это звучит гордо. Эти слова – боевой девиз в творческой работе советских литераторов. Они создали яркие образы борцов за социализм, а теперь воодушевлены желанием показать формирование человека строящегося коммунистического общества.

Естественно ожидать, что литературная критика обобщит и оценит творческий труд писателей, накопленный литературой опыт. Однако слабость теоретических обобщений, недостаток серьезных работ о процессах современного литературного развития заставляет вновь обсуждать проблемы, которые, казалось бы, уже должны были получить достаточно полное освещение. В частности, это вопрос о том, как раскрывается средствами искусства духовная значительность «обыкновенного» советского человека.

Дискуссия, прошедшая на страницах нашего журнала, призвана была рассмотреть опыт изображения положительного героя в литературе наших дней, но и она вряд ли дала исчерпывающие ответы на вопросы, связанные с этой важной проблемой. Необходимы обстоятельные работы, посвященные этой теме. Они будут тем более ценными, чем шире авторы изучат живое богатство многонациональной литературы социалистического реализма, да и не только литературы – всего нашего искусства. «Вопросы литературы» опубликовали в ряду других дискуссионных материалов статьи, написанные на материале украинской, армянской и азербайджанской литератур. Это совсем немного, но еще слабее обстоит дело с освещением других областей искусства – театра, кино, живописи, музыки.

Хотя большинство проблем, возникших в ходе дискуссии, еще не получило на страницах журнала всестороннего рассмотрения, происшедший обмен мнениями, на наш взгляд, полезен. Он поможет лучше понять пути исканий современной советской литературы, характерные ее направления и те тенденции, которые заслуживают поддержки или критики.

КТО ОН – «ПРОСТОЙ ЧЕЛОВЕК»?

Бесспорно, что ныне художественные искания, связанные с созданием образа современника, проходят под знаком пристального интереса к жизни рядового советского труженика, к самым различным ее сферам: повседневный труд, общественные и личные отношения, быт, семья, воспитание чувств… Проблема «простого человека», на которой применительно к литературе справедливо сосредоточила внимание Л. Скорино (статья «Так ли прост «простой человек»?» – «Вопросы литературы», N 6), продиктована и всем гуманистическим укладом нашей жизни после XX и XXI съездов партии, и закономерностями литературного развития.

Художественный опыт последних лет свидетельствует о стремлении наиболее чутких к жизни писателей нарисовать широкую картину действительности, изобразить людей различного типа, не только передовиков, но и тех, кто еще не является ими, и тех, чей жизненный путь оказался сложным, а порой и ошибочным. Да и как может быть иначе – советская литература призвана готовить к жизни при коммунизме все наше общество!

Дискуссия «Наш современник в жизни и в литературе» еще раз показала, что наши эстетические убеждения остаются неколебимыми: ее участники активно утверждали позитивный пафос советского искусства. Какое горькое разочарование для ревизионистов, пытающихся доказать, будто советское искусство изменило героической теме и перешло к унылому бытописательству! И какая прочная теоретическая основа для дальнейшего развития социалистической эстетики, для решительной борьбы с чуждыми ей догматическими предубеждениями!

Эти предубеждения связаны со схемами и канонами, которые в наше время, проникнутое духом творчества, представляются явным анахронизмом. Недаром авторы дискуссионных статей, как о стародавнем предрассудке, говорили об изображении избранной личности в качестве героя современности. Они согласны в том, что какое бы то ни было недоверие к «простому человеку», рядовому советскому труженику неправильно и вредно. Споры идут о другом: как понимать содержание самого определения «простой человек», каково соотношение будничного и героического в жизни и в литературе, как оценить историческое и эстетическое значение различных типов, входящих в многообразную галерею литературных персонажей современности. На этот счет высказывались далеко не совпадающие, а иногда и противоположные, суждения. Не задаваясь целью разбирать все положения и оценки участников дискуссии, небесполезно остановиться на трактовке именно этой проблемы.

В самом деле, каков он, этот «простой человек», достаточно ли воспроизвести его будни, или же обязанность художника – поэтически ярко показать его подлинным героем современности в большом историческом значении его дел и помыслов? Говорят, что никто и не противопоставляет одно другому, если не считать статьи В. Некрасова «Слова «великие» и «простые». Нет, все обстоит несколько сложнее.

Высказанная или невысказанная, но у части писателей и критиков существует известная настороженность по отношению к героическому образу. Ссылаются на декларативность схематических фигур, выдававшихся некоторыми писателями за этот образ, как будто схематизм компрометирует само существо героизма. Проявляют и недоверие к «высоким» словам, напрасно оправдывая его ссылками на неуместное использование их в литературе. В отдельных статьях под видом критики схематизма время от времени высмеиваются стойкие и цельные люди, причем акцент делается на изображении человека «со всячинкой», ею будто бы и интересного.

Подчеркиваем: требование глубоко изображать самые различные характеры совершенно правомерно, Об этом писал А. Караганов в своей статье «Правда характера» («Вопросы литературы», N 8). Он высказался против эталона героя «вообще», за глубокое изображение реальных характеров и вместе с тем напомнил об отличительных чертах наших современников, высоте их души, силе нравственных побуждений. Напоминание очень уместное, потому что нашей критике особенно важно выяснить, – как советская литература изображает становление нового сознания у различных людей.

Ответ на этот вопрос очень нужен еще и потому, что некоторые литераторы склонны ограничиваться изображением «разных характеров», а понятие «образ советского человека» объявляют схематическим эталоном «героя вообще». Отголоски подобной тенденции сказались в ходе споров в статье Д. Николаева «Верность жизни или… канонам?» («Вопросы литературы», N 10), основные посылки которой представляются нам ошибочными.

Никто не станет спорить с молодым критиком, когда он выступает против литературных штампов, призывает не обходить сложности и многообразия жизни. Но невозможно согласиться с тем, что литературе он фактически отводит пассивную роль: ее задача, как явствует из статьи, сводится к воспроизведению множественности существующих типов. Вопрос о художественном отборе увиденных явлений перед Д. Николаевым не встает, поскольку в статье варьируется одна мысль: все люди разные, и быт у них складывается по-различному, достаточно, чтобы писатель уловил «тот или иной характер будней изображаемых им людей». Критик пишет: «Одни из них действительно «не простые» (если понимать под словом «простота» – примитивность, неразвитость, ограниченность стремлений и т. п.). Другие в чем-то «не простые», а в чем-то и «простые». Наконец, третьи до сих пор остаются людьми ограниченными в своих стремлениях, мало развитыми».

Эта «типология» весьма показательна. Вот так «многообразие» типов, в котором не нашлось места для образа нового, передового человека! Из названных же никто не выходит за пределы заурядности, несмотря на то, что они объявлены «не простыми». Первые, как видим, «не просты» лишь в том смысле, что не являются примитивными, вторые – и такие и сякие, а третьи – люди явно ограниченные.

Такое представление о «разных» людях соответствует эстетической позиции автора: Д. Николаев полемизирует с критиками, указывающими на значение героического образа, на духовные качества обыкновенных советских людей, которые делают их в глазах всего мира людьми нового типа, «необыкновенными людьми». Обвиняя Л. Скорино и С. Штут в том, что они недоверчиво относятся к обыкновенному, Д. Николаев не рассматривает литературные произведения, где рядовые люди в соответствии с правдой жизни раскрыты в высоте их дел и стремлений. Эта позиция критика мешает правильному решению проблемы положительного героя. В то же время он одобряет писателей, в чьих книгах находит людей среднего уровня, невысокого сознания. Д. Николаев отказывается от анализа образа Кушли из «Сентиментального романа» В. Пановой и оспаривает право критиков сравнивать его с образами борцов, поднятых революцией на более высокую ступень духовного и культурного развития. Игнорируя проходившее в свое время обсуждение достоинств и недостатков повести В. Некрасова «В родном городе», Д. Николаев рассматривает и ее крайне односторонне, как полную удачу автора. То же самое приходится сказать об оценках новых произведений, таких, в частности, как рассказ С. Антонова «Разноцветные камешки» и повесть В. Тендрякова «Тройка, семерка, туз».

На наш взгляд, рассказ С. Антонова не заслуживает суровых упреков, высказанных в статье Л. Скорино. Здесь нет морального развенчания жизненной позиции ветерана Отечественной войны или реабилитации обывательской морали девушки-подавалыцицы. Но позиции первого не раскрыты в их гуманистической сущности; изображая вторую, автор столь усердно соблюдает «объективность», что от рассказа остается ощущение недоговоренности, даже известной уклончивости в оценках. Что это – обязательные «накладные расходы» той манеры, в которой пишет С. Антонов? Достаточно прочитать его «Аленку», чтобы убедиться, что тонкий лирический рисунок и богатый подтекст – совсем не препятствие для раскрытия большого содержания жизни.

Мы имеем в виду, конечно не просто ту или иную оценку критиком литературного произведения и вовсе не высказываемся за полнейшее единодушие в восприятии каждой новой книги. Существенно в данном случае другое – предвзятый подход к явлениям искусства: поддерживаются лишь книги, где действуют заурядные люди. Такой подход сказался в анализе Д. Николаевым повести «Тройка, семерка, туз». Защищая ее от догматических обвинений, автор статьи «Верность жизни или… канонам?» естественное несогласие критики с акцентом на пассивность всего коллектива, который сделан писателем, отождествляет с защитой схематического эталона коллектива «вообще».

И тут встает вопрос не только о критических пристрастиях автора, но и о трактовке им характера реалистического обобщения в литературе. Было время, когда «нетипичными» объявляли факты отрицательного порядка. Значит ли это, что в борьбе с таким извращением следует отказаться от обобщения действительно типических явлений современности, ограничиваясь регистрацией того или иного типа, единичного факта?

Только за последнее время опубликовано несколько произведений, повествующих не о капитуляции коллектива перед «злодеем», но о происходящей в жизни активизации сил Общественности, которые обуздывают тех, кто мешает нормальной жизни советских людей. Вслед за исполненной глубокого драматизма пьесой А. Зака и И. Кузнецова «Два цвета» появилась повесть В. Аксенова «Коллеги», где в числе других развита тема борьбы коллектива с уголовником, грозным только для трусов. В. Липатов в повести «Глухая Мята» рисует ситуацию, внешне сходную с той, которую мы знаем по книге В. Тендрякова. Десять сплавщиков, выведенных в повести В. Липатова, – лично очень непохожие люди, но их сила в том же, в чем сила всех советских людей, – они чувствуют себя коллективом. И, как коллектив, они не дают подмять себя злобному и хитрому механику Изюмину. Конечно, всегда коллектив состоит из людей разных, его жизнь может развиваться неодинаково, однако можно ли сомневаться, что в нем найдутся люди «правильной жизни», подобные бригадиру Григорию Семенову из «Глухой Мяты»? Во всяком случае, их трудно не увидеть писателю, всматривающемуся в многообразие типов современного общества. А что же сказать о статье, автор которой на словах ратует за это многообразие, а на деле сводит его только к показу людей невысокого уровня сознания? Узость взгляда Д. Николаева на повесть «Тройка, семерка, туз» уже подверглась критике в статье В. Панкова «Ветер века» («Вопросы литературы», N 11). Другие произведения В. Тендрякова заставляют задуматься именно об активности простых советских людей, их бескомпромиссности, стремлении к творческой деятельности.

В этой связи обращает на себя внимание роман «За бегущим днем», пожалуй, несколько недооцененный нашей критикой. Г. Бровман в статье «Жизненная позиция героя» («Вопросы литературы», N 7) сосредоточился почти исключительно на недостатках произведения. Д. Николаев этого романа совсем не коснулся, хотя здесь повествуется о росте простого человека, его движении навстречу идеалу. Отказ от обывательского существования, готовность идти в ногу с временем и впереди его, творческое отношение к своему делу, новаторские искания – эти качества активно я страстно утверждает В. Тендряков, выступая деятельным борцом против рутины, мещанства, общественной инертности. К сожалению, автор не добился полного успеха, Бирюков – такой, каким мы его видим на страницах романа, – не обладает характером истинного новатора и не может выполнить роли, возложенной на него писателем. Поучительны и достоинства и недостатки романа, о них стоит поговорить подробнее¹, но несомненно, что «За бегущим днем» дает основание задуматься о росте рядового труженика до «настоящего человека».

Как раз в этом – ключ к проблеме «простого человека». Изображая самых разных людей – и тех, кто совсем «не прост», и тех, кто остается «простым», какими бы путями ни шел он по жизни, – советское искусство интересуется самой типичной ситуацией современности – становлением «настоящего человека». Сейчас в повседневной жизни народа все отчетливее выступают черты нового человека – человека коммунистического будущего.

Проблема героя современности – это проблема реалистического метода искусства, ибо здесь в первую очередь проявляется умение художника отбирать и обобщать явления действительности, его идейно-эстетическая позиция. Типизация всегда включает в себя утверждение определенных жизненных явлений, открытие новых человеческих типов. Просто воспроизводит, описывает вереницу увиденных «разных людей» натуралист. Художник, стоящий на позициях социалистического реализма, заинтересованно следит за рождением нового мира, он не удовлетворится бесстрастной регистрацией любых существующих типов, но увидит жизненность и перспективность тех из них, за которыми будущее.

Да, общество наше состоит и из «тех» и из «других», но всего показательнее для него отсутствие перегородок между передовыми гражданами и всей массой, реальная возможность для каждого поднять уровень своего сознания, с помощью общества достигнуть высокого идеала, В «простых», самых рядовых советских людях зреет готовность к подвигу; в том и состоит благородная цель литературы, чтобы поддерживать и растить эту готовность, из первых искр раздувать священный огонь героизма.

Еще в середине прошлого века Маркс писал о социалистических рабочих: «…человеческое братство в их устах не фраза, а истина, и с загрубелых от труда лиц глядит на нас вся красота человечества». Тем выразительнее «красота человечества» в мире практически созидаемого коммунизма. На каждом шагу мы находим все новые доказательства огромного уважения народа, партии к человеку. О представителях самых простых, «будничных» профессий у нас говорят как об энтузиастах своего дела и как о строителях новой человечности.

1. В N 1 журнала «Вопросы литературы» за 1961 год намечается опубликовать статью И. Виноградова о романе В. Тендрякова и его критике (ред.).[↩]