Несколько случаев из жизни Вениамина Каверина

Каверин не был Героем Социалистического Труда. Жалеть об этом, конечно, не приходится: звание довольно абсурдное, а само словосочетание неотъемлемый элемент тоталитарного новояза. Пусть ветераны, удостоенные сего титула, доносят золотые звезды с серпами и молотами, пусть отгордятся свое, но в истории человечества выражение «социалистический труд» останется в итоге как обозначение весьма сложного способа, при помощи которого крупнейшую и богатейшую в мире страну удалось превратить в экономически отсталую.

Для справки: в 1984 году Каверин получил орден Ленина в составе большой группы литераторов и в связи с юбилеем Союза писателей. Но между этой наградой и званием Героя Социалистического Труда пролегала дьявольская разница: звезду «Серп и молот» получали в то время только те литераторы, которые сознательно пошли на нравственно- гражданскую низость, публично осудив либо Солженицына, либо Сахарова, либо обоих – Каверин же, как известно, названных правдолюбцев, наоборот, защищал. В таких оттенках литературно-политической конъюнктуры необходимо будет четко разбираться историкам советской цивилизации.

Но Каверина вполне можно назвать просто героем труда – так, как Марина Цветаева именовала Валерия Брюсова. Труда вдохновенного, осмысленного и прочувствованного, сочетающего творческую изобретательность с культурной оснащенностью, а тактическую гибкость с масштабной и ясной стратегией. Труда, сами принципы которого обусловлены широкой русской литературной традицией XIX – XX веков, на фоне которой «советский период» видится довольно узкой полосой, хотя и трагически-мучительной – как для писателей, так и для читателей.

Вообще говоря, мне представляются исторически бесперспективными нынешние вялоползущие попытки реабилитировать слово «советский», отмыть его от циничной лжи, составляющей самую суть «советскости», от неправедно пролитой крови миллионов людей. Не вижу возможности отыскать в этом слове хоть какие-то положительные коннотации. И не считаю справедливым огульно именовать «русскими советскими» всех писателей, живших в СССР и писавших на русском языке. Именно так был обозван Каверин в канун своею столетия в перечне знаменательных дат, опубликованном газетой «Правда». При жизни писателя этот печатный орган его не жаловал, а сейчас просто спекулирует на уважаемом имени.

К более тонкой интеллектуальной комбинации прибег, выступая на Каверинских чтениях в Пскове, Валентин Курбатов, сказавший, что Каверин прививал розу классической традиции к советскому дичку. Приятно было услышать реминисценцию из Ходасевича, тем более что тот был близок Каверину, озаглавившему свой любимый роман так же, как называется самое известное стихотворение поэта, – «Перед зеркалом». (И Ходасевич, как это можно видеть по опубликованной в его четырехтомнике переписке, высоко отзывался о Каверине, в частности о романе «Художник неизвестен».) Но не будем, однако, забывать, что из «советского дичка» в реальности вырос ядовитый анчар, душивший в культуре все живое, сделавший само имя Ходасевича неупоминаемым в течение целого полувека.

Как относился сам Каверин к эпитету «советский»? Вспоминаются его устные рассказы, связанные с посещением крупного идеологического чиновника Поликарпова – того самого, которому Сталин сказал легендарную фразу: «Других писателей у меня нет». Каверин к сему деятелю приходил, конечно же, только для того, чтобы похлопотать о других, в частности о Заболоцком. Со смехом рассказывал Вениамин Александрович, как до него случайно донесся вопрос Поликарпова, обращенный к секретарше: «Ну что, собрались писульки?» (таково было у него интимное именование писателей). Когда же Каверин получил аудиенцию у Поликарпова, тот встретил его словами: «Я вижу в вас одного из создателей советской литературы, а значит, и советского государства». Естественно, Каверин воспроизводил эту формулу не с пафосом, а с издевкой, как явный бред и абсурд.

Конечно, к слову «советский» многие честные и вольнодумные литераторы порой вынуждены были прибегать как к своего рода камуфляжу – для того, чтобы пробить какие-то публикации, защитить дорогие им имена. Мне вспомнился сейчас Дмитрий Сергеевич Лихачев (с которым Каверин дружил и переписывался), произносящий с телеэкрана задушевным голосом: «А ведь Пушкин – это советский писатель». Ясно, что это делалось с целью доказать современность Пушкина, отстоять какие-то издания и мероприятия. Старый зэк Лихачев знал, как надо говорить с «гражданином начальником», чтобы перехитрить того, одурачить и в результате помочь угнетенной культуре.