Новое о Тургеневе во французском бюллетене

Три выпуска материалов и сообщений, изданные парижским Обществом друзей Ивана Тургенева, Полины Виардо и Марии Малибран¹, дают возможность судить о характере этого продолжающегося издания и выделить то, что представляет наибольший интерес для исследователей творчества Тургенева и его биографов.

Общество, основанное в феврале 1977 года, поставило своей целью расширение знаний о Тургеневе, о певицах-сестрах Гарсиа, а также об их друзьях и современниках; оно насчитывает (по сведениям в третьем выпуске) около двухсот членов – деятелей науки, культуры и искусства разных стран, так или иначе прикосновенных к интересам этого объединения. Президент Общества при его создании – Андре Лесень, в настоящее время – профессор А. Звигильский, известный публикатор и комментатор эпистолярного наследия Тургенева.

В передовых заметках говорится о традициях, на основе которых было создано Общество, о его целях и характере деятельности (I, 5 – 8; II, 5 – 7). Сборники содержат публикации документов, хранящихся в Париже в Национальной библиотеке и в частных коллекциях, результаты разысканий, биографические экскурсы, обзоры эпистолярных документов.

Первое по значению место принадлежит отрывку «Stepovik» – «Степовик» (II, 15 – 21). Начало рассказа, не завершенного писателем, было, очевидно, продиктовано по-французски Тургеневым и записано рукой П. Виардо. Это позволяет отнести недатированный отрывок к последним месяцам жизни Тургенева, когда он был уже не в силах писать сам по-русски, так как это побуждало его к привычной кропотливой работе над слогом.

Слово «степовик», не встречавшееся до сих пор, насколько известно, в словаре Тургенева, означает существо, обитающее, по поверьям, в степи, так же как леший – в лесу, домовой – в доме, водяной – в воде². В начале отрывка обозначена манера повествования – рассказ в рассказе; первый рассказчик представляет читателю второго – охотника, который любил собрать вокруг себя молодых людей и сочинять разные небылицы. Далее следует рассказ о летней ночи на Дону, когда охотнику, устроившемуся со своей собакой на ночлег в стоге сена, является степовик – маленький человек, величиной с локоть (мера длины), сотворенный из степных веточек, корней, мха, ковыля.

А. Звигильский во вступительной заметке к публикации определяет текст «Степовика» как явно незавершенный. Действительно, пространная экспозиция обещает неторопливое повествование, но рассказ обрывается на появлении степовика. Трудно определить, как мыслилось Тургеневу продолжение – может быть, как цепь эпизодов, историй, рассказанных охотником; в письмах Тургенева, воспоминаниях о писателе «Степовик» не упоминается. Текст слишком невелик, чтобы судить о границах замысла, однако предположение А. Звигильского о том, что «Степовик» предназначался для восьмилетней внучки Полины Виардо, представляется сомнительным. Летом 1881 года в Спасском-Лутовинове Тургенев сочинял «послеобеденные сказочки» для детей Я. П. Полонского³. Хотя это были устные рассказы, и они известны только в записи Полонского, все же можно судить в какой-то мере о тургеневских приемах адаптации текста для детского восприятия. «Капля жизни» и «Самознайка» – истории с простым сюжетом, в которых сочетаются легкое нравоучение и занимательность. При всей условности сравнения можно утверждать, что в «Степовике» намечено иное повествование. Картина летней ночи на Дону развернута в длинном, синтаксически сложном периоде. Появление невиданного степного существа заранее мотивировано в начале рассказа склонностью охотника к выдумыванию разных небылиц. Предусмотрительность Тургенева на этот счет в его фантастических рассказах хорошо известна, но она никак не вяжется с замыслом сказки для детей. Сказка не нуждается в оправдании и объяснении волшебства; чудо – в самой природе жанра. Обращение рассказчика-охотника в «Степовике» – «дети мои» («mes enfants») – нельзя понимать буквально, оно объясняется разницей в возрасте и отеческим отношением к слушателям; выше они же названы молодыми людьми («II aimait à nous rassembler, nous autres jeunes gens…»).

Приемы повествования в «Степовике» напоминают скорее «зачины» рассказов из «Записок охотника», хотя в сохранившихся программах цикла и среди замыслов, зафиксированных современниками, ничто не подходит близко к этому отрывку. Возможно, что в пору тяжелой, предсмертной болезни Тургенев начал диктовать рассказ раньше, чем у него выкристаллизовался замысел. Вероятно, его побудило к этому желание воскресить в памяти картины родной природы, образы народных легенд, а также потребность ежедневно писать – «чтобы не отвыкнуть от пера», как выразился Тургенев однажды⁴.

Остается дискуссионным вопрос о почерке, которым сделаны поправки в тексте «Степовика», записанном Полиной Виардо. А. Звигильский считает, что исправления внесены ее же рукой, что Тургенев по состоянию здоровья не мог сам просмотреть текст («L’écriture est celle de Pauline Viardot <…>Les corrections sont de la même main, Tourguéniev ne semble pas avoir pris connaissance de ce texte, sans doute à cause de son état de santé» – II, 15). Л. Н. Назарова полагает, что «поправки в тексте сделаны рукою писателя» ## Л. Н. Назарова, Неизвестные автографы И.

1. «Cahiers Ivan Tourguéniev, Pauline Viardot, Maria Malibran», N 1, octobre 1977; N 2, octobre 1978; N 3, octobre 1979. Далее в тексте указывается номер выпуска (римскими цифрами) и страницы (арабскими).[↩]
2. См.: Владимир Даль, Толковый словарь живого великорусского языка, т. IV, СПб. – М. 1882, стр. 323.[↩]
3. »И. С. Тургенев в воспоминаниях современников», т. 2, «Художественная литература», М. 1969, стр. 407 – 414. [↩]
4. Письмо к М. Е. Салтыкову от 3(15) января 1876 года – И. С. Тургенев, Полн. собр. соч. и писем в 28-ми томах. Письма, т. XI, «Наука», М. – Л. 1966. стр. 191.[↩]