Новое издание рубай Омара Хайяма
Омар Хайям, Рубаи, «Советский писатель», II., 1986, 319 с. («Библиотека поэта». Большая серия).
С 1986 года «Библиотека поэта» вступила в новый этап изданием «Слова о полку Игореве». Новое, третье издание Большой серии задумано как энциклопедический свод русского поэтического искусства, стихотворного наследия крупнейших поэтов советских национальных республик, памятников народного творчества в лучших переводах. Главный редактор «Библиотеки поэта» Ю. Андреев четко сформулировал эту проблему. «Экспертиза показала, – пишет он, – что качество существующих в русском языке переводных текстов в значительном большинстве случаев, к сожалению, далеко не конгениально оригиналам. Это касается, прежде всего, великих народных эпосов. Более того, в ряде случаев такие переводы способны лишь умертвить дух подлинников и отвратить от них новые поколения читателей, обесценивая тем самым взлеты поэтического гения целых народов»1.
Большая серия «Библиотеки поэта» мыслится составителями как издание научного типа, обращенное в первую очередь к подготовленному читателю. Нынешний состав серии опирается на традицию, опыт прежних изданий, хотя в значительной степени трансформированный за счет более глубокой разработки вспомогательного научного материала и более тщательного отбора публикуемых текстов.
Раздел поэзии народов СССР в новом, третьем издании «Библиотеки поэта» открывается книгой «Рубаи» Омара Хайяма, в которой наиболее полно представлено поэтическое творчество этого выдающегося поэта древности. Не требуя и не ожидая от других книг точно такого же подхода к материалу, считаем, что по уровню подготовки данное издание может служить своего рода эталоном для всех последующих переводных книг. Здесь впервые обобщается почти столетний опыт переводов хайямовских стихов на русский язык. В основу отбора положено тщательное сличение переводов с текстами подлинников, их адекватность.
Эта задача по силам лишь человеку, хорошо, а лучше сказать, безукоризненно владеющему языком оригинала. Составитель книги А. Шахвердов многие годы собирает образцы творчества Омара Хайяма в оригинале и в переводах на разные языки. Им составлена уникальная картотека, которая послужила основой книги. Пересмотрев огромное количество таджикско-персидских рукописей, литографий, печатных изданий, А. Шахвердов отобрал 700 четверостиший, принадлежащих Омару Хайяму, он сличил сотни рубаи в оригинале с их переводами на русский язык, начиная с первой публикации в 1891 году, осуществленной В. Величко, до наших дней, когда переводы поэта многократно издаются и переиздаются. Во время этой непростой работы обнаружилось, что порой переводчики, не зная языка оригинала, полагаясь на подстрочники, сделанные людьми недостаточно компетентными, включали в свою книгу одно и тоже рубаи. Тем не менее, их нельзя считать самостоятельными, хотя в некоторых из них могут встретиться разночтения, свойственные большей части таджикско-персидских поэтов X – XVI вв. К тому же вариативность связана и с оригиналами, в которых переписчики заменяли синонимы или близкие по значению слова с таким же числом букв.
Удивительна судьба творческого наследия великого персидско-таджикского поэта Омара Хайяма, родившегося в Нишапуре (Хорасан) предположительно в 1048 году. Много веков его стихи в Иране и на Востоке включались в поэтические сборники – диваны и антологии – тазкире, но ни его современники, ни последующие поколения знатоков литературы не придавали им должного значения.
Омар Хайям пользовался широкой известностью как астроном и астролог, физик и математик, врач, мудрец (хаким), но то, что он великий поэт, достойный славы, восхищения, стало понятным лишь во второй половине XIX столетия, и, как это ни парадоксально, сначала в Европе, а уж потом на его родине. Именно тогда, когда английский поэт и переводчик Эдвард Фитцджеральд в середине XIX века по случайно найденной рукописи Хайяма перевел его рубаи на английский язык как одну поэму, не только в истории таджикско-персидской, но и во всей мировой литературе открылась новая блестящая страница. Полузабытый поэт приобретает поистине мировую славу, его четверостишия оказываются созвучными мыслям, душевному настрою читателей в разных уголках земного шара.
В древности эти лаконичные философские картинки, возможно, не выдерживали конкуренции с излюбленными традиционными жанрами таджикско-персидской поэзии: газелями, обширными касыдами – панегирическими одами, месневи – эпическими, дидактическими, романтическими стихами. Рубаи тесно связаны с народными четверостишиями, в то время как другие поэтические жанры были заимствованы из арабской поэзии вместе с распространением ислама.
В книге опубликованы переводы рубаи Хайяма, в которых наиболее достоверно передан смысл оригинала при сохранении художественных достоинств русского стиха.
Рубаи расположены в алфавитном порядке первых строк (мисра) подлинников, то есть оригинальных рубаи – по последним буквам рифмы, наиболее устойчивому элементу стиха, менее подвергавшемуся изменению на протяжении многих веков. Упомянутый принцип нашел отражение и в таджикском указателе. Это список первых строк рубаи в современном таджикском написании русской графикой без диакритических знаков (стр. 283 – 295). Наличие «ключа» раз навсегда исключает дублирование в будущем переводов одного и того же рубаи, а специалистам послужит надежным источником в их дальнейшем исследовании творчества Омара Хайяма.
Научную и познавательную ценность имеет статья З. Ворожейкиной и А. Шахвердова «Омар Хайям в русской переводной литературе», в которой рассматриваются переводы рубаи Омара Хайяма на русский язык и наглядно показана возможность и неизбежность различного подхода к переводимому иноязычному произведению.
Самостоятельное – в том числе научное – значение имеют и «Примечания» А. Шахвердова (стр. 259 – 276). В них указываются наиболее существенные разночтения, критические замечания в отношении точности переводов. В отдельных случаях приводится подстрочный (точный!) перевод, а также указывается количество обращений к ним разных переводчиков, приводятся варианты переводов.
О принципе отбора рубаи для данного издания А. Шахвердов в «Примечаниях» пишет: «Задача настоящего сборника – впервые обобщить почти столетний опыт передачи хайямовских рубаи русскими стихами и показать их русскому читателю наиболее полно, в самых удачных из имеющихся переводов, а также дополнить наши представления о Хайяме новыми или малоизвестными материалами» (стр. 259). Эта цель, несомненно, достигнута, свидетельством чего служит состав рубаи, включенных в сборник, продуманный составителем с научной точки зрения. В книгу вошли также 80 рубаи Хайяма, отобранные А. Шахвердовым и никогда до этого не переводившиеся на русский язык, а также 37 рубаи, которые оказались в диванах различных поэтов, но принадлежат Омару Хайяму. Это подтверждается общим смыслом, философско-гедоническим и гуманистическим характером стихов, иногда их антиклерикальной направленностью, рифмой, системой художественных средств. Эти «странствующие» четверостишия вошли в третий раздел книги. Наконец, в сборник включено 101 четверостишие, обработанное и переведенное Э. Фитцджеральдом на английский язык и частями представленное в переводах различными поэтами на русском языке. По этому поводу А. Шахвердов пишет: «Тщательное сопоставление переводов Фитцджеральда с рукописями подлинного текста (по тем копиям, по которым работал Фитцджеральд) показало, что 9 английских четверостиший представляют собой верное воспроизведение оригинала, 44 относятся к разряду «составных», т.е. включают два или три рубаи, а остальные являются вариациями хайямовских тем, строками из поэмы Аттара «Беседа птиц» или написаны самим Фитцджеральдом» (стр. 277).
Составитель включил в книгу новые переводы рубаи взамен ранее публиковавшихся, так как они были слишком далеки от оригинала, а также другие, не публиковавшиеся до сих пор. Эти переводы выполнены ленинградскими поэтами С. Ботвинником, Б. Голубевым, Н. Кононовым, А. Кушнером и А. Щербаковым. Подстрочные переводы были сделаны А. Шахвердовым и отредактированы З. Ворожейкиной. Эти подстрочники основаны на проникновении в суть оригинала, служат раскрытию его образных средств, метафоричности, ритмики, символики, игры слов.
В недавно вышедшую книгу избранных переводов М. Дьяконова и И. Дьяконова, известных востоковедов, вошли их собственные переводы с персидского, аккадского, древнееврейского, древнеисландского, латинского, английского, норвежского языков. Касаясь проблемы поэтического перевода, И. Дьяконов пишет в предисловии: «С подстрочников переводили многие замечательные русские поэты и создали произведения, которые вошли навсегда в русскую литературу… С другой стороны, много плохих стихотворных переводов делались и делаются без пользования подстрочником. И все же, отвлекаясь от отдельных удач и неудач, можно с уверенностью сказать, что в среднем переводы с подстрочников хуже переводов с оригинала»2.
В условиях восточного средневековья с его разобщенностью, бесконечными войнами, междоусобицами, попранием человеческого достоинства, жестокостью расцвела прекрасная таджикско-персидская поэзия Рудаки, Фирдоуси, Омара Хайяма, Саади, Хафиза и многих других известных поэтов. В собраниях сочинений великих представителей таджикско-персидской поэзии можно найти и четверостишия (эти произведения по существовавшим правилам помещались обычно в конце рукописного сборника). Омар Хайям придал этой форме необыкновенный блеск и завершенность. Каждое его четверостишие – законченная картинка, самостоятельное стихотворение. Примером гуманистических воззрений поэта, пронизывающих все его творчество, может послужить четверостишие, предпосланное в виде эпиграфа к вводной статье:
Мы – цель и высшая вершина
всей вселенной,
Мы – наилучшая краса юдоли
бренной,
Коль мирозданья круг есть
некое кольцо,
В нем, без сомнения, мы –
камень драгоценный.
(Перевод О. Румера.)
В творчестве Омара Хайяма присутствуют все изобразительные средства высокой поэзии: музыкальность, образность, метафоричность, оригинальные сравнения и композиция – рифмуются первая, вторая и четвертая строки, третья строка «висячая», но все четверостишие крепко сбито и содержит одну идею. Лучшие русские переводчики, стихи которых вошли в этот сборник, в большинстве случаев подчиняясь ритму и рифмовке, старались передать содержание рубаи с максимальной точностью. В книгу вошли переводы сорока переводчиков, среди которых крупные русские и советские поэты, например К. Бальмонт, И. Сельвинский, малоизвестные или до сих пор совсем неизвестные переводчики.
З. Ворожейкина, автор вступительной статьи «Омар Хайям и хайямовские четверостишия», пожалуй, впервые так подробно исследовала творчество поэта, рассмотрела проблему его литературного наследия, остановилась на феномене популярности хайямовских четверостиший. З. Ворожейкина пишет: «Кочевание (рубаи. – А. Р.) из дивана в диван и многовариантность их – лучшие свидетельства широкой распространенности их, сопряженной со множеством переписок и устных передач» (стр. 38), Автор статьи подчеркивает: «Конфликт человека с творцом, утверждение круговорота, вечного движения физического субстрата природы, отрицание посмертного существования человека – в этом Омар Хайям, столь близко подошедший к материалистическому осмыслению мироустройства, остался, как поэт, единственным в истории классической персидско-таджикской литературы» (стр. 40).
К книге приложен словарь непереведенных слов и библиография, в которую включены: 1. Основные издания рубаи Омара Хайяма в оригинале (стр. 261); 2. Издания русских стихотворных переводов рубаи Омара Хайяма. Исследования о его творчестве (стр. 261 – 265). В приложении дан перевод О. Румера поэмы Э. Фитцджеральда «Рубаиат Омара Хайяма» с английского на русский язык и образцы ранних переводов или переложений Хайяма. Здесь возникает навязшая в зубах проблема перевода иноязычной поэзии на русский язык. Для подлинного филолога ясно, что подстрочник – явление уродливое. Можно ли, пользуясь подстрочником, передать сложность мысли, образную систему иноязычного поэта? Лев Ошанин справедливо отметил, рецензируя данную книгу: «…любое великое наследие начинает жить на другом языке лишь тогда, когда появляется художник, сумевший проникнуть в глубину мира оригинала и нашедший прекрасную форму, затрагивающую души людей его языка»3.
Иногда переводят с помощью языка-посредника, но это гоже не решение наболевшего вопроса. Может быть, выход коренится в том, чтобы, если не существует в достаточном количестве поэтов, хорошо владеющих языком оригинала, добиться по крайней мере квалифицированного комментария-подстрочника. Можно надеяться, что развернувшаяся в последнее время в печати дискуссия приведет к положительному результату.
Нельзя сказать, что имя Омара Хайяма-поэта совсем не было известно на Востоке. В рукописных поэтических сборниках позднего времени – XV – XIX вв. – помещались и рубаи Омара Хайяма, но либо они приписывались другим поэтам, либо в них не видели большого поэтического мастерства. Вместе с тем рубаи Хайяма жили своей самостоятельной жизнью, как бы отторгнутые от автора (авторов?). Это те самые «странствующие» четверостишия, которые встречаются в диванах различных поэтов и о которых говорится в статье З. Ворожейкиной. Возможно, что рубаи включались и переписчиками, так как ни автографов, ни рукописей дивана Омара Хайяма до нас не дошло. Типографское дело на Ближнем Востоке (Иран, Средняя Азия) – детище XIX века, но с давних пор здесь, как и на Руси, существовала высокая культура рукописной книги. История знает имена прекрасных каллиграфов, переплетчиков, художников-миниатюристов, мастеров орнамента, благодаря которым рукописи воспринимаются как произведения подлинного искусства.
Современные ученые-востоковеды в различных частях света открывают новые таджикско-персидские рукописи, которые проливают свет на литературные процессы, взгляды, творчество поэтов древности. Для того чтобы в области восточного литературоведения делать какие-либо выводы, нужен достоверный материал, но добыть его применительно к таджикско-персидской поэзии – весьма сложная задача. Глубокие знания, увлеченность поэзией Востока позволили участникам книги представить на суд читателей интересное и по-настоящему научно разработанное издание.
В творчестве Омара Хайяма превалируют жизнеутверждающие ноты. Рубаи проникнуты символикой, метафоричны, и не всегда можно отделить иносказание от реальных чувств, испытываемых поэтом: в стихах луна – образ красавицы, небо – судьба, предопределение, гончар, который из глины или праха лепит горшки, кувшины, чаши, олицетворяет ко всему равнодушное время. Один из излюбленных образов Омара Хайяма – вино, пурпурное ширазское вино, легкое опьянение, дарующее не только наслаждение, но и забвение. Такие стихи нельзя понимать буквально. Они содержат глубокую философскую мысль – протест против ортодоксального направления в исламе, против религиозного фанатизма.
Омар Хайям крайне противоречив. Во многих лучших его четверостишиях, в тех, которые пользуются наибольшей популярностью, выражена мысль о бренности жизни. Человека в конце жизненного пути ждет смерть, нужно успеть взять от жизни все блага, которые она дарует человеку, ведь после смерти его ждет небытие. Религия сулит ему рай, блаженство, загробную жизнь, где правоверного мусульманина ожидают райские сады, прекрасные девы – гурии, неиссякаемый источник свежей воды. Поэт во многих своих четверостишиях противопоставляет загробной земную жизнь с ее радостями и печалями, с ее разнообразием и многоцветностью. Отсюда гедоническая настроенность его стихов. Приведем три варианта одного из известнейших рубаи, переведенного на русский язык более двадцати раз.
Перевод О. Румера:
Мы только куклы, вертит нами рок, –
Не сомневайся в правде этих строк.
Нам даст покувыркаться и запрячет
В ларец небытия, лишь выйдет срок.
Перевод И. Сельвинского:
Мы только пешки, тогда как судьба – игрок.
И это не образ: играет воистину рок.
Так будем же двигаться по доске бытия,
А там чередом – один за другим – в сундучок!
Перевод И. Тхоржевского:
Мир я сравнил бы с шахматной доской:
То день, то ночь. А пешки?
Мы с тобой.
Подвигают, притиснут – и побили,
И в темный ящик сунут на покой 4.
Нельзя сказать, что все переводы, включенные в сборник, равнозначны. Встречаются архаизмы, как, например, «трикраты» (N 623) в значении «трижды», словосочетание «проточная влага» (N 732), вульгаризм «башка» (N 774), звучащий здесь диссонансом. Русскому читателю не будет понятна строка в переводе В. Державина (N 313), оставшаяся непрокомментированной – «омовенье землею трущоб совершали». По шариату мусульманину разрешается совершать омовение землей или песком в случае, когда перед намазом в том месте, где он находится, нет воды. Но, к счастью, такие переводы крайне редки. Если поэзия Омара Хайяма в России была оценена лишь в позднее время и популярна сейчас, то, вероятно, причина этого заключается в появлении блестящих переводов О. Румера, И. Тхоржевского, Л. Некоры, Г. Плисецкого, Дм. Седых и других, близких к первоисточнику и обладающих высокими художественными достоинствами, а также философским содержанием самих рубаи, их гуманистической направленностью. В подтверждение приведем следующее четверостишие:
Тому, на чьем столе
надтреснувший кувшин
С водою свежею и только хлеб один,
Увы, приходится пред тем,
кто ниже, гнуться
Иль называть того, кто равен, «господин».
(Перевод О. Румера.)
Полезным начинанием редакции «Библиотеки поэта» представляется и первое текстологическое совещание с участием ленинградских ученых-востоковедов и переводчиков с предварительным обсуждением принципов изданий, состоявшееся в Ленинградском отделении издательства «Советский писатель».
Данная книга, составленная по четко разработанному плану (в чем, с нашей точки зрения, состоит и заслуга редактора Д. Климовой), является весомым вкладом в решение проблемы издания поэтических переводов с восточных языков на русский язык.
г. Ленинград