№6, 1974/К юбилею

«Самостоянье человека залог величия его…»

1

Пушкин имел привычку ставить на рукописях год и число начала и окончания работы. Поэма «Граф Нулин» писалась в два утра – 13 и 14 декабря 1825 года. Пушкин по этому поводу заметил: «Бывают странные сближения» 1.

Трагедия «Борис Годунов» была закончена 7 ноября 1825 года, то есть за 38 дней до декабрьского восстания. Это сближение знаменательно.

В нашей литературе широко распространено мнение, что пушкинский реализм «родился из недр романтизма». Трудно согласиться с ним. Реализм не есть результат саморазвития замкнутого эстетического ряда, когда из недр одного направления рождается другое, – его формировала история. Он рождался в недрах живой жизни, где развертывалась борьба за освобождение порабощенного народа, где складывался новый взгляд на человека и вырабатывалось новое объяснение мира.

После Отечественной войны 1812 года с новой силой встал вопрос о ликвидации рабства в России. На этот раз его решение взяла на себя фаланга героев, сотни мужественных революционных деятелей – лучших людей из дворян. Выступление дворянских революционеров определило первый этап русского освободительного движения. «Декабризм» – это важнейшая и знаменательная эпоха русской жизни, это тип сознания, весьма благородный тип психики, настроений и идей лучших людей России тех лет. Благотворное влияние декабризма, передовой идеологии нескольких десятилетий, испытали русская политическая, историческая и социальная мысль, литература, театр, шире – русская культура.

В юности Пушкин жадно осваивал идеи дворянской революционности, а в последующем своим творчеством способствовал их развитию и распространению, воспитанию младших «товарищей и братьев».

Но декабризму присуще было трагически-непреодолимое противоречие. Понимание этого противоречия приводило Пушкина к пересмотру романтического мировоззрения, к преодолению субъективизма романтической эстетики, рождало доверие к реальной действительности, истории, действительному человеку, понимание красоты и поэзии жизни действительной. Пушкинский реализм являлся исторически закономерным ответом на веление времени. И рождался он в муках сомнений и скепсиса, проверки не только романтической эстетики, но и высоких передовых идеалов опытом жизни.

Его история начиналась с 1823 года, когда был задуман роман «Евгений Онегин» и писались его первые три главы. Трагедия «Борис Годунов» знаменовала следующий и чрезвычайно важный этап в идейном развитии Пушкина, – он преодолел скептицизм и в итоге напряженной духовной работы сформировал основы своего мировоззрения, определявшегося реализмом, историзмом и народностью.

14 декабря 1825 года было наивысшим моментом декабристского движения и началом его конца. В трагическом зареве разгромленного восстания явно обнаружился полный разрыв России национальной (народной) и России европеизированной, как позже определит смысл событий 14 декабря Герцен. Разрыв породил кризис идеологии дворянской революционности. Первый этап освободительного движения продолжался, но он вступил в трагическую фазу своей истории.

Поражение восстания поставило перед Россией громадный и самый важный вопрос – как преодолеть гибельный для будущей свободы разрыв, Мы знаем, как исторически решился этот вопрос – освободительное движение неодолимо развивалось по пути все большей демократизации.

Высказав веру в народ еще накануне восстания, Пушкин подготовил решение основного противоречия декабристской идеологии. Преодоление слабых сторон мировоззрения дворянских революционеров помогало общественной мысли выходить из трагического тупика, открывало перед ней возможность дальнейшего движения по пути все большей демократизации. В этом и состоял подлинно исторический смысл первого реалистического манифеста Пушкина.

Напечатать трагедию «Борис Годунов» разрешили только в конце 1830 года. До этого Пушкин читал ее друзьям в Москве. В 1827 и 1828 годах появились в журналах отрывки, в том числе сцена в келье. Литераторы, познакомившиеся с трагедией, встретили ее восторженно. Дельвиг и И. Киреевский высказали свое одобрение в печати. Опубликованные отрывки, по словам Киреевского, «обнаруживают зрелость Пушкина». Образы Пимена и Самозванца, «характер века», язык – «все это вместе заставляет нас ожидать от трагедии, скажем смело, чего-то великого«.

Громадное впечатление трагедия произвела на юного Гоголя. Именно ему раньше других открылся эстетический смысл нового, реалистического творчества Пушкина. Потрясенный трагедией, он записал свои впечатления в форме исповеди. «Будто прикованный, уничтожив окружающее, не слыша, не внимая, не помня ничего, пожираю я твои страницы, дивный поэт!» 2 Несмотря на лиризм и субъективизм оценок, ясно, что потрясло Гоголя: воскрешение прошедшего во всей истине жизни, всемогущество Пушкина, сумевшего оживить умершее, покоряющая поэзия точно воспроизведенной действительности и живых характеров. Чтение «Бориса Годунова» завершило период исканий Гоголя, помогло самоопределению его таланта. Вот почему именно над этим сочинением поклялся молодой писатель на вечную верность пушкинскому реализму: «Великий! над сим вечным творением твоим клянусь!..» 3

В том же году, после знакомства с «Борисом Годуновым» и другими произведениями Пушкина, вышедшими из печати, Гоголь так определил происходившее на его глазах обновление литературы: «Мне кажется, что теперь воздвигается огромное здание чисто русской поэзии, страшные граниты положены в фундамент»4. Этими «страшными гранитами» были – реализм, народность и историзм, которые и положил Пушкин в фундамент новой русской литературы.

Реализм, как новый художественный метод, как новый тип искусства, сформировался до Пушкина. Но история создавала в каждой стране свои условия для его «самозарождения». Тот или иной национальный вариант реализма не был воспроизведением уже известного стереотипа – время и история определяли новые, самобытные черты этого искусства. Его фундаментальная особенность – способность к постоянному развитию, обогащению. Всегда оставаясь самим собой, реализм художественно обнаруживал себя в национально-неповторимом облике. В то же время всякая новая волна реалистического искусства реализовывала себя и развивалась с учетом всех художественных достижений человечества, в том числе и достижений реализма.

Пушкин начинал новую историю русского и мирового реализма. Оттого он опирался на опыт своих русских предшественников, увидевших поэзию жизни действительной и показавших зависимость человека от среды (Фонвизин, Державин, Радищев, Крылов), использовал уже сделанные до него открытия некоторых европейских писателей, и прежде всего открытия «отца нашего» Шекспира.

Родовым признаком реализма является его способность правдиво воспроизводить типические характеры в типических обстоятельствах. Эту истину в свое время напомнил Энгельс. Размышляя об особенностях реализма, Пушкин дает лаконичное, но всеобъемлющее определение коренной черты художественного метода, доказавшего свое могущество в «Борисе Годунове» и «Евгении Онегине»: «Истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах – вот чего требует наш ум от драматического писателя» (VII, 213).

Реализм впервые в истории искусства стал объяснять человека обстоятельствами его жизни. К началу XIX века само понятие обстоятельств приобрело новое, совершенно конкретное и определенное, содержание. Этому прояснению способствовала эпоха гибели феодализма во многих государствах Европы, утверждение нового, буржуазного строя и формирование наций. Для Пушкина стало очевидным, что человек живет по крайней мере в трех измерениях – общественной среде, национальности и истории. Оттого объяснить человека – значило показывать обусловленность его характера обстоятельствами социального, национального и исторического бытия.

2

Интерес к русскому национальному характеру возник уже в XVIII веке. Фонвизин первым поставил на общественное обсуждение определенный временем важнейший вопрос: «В чем состоит наш национальный характер?»»Недоросль» был попыткой ответить на него. Державинская поэзия раскрыла «русский ум», «русский взгляд на вещи», «практическую философию ума русского», Крылов, по словам Пушкина, запечатлел «отличительную черту в наших нравах», передал в русском национальном характере – «веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться» (VII, 32). Время помогло Пушкину разгадать и выразить в характерах «тайну национальности».

С проблемой национального оказалась связанной проблема народности. Она была поставлена в литературе уже с конца XVIII века.

Народность понималась как старина, как обращение к картинам национального прошлого, истории России; ее видели в забытых и растерянных в настоящем обычаях и обрядах народа, в национальной одежде и кушаньях, забавах, песнях, сказках. Декабристы наиболее последовательно отстаивали народность. Они понимали ее как национальную характерность, сохранившуюся в прошлом, как присущее русскому человеку вольнолюбие.

Раскрыв роль народа в истории общества и государства, Пушкин смог совершенно по-новому поставить вопрос о народности литературы. Народность, по Пушкину, проявляется не просто в специфически русской теме или в сближении языка литературы с языком народных песен или сказок, но в раскрытии народного духа, в постановке коренных для жизни страны и народа общественных и политических вопросов.

«Есть образ мыслей и чувствований, – отмечал Пушкин в заметке этого времени «О народности в литературе», – есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу» (VII, 39 – 40). Этот образ мыслей и чувствований, эти обычаи и поверия с необыкновенной отчетливостью проявлялись в повседневной жизни крестьянства, которую поэт наблюдал в Михайловском. Так оказывалось: поэтически точно изображать действительность, быть живописцем современности – это и значит быть народным.

Величайшим художественным открытием Пушкина конца 1825 года, определившим глубину его романа «Евгений Онегин», и было это философское, пропущенное через призму народности восприятие жизни. Пушкину открылась связь человека с общей и большой жизнью народа. Характер Татьяны в пятой главе обогатился новой гранью – открылась ее «русская душа». Природа и обряды были стихией ей близкой. Французские романы и уроки маменьки не разорвали ее спасительных связей с народом, не нарушили близости с его духовной жизнью, которая полнее всего раскрыта в строфах, посвященных сну Татьяны.

Тема народности вошла в роман как положительное начало жизни, противостоящее и основам дворянской крепостнической культуры, и культуре буржуазно-индивидуалистической. Она помогает Пушкину с иных позиций решать вопрос о судьбе личности. Романтический индивидуализм помогал порвать с пошлой «толпою», с ее моралью и законами, но, отделяя человека от всего мира, растворял этот мир в душе личности, которая ожесточалась тем более, чем сильнее чувствовала свою исключительность. Личность, которой открывались выстраданные Пушкиным истины народности, не чувствовала себя одинокой. Существовала духовная, историческая, национальная общность русских людей труда, определяющая основы истинной человеческой морали. Татьяна, по условиям своей жизни, оказалась ближе всего к этой культуре. Онегин всем своим прошлым был отделен от этого мира. И в этом его драма. В деревне начался важный процесс нравственного возрождения Онегина, который завершится в конце концов его приближением к этому миру.

О чем бы после романа в стихах ни писал Пушкин, за всем будет стоять большая и мудрая жизнь народа, которая в той или иной мере станет определять судьбу героев, их духовную жизнь. Народность стала важнейшим критерием ценности человека.

Третьим «страшным гранитом» был историзм пушкинского реализма.

Открытия Пушкина подготавливались его предшественниками, в том числе Радищевым и Карамзиным.

Историзм пушкинского реализма – это важнейшая грань национального своеобразия русского реализма. Так сложилось, что историзм, например во Франции, вырабатывавшийся романтической историографией, стал достоянием романтиков, утверждавших, вслед за Вальтером Скоттом, жанр исторического романа. Становление французского реализма, с его вниманием к насущным социальным проблемам современного общества, сопровождалось борьбой с романтизмом. В ходе этой борьбы преодолевался не только романтизм, но в значительной мере и его историзм. Французский реализм в конце концов овладел историзмом, но это был медленный процесс.

Иначе дело сложилось в России – реализм утверждал свое бытие на прочном основании историзма, определив качественное своеобразие всей его структуры. Пушкин уже первыми своими произведениями показал, какие совершенно новые, дотоле неизвестные искусству, возможности познания не только истории, но и современного мира, современного человека открывает реализм, обогащенный историзмом.

Реализм, народность и историзм «Бориса Годунова» определили подлинно новаторский характер трагедии, воскресившей минувший век во всей его истине. Пушкин вернул трагедии мощь изображаемых в ней характеров и масштабность поднимаемых и решаемых проблем, свойственных трагедии эпохи Возрождения. Цель истинной трагедии по Пушкину – «Человек и народ. Судьба человеческая, судьба народная».

В «Евгении Онегине» Пушкин изобразил «внутреннюю жизнь» лучших людей высшего сословия в определенный исторический момент, когда против рабства и деспотического русского самодержавия готовились выступить дворянские революционеры. Такой роман о современности, оказывавшийся вместе с тем и историческим, приобретал огромное общественное значение. В этом прежде всего и должна была состоять его народность.

Сделав героем романа человека того типа, который формировали обстоятельства общественной, исторической и социальной жизни начала XIX века, Пушкин столкнулся с огромной трудностью, преодолеть которую можно было только с позиций историзма. Ведь процесс формирования этого характера, этого типа сознания еще не завершился. Поэт на себе ощущал повелительный ход истории – время и обстоятельства рождали у него веру и надежду, они же в 1823 году стали источником сомнений и скепсиса. Что будет дальше? Душевный холод и неверие были чужды его друзьям, полным желания борьбы, готовым смело отозваться на призыв отчизны. Исход греческих и испанских событий уже определился. Как-то сложится судьба русского движения?

Нужно было учиться слушать время, понимать ход общественного развития. История и должна была определить течение романа и его план. Через много лет Пушкин расскажет, как складывался замысел «Евгения Онегина»: «И даль свободного романа//Я сквозь магический кристалл//Еще не ясно различал».

Но историю Онегина дописать не удалось – страшное поражение восстания декабристов потрясло Россию. Вот почему в романе о современности должно было восстановить историческую правду о декабристах, досказать то, о чем поэт не рассказал в 1823 году – году терзавших его сомнений. Так появились лирические строфы восьмой главы.

В 1830 году Пушкин с высот исторического опыта взирает на начало своей жизни, вспоминает о той поре, когда он попал в круг передовой молодежи Петербурга: «Я Музу резвую привел//На шум пиров и буйных споров», «И молодежь минувших дней//3а нею буйно волочилась». В следующих строфах восьмой главы рассказана дальнейшая судьба Пушкина, описаны его связи с декабристами. «Но я отстал от их союза//И вдаль бежал…» – так намекал поэт о своей ссылке на юг.

Осторожно, скупо, лаконично рассказывает Пушкин о себе и своей жизни в годы создания романа, о времени до того, как «грянул гром», и после, когда «вдруг изменилось все кругом». Время это – подготовка и крушение дворянской революции. О той же эпохе в десятой главе сказано откровеннее, без оглядок на цензуру. Лирический рассказ о мятежной юности автора-поэта – это история, рассказанная осенью 1830 года. Но вне истории уже нельзя было решать и судьбу Онегина.

Онегин не стал декабристом, но он принадлежал к тому же типу людей. Вот почему Пушкин сочувственно рисует черты его натуры: «пылкая душа», ум, не терпящий узости суждений, презрение к карьере, к чинам, к выгодной женитьбе, преданность высоким мечтаниям.

Революция, подготовленная декабристами, не привела к счастью и свету: одни ее участники попали на эшафот, другие – в каторжные норы Сибири. Но декабризм воспитал настоящих, чуждых индивидуализму людей, которые отважно выступали против деспотизма, самодержавия и крепостного права. История позволила Пушкину сделать важное заключение: готовность жертвовать собой во имя высокой цели, осуществление которой не дано увидеть, духовно преображала человека. Он оказывался способным преодолевать покорность, доводы обывательского здравого рассудка, страх; он обретал нравственную свободу в условиях рабства. Исторический и нравственный опыт декабристов помог Пушкину в 30-х годах определить свой идеал человека.

3

1823 год был переломным в жизни Пушкина, – пережитый им идейный кризис обновил весь мир его нравственных, эстетических и философских представлений. Нараставшая неудовлетворенность романтизмом привела к его пересмотру. Духовное перерождение Пушкина обусловило новое отношение к жизни, людям, страстям. Доверие к действительности, к реальному человеку, к своим чувствам освободило от привычки смотреть на все глазами предубеждений – романтических, книжных, светских, помогло избавиться от образа гордой, непонятой, одинокой и разочарованной в жизни и в своих чувствах личности («Я пережил свои желанья,//Я разлюбил свои мечты;//Остались мне одни страданья,//Плоды сердечной пустоты»).

Стихи, написанные на юге, были наполнены «безымянными страданиями», в них говорилось о «сводах скал», «пышных берегах», «блещущих водах» моря, изменах, обманах «девы юной» и т. д. Все это позже Пушкин определит как «высокопарные мечтанья».

В эту пору и открылось сердце Пушкина большой любви. Не «девы юные» и не «прелестницы» и «жрицы сладострастья» волновали теперь его воображение. Поэт встретил женщину, самобытная личность которой и ее ум полностью пленили его. В 1824 году в программном стихотворении «К морю» он писал:

Ты ждал, ты звал… я был окован;

Вотще рвалась душа моя:

Могучей страстью очарован,

У берегов остался я…

 

Всем прежним увлечениям противостала «могучая страсть»; не литературно-романтическое представление о «вечной любви», но подлинно высокое, живое, исполненное горечи, страдания и красоты чувство.

Так складывался цикл стихотворений, внутреннее единство которого определялось индивидуальной неповторимостью чувства, духовной общностью любящих, силой и особым характером этой «могучей страсти». В нем запечатлелась история этой любви – ее начало, горестные испытания, связанные с разлукой после перевода Пушкина в Михайловское, надежды соединиться за границей, горе утраты любимой и неумирающая память о ней. Реализм одержал победу и в лирике.

Лирический цикл этот не может и не должен рассматриваться биографически, но только поэтически. В нем раскрылись личность Пушкина, его нравственный опыт, его понимание любви, его идеал духовной близости двух любящих людей, но раскрылись в осложненном и обобщенном образе поэта. Стихи эти не нуждаются в биографическом комментарии, не могут они привлекаться и для иллюстрирования биографии Пушкина.

Пережитое конкретное и реальное чувство Пушкина переплавилось «в благоуханную», по словам Гоголя, поэзию. Высокая страсть личности с ее счастьем и горем, восторгом вдохновения и страданием, благодарностью щедрого сердца и вечной памятью о единственно близкой и нужной, бесконечно дорогой женщине только в стихах и могла полностью выразить себя. Поэзия и уберегла эту страсть от всеразрушающего времени, от забвения, даровав ей бессмертие.

Стихотворения, написанные в Михайловском, – «Ненастный день потух…», «Желание славы», – полны светлым чувством счастливого человека. И это было счастьем любви, открывшей Пушкину духовную близость с женщиной. В «Разговоре книгопродавца с поэтом» Пушкин отдает поэту свой душевный опыт, В лирическом отступлении он вспоминает о любимой женщине, с которой злой волей его разлучили. Свою страсть, чувства и память он передает в форме размышления, будто спрашивая себя:

..душа моя

Хранит ли образ незабвенный?

Любви блаженства знал ли я?

  1. А. С. Пушкин, Полн. собр. соч., т. VII, Изд. АН СССР, М. -Л. 1949, стр. 226. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте.[]
  2. Н. В. Гоголь, Полн. собр. соч., т..VIII, Изд. АН СССР, М. 1952, стр. 151.[]
  3. Н. В. Гоголь, Полн. собр. соч., т. VIII, стр. 152.[]
  4. Там же, т. X, стр. 207.[]

Цитировать

Макогоненко, Г. «Самостоянье человека залог величия его…» / Г. Макогоненко // Вопросы литературы. - 1974 - №6. - C. 35-69
Копировать