Насущная тема
Написанная с хорошим знанием дела статья Ю. Кожевникова появилась вполне своевременно, особенно если учесть те разногласия, которые существуют у ряда молдавских писателей, литературоведов и критиков по основным проблемам молдавской литературы.
Молдавская советская литература в своих рядах имеет достойных внимания и читательского признания прозаиков и поэтов – А. Лупана, Е. Букова, Б. Истру, И. Друцэ и многих других. Литература эта, естественно, составляет звено в развитии единой многонациональной советской литературы; с ней она находится в постоянном общении, испытывая воздействие таких мощных явлений, как советская русская литература, в первую очередь, но в то же время происходит взаимообщение с литературой Румынской Народной Республики, родственной ей по языку, по литературным традициям. И это взаимообщение, эти связи надо всячески развивать. Они должны охватывать также и литературоведение – тут очень много общих вопросов.
Сейчас закончена работа по подготовке «Очерка истории молдавской советской литературы», который многие неясные вопросы снимет, поможет читателю уяснить еще одно существенное звено в развитии и становлении многонациональной советской литературы. Надо надеяться, что и вопрос о классическом наследии получит верное и доказательное освещение на страницах будущей книги.
Молдавская литература имеет свои традиции в прошлом, поскольку существовали раздельно два княжества Валахия и Молдавия, хотя язык был для населения их общепонятным. Нельзя сказать, чтобы, за исключением очень интересного и разнообразного народного словесного творчества, литература на восточно-романском (молдавском, валахском, молдо-валашском) языке1 раннего периода была очень оригинальна и значительна. О ней некоторые авторы, стремящиеся во что бы то ни стало разделить общее литературное наследие молдавского и румынского народов, спорят умеренно, но затем желание иметь своих «отдельных» классиков возрастает неимоверно. Александра Эминеску, Крянгэ и другие из «разряда» румынских писателей срочно выписываются и рассматриваются как молдавские. Уже раньше (в 1951, 1953 и последующие годы) в печати и устных докладах мне приходилось говорить о многих писателях XIX века как художниках, являющихся в одинаковой мере близкими и румынской и молдавской литературам.
Удалось ли Ю. Кожевникову предложить читателю ясное и определенное понимание классического литературного наследия? Хотя в ряде случаев (например, стр. 113), выступая против «местнических» тенденций отдельных литературоведов, он справедливо иронизирует над их неудачными попытками дать верные и исчерпывающие признаки для отнесения писателей к молдавским или румынским, – мне кажется все-таки, что тезис об общности литературного наследия сформулирован им недостаточно ясно. Как известно, общность литературного наследия – явление отнюдь не исключительное. Она признается для древнего периода таких литератур, как русская, украинская и белорусская, или же французская для собственно французской и бельгийской (на французском языке), или, наконец, английская (до XVIII века) для собственно английской и американской, а ведь речь идет о литературе США на английском языке. К этим примерам «мирного сосуществования» полезно добавить использование в Карельской АССР в качестве литературного языка – суоми, на котором говорит и пишет население Финляндии, или же обращение к общей классике в Таджикской ССР и Иране.
- См. В. Ф. Шишмарев, Романские языки и национальный язык МССР в сб. «Вопросы молдавского языкознания», М. 1953, стр. 106 – 112.[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.