Неумирающая история
Л. М. Юрьева, Национально-революционная война в Испании и мировая литература, «Наука», М. 1973, 389 стр.
За последние годы в нашей стране появился ряд серьезных работ, посвященных национально-революционной войне в Испании 1936 – 1939 годов. Их отличает научная основательность и одновременно эмоционально-личное, по-человечески заинтересованное отношение к предмету исследования, далекое от академического беспристрастия. Советский ученый, прикасающийся к этому, теперь уже историческому, материалу, не может не испытывать волнения перед силой духа и нравственной красотой тех, кто первым, на заре антигитлеровского Сопротивления, с оружием в руках встретил фашистскую агрессию.
Воздействие испанских событий было огромным, но их как бы «перекрыла» вторая мировая война, начавшаяся через несколько месяцев после трагического отхода последних республиканских войск через Пиренеи. Сегодняшние исследования показывают нам непреходящее значение этих событий для всех сторон жизни мира, в том числе и для судеб современного искусства. Л. Юрьева, автор монографии «Национально-революционная война в Испании и мировая литература», пишет: «Всколыхнувшая весь мир гражданская война в Испании в определенной степени изменила в те годы сам климат, самую атмосферу в мировой литературе, заставила по-новому взглянуть на роль и назначение писателя. Проблема Испании имела тогда политический, этический и эстетический аспект».
Книга Л. Юрьевой – первое систематическое исследование эстетического аспекта «проблемы Испании» как определенного фактора развития мировой литературы – насыщена богатейшим и актуальнейшим материалом. Она полемична по отношению ко всем – достаточно частым сегодня – попыткам преуменьшить или извратить значение 30-х годов в духовной истории XX века. В книге много нового, впервые вводимого в научный обиход материала, есть факты известные, которые, однако, будучи увидены в новом ракурсе, раскрываются в новых, подчас неожиданных взаимосвязях. Перед исследователем было бескрайнее море книг, имен, судеб, жанров, языков. Немалую сложность представляла уже сама организация этого – в одной работе трудно даже обозримого – материала. Ограничивая себя по большей части литературой прогрессивной, последовательно антифашистской, Л. Юрьева положила в основу исследования жанровый принцип: вслед за «Введением» в книге рассматривается сначала документальная литература (глава «Свидетельства очевидцев»), затем поэтические отклики («Поэзия интернациональной солидарности») и, наконец, «большая» проза («Изображение человека, личность и общество в романе о национально-революционной войне»). Такое построение обосновано. Хронологический принцип в данном случае было бы очень трудно провести, поскольку вторая мировая война смешала хронологию откликов на испанские события; построение по отдельным литературам не позволило бы ясно выявить то, что составляет главную цель и достоинство книги Л. Юрьевой: установление далеко выходящей за национальные рамки типологической общности между литературными явлениями, порожденными национально-революционной войной.
Документальная литература, появлявшаяся непосредственно в дни событий, в каждой стране принимала, как это убедительно показано в книге, свой особый характер. Общим же было прежде всего стремление передовых писателей противопоставить лживой буржуазной пропаганде правдивые факты и о положении в Испании, и о политике империалистических держав. Именно поэтому Мартин Андерсен-Нексе в отклике на книгу Л. Линдбек «Батальон Тельмана» писал: «Рядовой человек чувствует сейчас большую тягу к документации, к тому, чтобы получать свою духовную пищу по возможности без литературных прикрас».
Но вот что характерно: подчеркнутое стремление к фактографической точности не имело того оттенка «отстраненности», той холодноватой игры в объективность, которая нередко сопровождает так называемую «литературу документа» в наши дни. Факты не противопоставлялись обобщениям, они служили им. Все написанное об Испании в те годы было проникнуто страстью, открыто выраженным личным отношением к борьбе, которую вел испанский народ. «Это он первым в тридцатых годах нашего века полностью принял вызов фашизма, это он отказался стать на колени перед Гитлером и Муссолини, он первый по счету вступил с ними в отважную вооруженную схватку». Так, не боясь пафоса, писал М. Кольцов 5 ноября 1936 года, когда «тридцатые годы нашего века» еще только дошли до середины, а следующих «по счету» народов, вступивших в борьбу против фашистских захватчиков, еще не было, Внимательный анализ «Испанского дневника» М. Кольцова, «Испанской войны» Л. Ренна, «Испания, Испания!» Ж. -Р. Блока и других книг, родившихся на основе документального материала, позволяет Л. Юрьевой раскрыть в них определенную общность в подходе к «фактам», существенную для понимания закономерностей развития реалистической литературы XX века.
Столь же ясно и открыто выражала гражданские чувства поэзия тех лет; для многих больших поэтов именно «испанская тема» стала «прорывом» в широкий мир социальных проблем. Творчество А. Мачадо, Р. Альберти, М. Эрнандеса, П. Неруды, С. Вальехо, Н. Гильена, Р. -Г. Туньона, И. Бехера, Э. Вайнерта, Э. Арендта, В. Броневского, Н. Вапцарова, С. -К. Неймана, Р. Зоговича, Н. Хикмета (это далеко не все поэтические имена, представленные в книге Л. Юрьевой) дает возможность провести интересные параллели и аналогии, свидетельствующие о родственности не только идейных, но и художественных поисков поэтов самых разных стран и разных национальных традиций, обращавшихся к «испанской теме». Наглядный материал предоставляет автору посмертная слава расстрелянного фашистами Лорки, который совершил в те годы победное шествие по многим литературам мира, возникая в бесчисленных стихах как символ народной Испании, которую нельзя убить, и как бы даря поэтам других стран свои особые приемы поэтического мышления и стихотворной формы.
Специальный раздел этой главы посвящен массовой песне, и это не выглядит случайным, ибо для поэзии тех лет в целом характерен мощный процесс демократизаций. Что же касается поэзии песенной, то она пережила на испанской земле необычайный взлет. «Они не могут быть забыты, интернациональные песни, которые в освободительной войне 1936- 1939 годов так чудесно устанавливали связь, взаимопонимание, единение, – писал позднее Э. -Э. Киш… – Подобно обручу, этот социальный Kanzionale объединял песни одного народа с песнями всех народов, он передавал историю отдельного человека и историю времени…» Интербригадовцы из 54 стран мира приносили в Испанию песни своих народов, которые становились общим достоянием и распевались на многих языках. (Сборники песен, которые издавал Э. Буш, содержали чистые страницы, где каждый мог записать текст на своем языке.) То же происходило и с новыми песнями, созданными как профессионалами, так и безымянными авторами. Необычайно популярны были советские песни. «Их поют с воодушевлением люди, которые никогда не были в Советской стране и вряд ли увидят ее», – писал М. Кольцов в «Испанском дневнике». Как не вспомнить тут время второй мировой войны, когда советская песня прошла по всей Европе, когда «Катюша» в разных странах становилась партизанским гимном! Именно в годы испанских событий мировую известность приобрела «Гренада» М. Светлова, в том числе и как песня; как сообщается в книге, существуют французский, венгерский, чехословацкий ее варианты. Множество фактов позволяет Л. Юрьевой сделать вывод о «процессе превращения национальной революционной песни в международную».
Наиболее глубокую и разветвленную картину событий давали, конечно, проза и драматургия; именно в них, как справедливо пишет Л. Юрьева, полнее всего выразились характерные тенденции литературы того времени. Авторами рассказов и романов, повестей и пьес, в которых затрагивалась «испанская тема», были не только писатели, лично участвовавшие в испанских событиях и создавшие большие повествования о них (в том числе Хемингуэй, Мальро, Ренн, Бредель, Узе, Горриш, Бесси), но и те, для кого важность этой темы не подкреплялась личной памятью и собственными переживаниями. С годами таких книг становится все больше. «Триумфальная арка» Ремарка, «Чума» Камю, «Секретный агент» Грина, «Особняк» Фолкнера, «Мечта дорога» Цвейга, «Коммунисты» Арагона, драматическая трилогия Уэскера, «Пусть мое имя будет Гантенбайн» Фриша, «Транзит» и другие книги Зегерс, «Мы не пыль на ветру» Шульца, «Хвала и слава» Ивашкевича и многие другие, – как справедливо пишет Л. Юрьева, «трудно даже только перечислить те произведения, где герой проходит через войну в Испании». Отправляя своих героев на поля сражений испанской войны, писатели проверяют их нравственную сущность, их человеческое содержание.
Европа начала XX века не знала справедливых, освободительных войн. Первая мировая война, преступная со стороны всех ведших ее держав, оставила по себе неизгладимую память и сделала антивоенный протест делом естественным и само собой разумеющимся для многих писателей буржуазного Запада. Закончившие ее революционные движения во многих странах Европы были потоплены в крови, и проблема революционного насилия – одна из острейших проблем духовной жизни Запада между двумя войнами – решалась писателями в большинстве случаев на историческом или на умозрительном, а не на жизненно-реальном материале. Борьба против фашистского мятежа генерала Франко, переросшая в национально-революционную войну, была первой справедливой войной, с которой непосредственно столкнулась западная интеллигенция. Известны слова Хемингуэя из очерка «Американский боец»: «Это какая-то новая, удивительная война, и многое узнаешь в этой войне – все то, во что ты способен поверить». Осознанное отношение к испанским событиям требовало нередко коренной перестройки мышления, и конгрессы в защиту культуры 30-х годов наглядно свидетельствуют об этом, Причем многие писатели в дальнейшем не смогли удержаться на взятых тогда идейных высотах. Отсюда – острота и сложность встающих в их книгах проблем.
Произведения, которые анализируются в этой главе наиболее подробно: «По ком звонит колокол» Хемингуэя, «Надежда» Мальро, «Река Тахо» Арконады, «Поражение» Грига, «Осужденные души» Димова, «Лейтенант Бертрам» Узе и другие, в том числе советских авторов (И. Эренбурга, К. Паустовского, А. Платонова, Я. Винецкого, Р. Азарх, Ж. Гривы), в большинстве случаев уже рассматривались в работах о творчестве отдельных писателей и в исследованиях о той или иной литературе. Но, будучи расположены рядом друг с другом, они дают возможность увидеть в них новые стороны. Не только близость жизненного материала, лежащего в их основе, но и близость проблематики позволяет наглядно выявить общее (при всей специфичности конкретных решений) в понимании взаимоотношений человека и общества, мысли и действия, искусства и революции, позволяет показать закономерность процессов углубления реализма, шедших тогда 6 мировом искусстве, В этой главе есть много интересных наблюдений. К ним относятся, например, сопоставления, сделанные между романом Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол» и «Испанским дневником» М. Кольцова, – что могло бы, по замечанию Л. Юрьевой, «стать предметом специального исследования», – или параллели, проведенные между пьесой «Винтовки Тересы Каррар» Б. Брехта и «Матерью» К. Чапека. Правда, этот путь сопоставительного исследования таит свои опасности, поскольку в разных художественных мирах одна и та же «испанская деталь» может приобретать разный смысл. В ряде случаев, как мне кажется, Л. Юрьева не избежала упрощений. В частности, сближение «Чумы» Камю и трилогии Фолкнера на том основании, что для обоих писателей участие в испанской войне на стороне побежденных было признаком высоких человеческих качеств, вряд ли правомочно. «Школа солидарности», пройденная в Испании Рамбером, одним из героев «Чумы», остается составной частью той позы «стоического пессимизма» перед лицом абсурдного и непознаваемого мира, которая характерна для книг Камю. Линда в «Особняке», как ни противоречив ее образ, и погибший в Испании Бартон Коль, как ни мало о нем сказано, выступают непримиримыми врагами ненавистного Фолкнеру мира собственничества, «сноупсизма». Характеристика отношения Линды к своему «испанскому» прошлому, данная устами одного из героев «Особняка» (Чарльза Маллисона), принадлежит к наиболее поразительным по проницательности местам трилогии: «…Она начала рассказывать об Испании. Нет, не о войне. То есть не о том, как проиграли войну. И это было странно. Она упоминала о войне лишь вскользь, не так, словно войны не было, но так, будто их вовсе и не побили». Огромный материал, собранный в монографии Л. Юрьевой, свидетельствует о том, что в самых разных книгах об испанских событиях основная нота – это нота жизнеутверждающая. В чем причина этого? Почему для столь многих и разных писателей участие в боях на стороне республиканских войск служит неложным знаком человеческого достоинства, мужества, добра? Почему во многих высказываниях писателей, даже в дни поражения, звучали уверенность и сила? Самыми поразительными с этой точки зрения были, может быть, слова Антонио Мачадо, который, по свидетельству Эренбурга, сказал незадолго до своей смерти на чужбине: «Для стратегов, политиков, историков все будет ясно: войну мы проиграли. А по-человечески не знаю… может быть, выиграли».
Ответ заключен в самой социальной природе национально-революционной войны в Испании, которая, как пишет Л. Юрьева, завершая монографию, «навсегда вошла в историю и литературу, как великая антифашистская битва за свободу и демократию».
Не все в построении книги Л. Юрьевой в равной мере гармонично. В частности, неоправданно мало говорится о документальных и поэтических откликах на испанские события в США, из-за чего анализ романа Хемингуэя «По ком звонит колокол»оказывается как бы «вынутым» из американской литературной ситуации. Только по нескольку строк посвящено Ральфу Фоксу и Кристоферу Кодуэллу, очевидно, потому, что главные их книги относятся к литературоведческому жанру. Хорошо, что к анализу привлечены «Герника» Пикассо, картины Гуттузо, кинохроника «Испания», снятая Шуб, Карменом и Макасеевым, и т. п., но досадно, что только бегло упомянут документальный фильм Йориса Ивенса «Испанская земля» (созданный совместно с Хемингуэем).
Сравнительно менее обстоятельно освещен вопрос об отражении испанских событий в литературе Испании, особенно в прозе. Но это, естественно, особая тема внутри поднятой в монографии темы, и Л, Юрьева отсылает здесь читателя к исследованиям специалистов (прежде всего, к работам И. Тертерян), справедливо отмечая при этом объективно существующую взаимосвязь между «испанской темой» в самой испанской литературе и в литературе других стран.
«Осмысление литературных процессов и явлений, вызванных этой войной, – важная проблема, по-настоящему еще не решенная марксистским литературоведением», – говорит Л. Юрьева во «Введении» к книге, Скажем больше: разработка этой актуальной проблемы, самым непосредственным образом связанной с ответом на вопрос о характере современного искусства, неоправданно задержалась в нашей литературной науке. Книга Л. Юрьевой кладет начало и намечает плодотворные пути ее исследования.