Ни научная, ни популярная
Н. Маршова, Ричард Бринсли Шеридан. 1751 – 1816, «Искусство», Л. -М., 1960, 111 стр.
Книжка Н. Маршовой невелика по объему, но это не помешает ей, как говорится, привлечь к себе внимание читающей публики. Ведь это не просто одна из многих книг о писателях, вышедших у нас за последние годы. Это, так сказать, «чрезвычайное происшествие».
Трудно даже сказать, исходя из каких критериев следует судить об этой вещи. Кое-что в манере Н. Маршовой напоминает о культурно-исторической школе. Но в работах представителей этой школы были свои достоинства, которых нет у Н. Маршовой. Кое-что напоминает о вульгарном социологизме. Но и здесь автор книги сумела позаимствовать все самое худшее. Что же касается презрения к логике и пренебрежения к фактам, бессмысленного педантизма и неоправданной претензии на первооткрывательство, то в этом отношении автор находится, можно сказать, вне литературоведческих школ. Работа Н. Маршовой, как явствует из титульного листа, написана о Шеридане и является научно-популярным очерком. О том, насколько эта работа научна и насколько популярна, придется еще говорить. Но самое удивительное в книге – это то, что автор ухитрился не выполнить даже первого обещания титула. Н. Маршова готова писать о чем угодно и сколько угодно, лишь бы поменьше писать о самом Шеридане. В этом отношении ее изобретательность поистине неистощима.
На протяжении нескольких страниц, например, Н. Маршова, жестоко воюя с буржуазными литературоведами, доказывает, что Шеридан не был единственным хорошим драматургом в Англии XVIII века. Отнести эту полемику за счет чего-либо, кроме как желания заполнить «пустое место», – трудно, поскольку буржуазные литературоведы, при всех своих грехах, все же неповинны в заблуждении, которое она им приписывает. Не приходится также убеждать в этом советских читателей – да еще с жаром. Пьесы драматургов, на которых ссылается Н. Маршова, шли на советской сцене.
Кроме того, Н. Маршова считает необходимым, упомянув между делом какую-нибудь пьесу, тут же подробно рассказать, какие у нее были источники, и о том, на какие пьесы она в свою очередь повлияла или могла повлиять. Это, разумеется, внушает большое уважение к учености автора, но нисколько не помогает развитию мысли книги. В ней очень много материала о быте и нравах Англии XVIII века. Кое-где – в тех случаях, когда автор излагает его без особых претензий и не грешит против фактов, – он уместен. В иных случаях выходят конфузы. Рассказав, например, что знаменитые «Письма графа Честерфилда» представляли собой публикацию писем этого вельможи, содержащих поучения сыну (опубликовала их вдова последнего), Н. Маршова тут же объясняет читателю, что лорд Честерфилд в своих письмах давал советы английской буржуазии, как ей приобщиться к правящим классам. В другом месте выясняется социологическая подкладка лондонских щеголей, появившихся якобы в результате приобщения промышленной буржуазии к роскоши правящих классов. Между тем лондонское щегольство шло еще от эпохи Реставрации (за добрых сто лет до промышленной революции), и как раз промышленная буржуазия отличалась истовым пуританизмом.
Немало места уделяет Н. Маршова также общим рассуждениям о характере английского Просвещения, но с этой частью ее работы как-то даже неловко и спорить. Достаточно сказать, что самым типичным представителем английского Просвещения оказывается у нее все тот же злосчастный лорд Честерфилд.
Из перечисленных трех компонентов состоит, так сказать, «общая» часть очерка Н. Маршовой, заметно потеснившая вопрос о самом Шеридане. Но, может быть, автору достаточно и двух листов из предоставленных ей четырех, чтобы научно и популярно рассказать нам о Шеридане? Ведь это ей совсем не мешало бы сделать, учитывая, что ее работа – первая советская книжка о Шеридане.
Н. Маршова нашла возможность рассказать биографию С. Джонсона, поскольку он был знаком с Шериданом. Но биографиям и портретам знакомых Шеридана почему-то суждено в этой книге заменить биографию Шеридана. О ней дан всего лишь анкетный отчет. Что Н. Маршова думает о человеческом облике Шеридана, понять трудно. В одном месте она позорит тех, кто упоминает о любви Шеридана к бутылке, в другом месте пишет, что, к сожалению, драматург попивал…
А ведь Шеридан был одной из тех крупных личностей, через которые «в человеческом плане» раскрывается век. Он был человек добротных классических знаний и дуэлянт. Он пережил большую любовь и тяжкую потерю, и он – в этом, увы, нет никакой клеветы – был «праздный гуляка». Он был способен на удивительное напряжение творческих сил, и он, в обычае века, был завзятый картежник. Его взлет был стремителен и падение тем более тяжко. Но и разорился он на благородном деле – он решил после пожара отстроить заново театр Дрюри Лейк, который считал гордостью английской сиены. К Шеридану направился Байрон, выйдя из парламента, где он произнес свою знаменитую речь в защиту луддитов, – к несчастному, спивающемуся, разоренному кредиторами старику Шеридану, который оставался для него воплощением общественной совести людей старшего поколения. Его влияние многие годы было не только литературным, но и личным – он был человеком огромного обаяния и ума. Сложный человек.
Сложная судьба. О ней написаны тома исследований. О ней писались романы. Только в книге Н. Маршовой Шеридану как-то не посчастливилось. Ведь даже самая «анкета» ее весьма неполна, да и не очень точна. У читателя может создаться, например, впечатление, что Шеридан занялся литературным трудом лишь тогда, когда его толкнула на это нужда. В действительности Шеридан совсем еще мальчиком уже пробовал писать и даже кое-что напечатал. Читатель ничего не узнает о знаменитой истории провала и – через несколько дней -успеха первой комедии Шеридана.
Шеридан был в течение очень долгого срока одним из самых видных театральных деятелей Англии. Он определял репертуарную линию крупнейшего драматического театра Англии. Он был сторонником одних манер исполнения и противником других. О Шеридане – театральном деятеле мы узнаем из книги Н. Маршовой лишь то, что тогда-то Шеридан купил патент Дрюри Лейна, а тогда-то театр сгорел…
Шеридан был великий драматург. Драматурги-сатирики, работавшие до него, удовлетворялись областью «малых форм», а когда вступали в область пятиактной «законной комедии», переставали быть сатириками. Шеридан первый из английских просветителей поднял комедию нравов, имевшую долгую реалистическую традицию, до уровня комедии сатирической. По книжке Н. Маршовой рассыпано множество мелких, совершенно неуместных в популярной работе замечаний о том, заимствован или не заимствован тот или иной образ, придумал сам Шеридан ту или иную реплику или подвергся чьему-то влиянию, но мы ничего не узнаем о том, в чем же все-таки состояла реформа драмы, совершенная Шериданом.
Но довольно о том, чего нет в книге. Поговорим о том, что в книге есть.
В книге прежде всего есть совершенно новая оценка двух лучших комедий Шеридана – «Соперников» и «Школы злословия».
До сих пор принято было думать, что «Соперники» – превосходная, очень хорошо скомпонованная и остроумная комедия нравов. Н. Маршовой этого мало. Она старается доказать, что двадцатитрехлетний Шеридан сразу же сделал то, что не удалось ни одному из его предшественников, – написал пятиактную сатирическую комедию. Первое из приводимых Н. Маршовой доказательств носит теоретический характер.
«…Сатирическая комедия ни в коей мере не исключает реалистической основы, – пишет Н. Маршова, – однако при одном обязательном условии (без этого условия реализм, видимо, возбраняется – Ю. К.): в сатире обличение теневых сторон должно гармонично сочетаться с каким-то ведущим положительным началом, твердой верой в современного человека, иначе сатира превращается в пасквиль. Все эти черты подлинно сатирического произведения, несомненно, присущи комедии Шеридана «Соперники» (стр. 49).
Конечно, если принять такое определение сатирической комедии, совсем нетрудно доказать сатирический характер почти любой комедии. Называя комедию сатирической, обычно исходят из того, насколько значителен объект критики, насколько последовательна, глубока и художественно выразительна критика и т. п. – одним словом, исходят из степени сатиричности произведения. Н. Маршова же исходит из другого – из того, насколько «гармонично» сочетаются в комедии элементы критики чего-то с «положительным началом», которое она почему-то считает ведущим. Не поздоровилось бы от Н. Мартовой многим сатирикам прошлого! С чем, с чем, а вот с требуемой Н. Маршовой «гармонией» дело у них обстояло совсем неважно. Достаточно ли «гармонично» сочетается, скажем, искусственный, неподвижный образ фонвизинского Стародума с совершенно живыми, но, увы, никак не исполненными «твердой веры в современного человека» образами других действующих лиц?
Не мудрено после этого, что Н. Маршова начинает доказывать сатиричность «Соперников» с того, что стремится уверить читателя, будто в образе главной героини комедии, Лидии Ленгвиш, нет даже намека на сатиру. В качестве аргумента автор приводит одну реплику Лидии, неправильно, без знания специфики театра, ею прочитанную. Воплощением же социальной сатиры становится неожиданно… старик Абсолют, Доказательства и здесь несложны. Старик Абсолют имел неосторожность в ссоре с сыном крикнуть ему: «…не смей оставаться на одном полушарии со мной, не смей дышать со мной одним воздухом, заведи себе собственное солнце, собственную атмосферу», – и был за это по заслугам наказан. Н. Маршова поймала его на слове и написала вот что: «Эта последняя гипербола характерно отражает чрезмерно повышенное самосознание представителя английского «высшего света», считающего, что он – самая респектабельная фигура в мире, которой дано свободно распоряжаться «собственной атмосферой и собственным солнцем» (стр. 60).
Перечисленные аргументы вряд ли дают основание пересматривать сложившееся представление о «Соперниках» и впредь именовать эту комедию образцом социальной сатиры.
«Школа злословия» издавна считается комедией сатирической. Но Н. Маршовой и этого мало. Она старается доказать, что в «Школе злословия» Шеридан прямо обличает социальное неравенство в Англии. Для доказательства ей снова достаточно одной-единственной – и притом неправильно понятой – реплики сэра Питера.
О лучшем советском шеридановском спектакле – «Школе злословия» во МХАТе – Н. Маршова только и нашла заметить в примечании, что спектакль этот имел большой успех, но был спектаклем не сатирическим, а развлекательным. Это еще раз говорит о том, что она увидела в пьесе Шеридана и как понимает сатиру.
Приведенные примеры могут внушить читателю этой рецензии ложное представление, будто в книжке Н. Маршовой все так самоочевидно, что и спорить с ней проще простого. Это не так.
Н. Маршова, например, пишет, что в 1779 году Шеридан боролся с мелодрамой. Между тем известно, что первый образец мелодрамы появился на английской сцене ровно двадцать три года спустя. Столь же преждевременно, в том же 1779 году, Шеридан уже отразил тяжелое положение драматургии 80-х годов. Н. Маршова пишет еще, что, желая разоблачить сентиментальную комедию, Шеридан выбрал объектом своих нападок героическую трагедию, потому что это, в общем, одно и то же.
В одном месте Н. Маршова напишет, что в «Критике» Шеридан боролся с избитыми сценическими приемами, В другом – через несколько строчек – что с новомодными, В одном случае Н. Маршова будет писать об антитезе и парадоксе как средстве социальной критики у Шеридана. В другом напишет, что не только Шеридан, но и Шоу и Уайльд, идя по стопам Шеридана, находили в этих приемах «разрядку для своих критических настроений». В одном случае Н. Маршова будет кропотливо и тщетно выискивать социальную критику в какой-нибудь проходной реплике. В другом – забудет упомянуть, что комедия «Критик» – прямой отклик на события англо-франко-испанской войны 1778 – 1783 годов. Она долго будет объяснять читателю, что еще в 70-е годы XVIII века английское общество развращали высокие прибыли от промышленности, а потом, в подтверждение этой мысли, приведет цитату, из которой явствует, что развращало его ограбление Индии…
Перечисленные трудности и заставляют нас отказаться от дальнейшего спора с Н. Маршовой.