Общий опыт
«Проблемы развития литератур европейских социалистических стран после 1945 года», М., «Наука», 1985, 399 с.
Большинство работ, вышедших в последнее время и посвященных развитию литератур европейских социалистических стран, рассматривают период 60 – 70-х годов. В рецензируемом коллективном труде впервые прослеживается история литературного развития в европейских социалистических странах за весь послевоенный период – от 1945 года до наших дней. Авторы, правда, как это отмечается во введении, не ставят перед собой задачи дать систематическое описание всего огромного литературного материала за 40 лет развития, но, тем не менее, послевоенный литературный процесс прослеживается в его наиболее существенных явлениях и тенденциях.
В исследовании представлены литературы социалистических стран Европы: Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии, Чехословакии, Югославии, а также Советского Союза, – это делает картину современного литературного процесса максимально полной.
Книга подготовлена Институтом славяноведения и балканистики АН СССР совместно с литературоведами Германской Демократической Республики. Немецкие ученые обращаются не только к литературе и критике своей страны, но и к наиболее существенным процессам на этапе до середины 50-х годов в литературах СССР, Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Чехословакии, Югославии. Так советский читатель может познакомиться с точкой зрения на свою литературу и литературу других стран социалистического содружества наших немецких коллег, составить представление о методологии и теоретическом уровне литературоведения ГДР. И надо сказать, что методологические принципы оказываются в целом общими (при некоторых расхождениях в оценках отдельных явлений, в частности роли авангардистских традиций в современном социалистическом искусстве), а теоретический уровень достаточно высоким.
Во введении обосновывается периодизация послевоенного литературного процесса, при этом говорится о двух крупных периодах: литературе переходного периода, отразившей построение основ социализма, и литературе периода совершенствования социалистического общества. Это разделение вполне убедительно. Представляется только, что внутри двух периодов следует выделять более мелкие «подпериоды», характеристика которых позволила бы дать более точную и конкретную оценку исторического развития. При укрупненной же периодизации из поля зрения по существу выпадают первые послевоенные годы (1945 – 1949), имеющие свои особенности, свою проблематику. «Вместе с тем, – написано во введении, – позиция авторского коллектива решительно противостоит нигилистическим оценкам этого периода со стороны ревизионистской и современной буржуазной критики» (стр. 5). Но ведь ревизионистская критика пыталась зачеркнуть литературу первой половины 50-х годов, а не всего послевоенного периода. В частности, польская ревизионистская критика, нигилистически отрицая достижения своей литературы 1950 – 1955 годов, поднимала на щит, называла «золотым веком» литературу 1945 – 1949 годов, когда она «не была ограничена» нормами социалистического реализма и когда якобы создавались одни шедевры. И в литературе второй половины 40-х годов были свои – но совсем другие – трудности и недостатки.
Статья И. Мюнц-Кёнен, Х. Ольшовского, Л. Рихтера, открывающая первый раздел сборника, посвященный литературе переходного периода (то есть до середины 50-х годов), имеет по преимуществу теоретический характер. Здесь ставятся такие проблемы, как периодизация, необходимость выработки исторического подхода в изучении литературы периода, проблема традиций и др.
Более конкретная характеристика переходного периода дается в статьях, анализирующих отдельные национальные литературы: А. Хирше о советской литературе первого послевоенного этапа, Л. Рихтера о словацкой литературе 1945 – 1963 годов, Г. Люка об отношении к традиции в процессе формирования венгерской социалистической литературы, М. Аугуст о традициях «социальной литературы» в югославском антифашистском романе 50-х годов.
Проблеме традиций посвящена и работа Х. Ольшовского. В ней речь идет о традициях Краковского авангарда в польской поэзии 1945 – 1965 годов. К авангардизму автор относится явно апологетически. Однако его восторженные оценки повисают в воздухе, так как он вынужден прийти к выводу, что традиции Краковского авангарда не получили развития в польской поэзии ни в первые послевоенные, ни в 50-е годы. И сам Х. Ольшовский признает, что в первой половине 50-х годов облик поэзии определяли В. Броневский, Ю. Тувим, К. И. Галчиньский, то есть поэты-реалисты, с авангардизмом никак не связанные. Молодое поколение (в частности, Т. Ружевич) скорее полемизировало с авангардом. В конце 50-х годов проявляется интерес к авангарду, но западному, о главе Краковского авангарда Юлиане Пшибосе забыли. Такое впечатление, что автор как бы навязывает современной польской поэзии традиции Краковского авангарда, а та на всех этапах их не принимает. Наконец, «поколение 1956», заключает автор, отказавшись от «широких проектов, концепций политического или художественного характера» (стр. 143) и отвергая «конструктивистский пафос Краковского авангарда… ценило высокий эстетический уровень поэтики авангарда… не оставляя при этом без внимания и предложения других направлений» (стр. 144).
Х. Ольшевский считает, что именно с течением авангардизма следует связывать представления о высоком художественном уровне поэзии, что борьба за художественное качество – это и есть борьба за продолжение традиций авангардизма (см. стр. 137). Но сама художественная практика польской поэзии 20 – 30-х годов, к которым относится деятельность Краковского авангарда, показывает, что наибольшего художественного эффекта добились не поэты этой группы, а представитель революционно-пролетарского течения Владислав Броневский и поэт общедемократического лагеря Юлиан Тувим.
Дискуссионным представляется и вывод о кризисе в польской поэзии после 1949 года, то есть после принятия программы социалистического реализма, что совсем не подтверждается поэтическим творчеством тех же В. Броневского, Ю. Тувима, Я. Ивашкевича, Т. Ружевича.
Особое место в первой части монографии занимает теоретическая статья И. Мюнц-Кёнен «Дискуссии о реализме. Формирование теории литературы в ГДР», где дается общая характеристика дискуссий о социалистическом реализме на разных этапах развития литературы и критики ГДР, говорится о значении работ Д. Лукача.
В статье по существу речь идет о формировании в стране марксистского литературоведения.
Более конкретным темам и проблемам посвящены статьи Д. Вичева о болгарском романе 50-х годов, развитие которого прослеживается на фоне всей литературы в связи с традициями и концепциями романа в критике, Т. Хёрник о теме борьбы с фашизмом и войны в литературе ГДР этих же лет, Е. Беринга о проблеме интернационального и национального в румынской поэзии переходного периода и Л. Будаговой о чешской поэзии 40 – 50-х годов с подробным разбором творчества В. Незвала.
Проблематика и общие закономерности литературы европейских социалистических стран 60 – 70-х годов рассматриваются в теоретической статье, открывающей второй раздел книги. Ее авторы Ю. Богданов, В. Хорев и С. Шерлаимова связывают особенности развития литературы этого периода с общественно-экономическими и политическими процессами, отмечают неравномерность развития и отсутствие синхронности в развитии, выравнивание условий экономической и социальной жизни в последние два десятилетия, что не отменяет различий, национальной специфики.
Общими для литератур стран социалистического содружества в 60 – 70-е годы были: сосредоточение внимания на личности, духовном мире современника, стремление запечатлеть его национальный характер, усиленное внимание к нравственной проблематике, острым жизненным конфликтам, расширение диапазона художественных исканий, более широкие контакты с современной западной культурой и т. д.
В статье справедливо отмечается осложнение прогрессивного развития литературы негативными тенденциями, говорится о попытках ревизии социалистического пути развития, тяготении ряда писателей к гуманизму абстрактно-пассивного толка, искаженном подчас представлении о художественном процессе как только о введении новаций авангардистского характера. В качестве примера приводится югославская и румынская критика, критика и литература Чехословакии конца 60-х годов. Думаю, что здесь уместен был бы и разговор о сложной идейно-эстетической борьбе в Польше в начале 80-х годов. Убедителен вывод авторов о том, что отказ от позиций, завоеванных социалистическими литературами, не принес художественных открытий.
В других статьях второго раздела книги особенно очевидные общие процессы в развитии отдельных социалистических литератур прослеживаются на конкретном материале. В центре наиболее характерных явлений литературы двух десятилетий, прежде всего прозы, оказался роман. Именно в этом жанре проявилась главная тенденция литературного процесса в социалистических странах – укрепление позиций социалистического реализма.
Большие достижения в области романа – это свидетельство дальнейшего развития эпического начала. Автор статьи о художественном поиске в советской многонациональной литературе А. Бочаров пишет о стремлении создать эпос современности на материале повседневной жизни обычных людей, называя в качестве примеров романы Ф. Абрамова, В. Бубниса, А. Ананьева. Подобную тенденцию в словацкой литературе 70-х годов отмечает Ю. Богданов. Герои трилогии В. Шикулы «Мастера» – «простые, живущие скромной, будничной жизнью люди», то есть те, «кого не помнит история, хотя именно они своим трудом и наращивают базис цивилизации» (стр. 351). В. Шикула и задался целью «восстановить справедливость, сказать во весь голос об этих «героях обыденной жизни» (там же).
Во всех социалистических литературах возрастает внимание к этическим проблемам, роли нравственного фактора в поведении человека, к понятию совести. С этим связано распространение такой формы повествования, как исповедь, роман подведения итогов, о чем пишут авторы статей о польской (В. Хорев), болгарской (Н. Пономарева), советской (А. Бочаров) и других литературах. «Исповедальный суд человека над самим собой, – замечает А. Бочаров, – несомненно характерная черта и нашего сегодняшнего бытия, в котором такую большую роль стали играть нравственные регуляторы поведения, и нашей сегодняшней литературы» (стр. 235). А. Бочаров делает далее интересное наблюдение о том, что особая доверительность исповеди, прямого свидетельства о пережитом и перечувствованном отвечает нынешней тяге к подлинности «Так, внешне парадоксально, смыкаются повышенная субъективность и доверительная достоверность» (стр. 236).
Стремление к достоверности сказалось на распространении в ряде социалистических литератур автобиографического жанра. Ю. Богданов пишет о тяготении словацких писателей – прежде всего старшего поколения – к ретроспективному анализу, к осмыслению пережитого. Ту же тенденцию на материале венгерской литературы отмечает В. Середа. Автобиографические романы, книги-воспоминания развиваются в рамках характерной для Венгрии так называемой социографической литературы. (К сожалению, В. Середа не ссылается в статье на работы своего предшественника Ю. Гусева.)
В целом же авторы и исповедальных и документальных романов принимают участие в развернувшейся в мировой литературе дискуссии о человеке, о его взаимоотношениях с историей, природой, о свободе и необходимости, о добре и зле. Советские, венгерские, польские, югославские и другие писатели стран социалистического содружества со своих позиций поднимают такие вечные проблемы, как смерть, болезнь, старость, которые ранее считались традиционными для экзистенциалистской литературы. Об этом пишет Г. Ильина в работе о югославской прозе 70-х годов и другие авторы.
В. Хорев, анализируя творчество Ю. Кавальца, одного из представителей польской деревенской прозы, уделяет большое внимание проблеме – человек и природа. Интерес к ней определяется остротой экологической обстановки в современном мире, драматизмом Коллизий, возникающих в реальной действительности.
В статьях сборника постоянно говорится об интенсивности художественных поисков в социалистических литературах, их эстетическом богатстве и жанровом многообразии. Это подтверждается наличием различных разновидностей романа: философского, политического, интеллектуального, исторического.
Отмечая широкое распространение исторического романа во многих современных литературах (чешской, болгарской, югославских, русской, украинской, эстонской, грузинской и др.), С. Шерлаимова в своей статье в основном ведет разговор о роли этого жанра в чешской литературе 70-х годов. В условиях общественно-политического кризиса в Чехословакии конца 60-х годов, когда реалистические и гуманистические произведения временно оказались немодными, как пишет автор, «отступление в историю»… в лучших исторических романах было способом отстаивания идеалов человечности и – вопреки разрушению личности в модернизме – целостного материалистического, гуманистического понимания человека, а большой успех этих произведений у читателей способствовал «реабилитации» реалистического романа вообще» (стр. 359 – 360).
Наряду с традиционными разновидностями романа в книге называются романы-параболы, романы-исповеди, микророманы, романы-эссе. Н. Пономарева пишет о такой специфической жанровой разновидности в болгарской прозе, как циклизация рассказов, роман в новеллах (например, «Пороховой букварь» Й. Радичкова)1. Подобное явление встречается и в югославских литературах. Так, Г. Ильина указывает на «Мгновения» А. Исаковича как на новеллистический цикл, тяготеющий к роману.
Широко используются в литературах европейских социалистических стран условно-метафорические формы: притча, легенда, миф, символика. Особенно характерны эти формы для болгарской, польской, югославских, а также для советской литератур. А. Бочаров пишет, например, о «напоре ирреальных ситуаций в «обычной», не относящейся к жанрам фантастики прозе» (стр. 242). Многие такие поиски, справедливо считает он, побуждены плодотворным желанием передать новое качество жизни и литературы, ввести человека в широкую сферу природы и мироздания.
Однако автор статьи о румынской прозе 60 – 70-х годов М. Фридман приходит к выводу, что не всякое идейное и стилевое обновление – шаг вперед в художественном развитии: «…в новых романах игнорируются механизмы общественных конфликтов, человек в них живет в замкнутом, отъединенном от действительности мире, общественное в нем заменено биологическим» (стр. 313).
В статьях сборника хорошо выявлены национальные особенности отдельных литератур, то национальное своеобразие, которое обусловлено самой спецификой литературы как искусства, когда общее может проявиться не иначе как только в конкретных, национальных формах. У всех литератур свои достижения, свои особенности, А. Бочаров, например, доказывает, что наиболее плодотворными в советской литературе 70-х годов оказались русская лирическая деревенская проза, литовский психологический роман и эстонская иронико-философская повесть, а С. Рожновский, говоря об особенностях такой традиционно характерной для немецкой литературы жанровой разновидности, как роман воспитания, разбирает «Остановку в пути» Г. Канта и «Узоры детства» К. Вольф.
Наблюдения и выводы об идейном и художественном богатстве литератур европейских социалистических стран, изменениях в системе жанров, возрастающей роли повествователя, принципов эстетической широты и т. д. естественно приводят к размышлениям о необходимости методологического сдвига в самой трактовке социалистического реализма, о том, что социалистическому реализму по самой своей сущности чужды ограничения проблемно-тематическими рамками и определенным набором художественных приемов. Об этом пишут Ю. Богданов, В. Хорев, С. Шерлаимова в названной выше обобщающей статье о развитии литератур стран социалистического содружества в 60 – 70-е годы.
В книге ставятся и решаются многие важные теоретические и практические проблемы развития братских литератур, успешно исследуются их общие и специфические особенности. Думается, что сборник вполне удовлетворяет тем требованиям, которые предъявляются к подобного рода научным трудам.
- Здесь уместно было бы упомянуть работу З. Карцевой, которая так и называется «Тенденция к циклизации в новой болгарской прозе и некоторые проблемы романа». – «Славянская филология», 1978, вып. 10.[↩]