Найти человека
Александр Дымшиц, Избранные работы в 2-х томах, «Художественная литература», 198в, т. 1, 526 с; т. 2, 480 с.
Уместить в двух томах избранное наследство крупного литературоведа или критика – дело нелегкое. Хорошо еще, если автор был пушкинист, лермонтовед, специалист в области литературы Франции XIX века, какими бы широкими ни были его взгляды и тот исторический «контекст», в который поставлены герои его работ, – такая специфика все-таки облегчает встающие перед составителем задачи.
Но бывает и так, что основную тему своей творческой деятельности литературовед стремится воплотить на материале более многообразном, улавливая ее рождение и развитие в литературных явлениях разных стран и разных эпох. Вот эту подспудную жизнь основной темы и удалось нащупать составителю двухтомного сборника избранных работ Александра Львовича Дымшица – Г. Снимщиковой.
Эта внутренняя жизнь темы роднит ранние изыскания исследователя по истории дореволюционной пролетарской поэзии, заметки о поэтах «Правды», статьи о Демьяне Бедном с теми главами книги «К. Маркс и Ф. Энгельс и немецкая литература» уже зрелого ученого, которые посвящены раннему Г. Гервегу (автору знаменитого стихотворения «Партия»), автору «Прощального слова «Новой Рейнской газеты» Ф. Фрейлиграту, первому поэту немецкого пролетариата Г. Веерту. Более того, статьи последних лет жизни, вошедшие в раздел «Из книги «Нищета советологии и ревизионизма» первого тома, тесно связаны с той марксистско-ленинской трактовкой исторических путей немецкой литературы и философии, которая сложилась в более ранних работах А. Дымшица и откристаллизовалась в книге «К. Маркс и Ф. Энгельс и немецкая литература».
Беспощадное разоблачение ревизионистов и ренегатов, разумеется, отнюдь не адекватно тому настойчивому и острому спору, какой на страницах своих книг и статей А. Дымшиц ведет со сторонниками теории «большого реализма», и, прежде всего, с основоположником этой теории Д. Аукачем. Мне жаль, что автор предисловия Д. Затонский не напомнил советскому читателю о том, что в литературе «другой Германии» – антифашистской эмиграции – предшественниками А. Дымшица были Бертольт Брехт и Анна Зегерс, что в ГДР велики здесь заслуги ряда исследователей, и, прежде всего, Ганса Коха. В период споров о сущности реалистического метода в немецкой антифашистской эмиграции 30-х годов Брехт, возражая против нормативности творческих установок Лукача и его последователей, так определил установки свои и своих соратников: «Реализм – это не вопрос формы. Нельзя взять форму одного- единственного реалиста (или ограниченного числа реалистов) и провозгласить ее единственной реалистической формой… Поступая так, можно договориться до того, что реалистами были либо Свифт и Аристофан, либо Бальзак и Толстой. Или, признав форму покойника, объявить, что ни один живой художник не является реалистом».
Такое же понимание богатства и диалектической сложности реалистического метода лежит в основе споров А. Дымшица с другими сторонниками замкнутого в себе, раз и навсегда данного «большого реализма».
Теоретические работы А. Дымшица насыщены живым и конкретным материалом, в них всегда присутствует, так сказать, плоть искусства. Ощущается это и в тех портретах – воспоминаниях о советских писателях и деятелях культуры, которые вошли преимущественно во второй том «Избранного».
В одном из портретов немецких писателей (о них будет разговор особый) А. Дымшиц говорит о ненасытном интересе И. – Р. Бехера к людям, о его стремлении увидеть, понять, помочь самому широкому кругу людей: «Это страшно интересный человек», «Нельзя пройти мимо него», «Надо ему помочь» – эти слова я часто слышал от Иоганнеса Бехера. «Приходите вечером, бросьте дела и приходите. Вам будет очень интересно…» (т. 2, стр. 276). Вот такое внимание к людям, самым разным и по-своему значительным, «одушевляет» не только портреты писателей и ученых в двухтомнике, но и беглые заметки, зарисовки, воспоминания о встречах, какие оставили неизгладимое впечатление.
Портреты сделаны не только писателем, но и исследователем. Причем в самых разных людях А. Дымшиц умеет найти, и показать доминанту характера и творчества: бесстрашие в работе Ольги Форш, бесконечную доброту и человечность Евгения Шварца, трагическую основу юмора Михаила Зощенко.
Есть в «Избранном» и превосходные статьи-исследования. Лучшая из них – умная и глубокая работа о творчестве Осипа Мандельштама.
Наблюдения, догадки, решения в работе А. Дымшица – результат одного: стремления раскрыть читателю основные черты литературы социалистического реализма, оградить ее от посягательств идейных противников.
У многообразной работы А. Дымшица – литературоведа, критика, организатора науки есть еще один, и чрезвычайно любопытный, аспект. А. Дымшиц, прошедший всю Отечественную войну политработником Советской Армии, в течение четырех лет после Победы был начальником отдела культуры Советской Военной Администрации в Германии, самоотверженно, умно и целеустремленно помогал восстановлению культурных ценностей, разрушенных фашистами, строительству новой, социалистической культуры.
Его деятельности мы в значительной мере обязаны тем, что в Советской зоне так быстро расцвела новая театральная и: музыкальная жизнь, что прогрессивные писатели и люди искусства получили возможность творить на благо трудящихся. С именем «геноссе Дымшица», как пишет в предисловии Д. Затонский, «связывают и организацию киностудии ДЕФА, и создание издательств «Ауфбау» и «Хеншель», и открытие Дома культуры Советского Союза и клуба работников искусств с чеховским названием «Чайка». В Берлине, Лейпциге, Веймаре Александр Львович – фигура почти легендарная» (т. 1, стр. 6).
Как человек, многократно побывавший в ГДР, я могу засвидетельствовать (опираясь на мнение крупнейших представителей интеллигенции ГДР), что велика была и та помощь, какую оказал тридцатипятилетний советский подполковник созданию таких очагов культуры, как театр Брехта или «Комише опер». Кроме того, во время посещений ФРГ мне неоднократно приходилось слышать из уст представителей левой интеллигенции о том, какое глубокое впечатление произвели на них речи и выступления А. Дымшица в годы его Пребывания в Германии. Дело тут заключалось не только в такте, доброжелательности и широте взгляда советского офицера и деятеля культуры. Важно было и то, что А. Дымшиц общался с Бехером и Брехтом, Бушем и В. Фельзенштейном на равных – во всеоружии той Многогранной образованности, без которой невозможно было бы решение сложнейших проблем культурного строительства в послевоенной Германии, в зоне, к тому же не изолированной от влияний западных зон.
«Геноссе Дымшиц» увлекательно рассказывает о том, что начал свою деятельность с поисков, разысканий: «Когда я прибыл в Берлин, в моей полевой сумке лежал список тех мастеров немецкой культуры, которых я знал по их творчеству, по их общественной деятельности. Я искал их, чтобы сказать им добрые слова уважения и любви, чтобы помочь им в работе» (т. 2, стр. 256). В неустанных поездках он узнавал, что освобождены из заключения и уже стали в строй Эрнст Буш и Гюнтер Вайзенборн, что Ганс Фаллада – бургомистр на селе, уже взялся за работу Отто Нагель и «весь в работе» престарелый Бернгард Келлерман.
«С первых же дней ясно, – писал А. Дымшиц в очерке «Незабываемая весна»: – гитлеризм не убил в людях живую душу. Люди искусства верны народу, готовы творить и уже творят. Их нужно объединить, их нужно сплотить вокруг общих целей» (т. 2, стр. 256).
Один за другим стали возвращаться на родину мастера культуры, находившиеся в эмиграции. Задача объединения, над которой трудились многие организации зоны, по справедливому мнению А. Дымшица, не была бы выполнена с таким блеском и глубочайшим пониманием, если бы за нее не взялся Иоганнес Р. Бехер, ставший душой Культурбунда.
Рождалась новая жизнь, возникали новые и преобразовывались старые театры, музыкальные коллективы, рождались издательства и новые произведения.
«Много еще можно было бы сказать о делах и людях того времени. Вспоминается кипучая деятельность писателей Вилли Бределя, Эриха Вайнерта, Фридриха Вольфа, Михаэля Чесно, художника Герберта Зандберга, публицистов Гейнца Вильмана и Клауса Гюзи, искусствоведа Герберта Гуте и многих других. Но всего не перескажешь» (т. 2, стр. 258), – писал А. Дымшиц.
Нельзя не отметить также, что мероприятия Советской зоны не были изолированными. В них принимали участие и «гости» из других зон. Здесь шли споры, достаточно острые, причем наиболее изворотливыми противниками были журналисты и публицисты – сторонники англо-американской трактовки основных задач современности.
В процессе «собирания сил» все больше крепла дружба А. Дымшица с этими «собираемыми силами», о чем свидетельствуют не только те портреты, которые следуют за очерком «Незабываемая весна», но и книга «Александр Дымшиц. Ученый, солдат, интернационалист», вышедшая в 1977 году в ГДР. В ней опубликован ряд статей и заметок самого А. Дымшица, а также огромное количество писем к нему и воспоминаний о нем – признаний в дружбе, любви, великом уважении Иоганнеса Бехера и Вальтера Фельзенштейна, Эрнста Буша и Отто Нагеля, Людвига Ренна и Александра Абуша, других крупнейших представителей куль» туры ГДР.
Многие из тех, чьи портреты вошли во второй том «Избранного», хорошо знакомы мне лично. И если знакомство с Эрнстом Бушем и Еленой Вайгель было беглым, то Бредель, Вайнерт, Вольф были нашими соседями и сподвижниками в работе двух изданий журнала «Интернациональная литература» – русского и немецкого. А мой кабинет – заместителя ответственного редактора русского издания – был всего лишь однооконным ломтиком, отрезанным от более поместительного, но безоконного кабинета Бехера. Мы обменивались материалами и информацией, вели длиннейшие и любопытнейшие разговоры о прошлом и сегодняшнем дне немецкой литературы. Мне – единственной из русских литераторов – было предоставлено право присутствовать на собраниях немецкой секции Союза писателей. Вольф – «Фридрих Максимович» – был уже совсем своим в среде русских прозаиков-драматургов. Бехер пользовался особой любовью и уважением Фадеева, который звал его просто «Иоханнес». В свою очередь Бехер весь светлел при упоминании о Фадееве.
У меня есть дополнительная возможность судить о достоверности портретов, написанных Дымшицем. В них тоже проявилась та черта портретиста, о которой я упоминала, – найти человека, «зерно», основу его характера, проявляющуюся в деятельности общественной и творческой.
Так в воспоминаниях А. Дымшица встает, прежде всего, филигранная работа Бехера с интеллигенцией, где проявились ум, такт, высокая принципиальность общественного деятеля и художника-коммуниста. Терпеливый и умный воспитатель, непримиримо твердый к идейным противникам, он вместе с тем был рачительным хозяином в борьбе за людей. Бехер с большой настойчивостью вел борьбу за души всех, кто мог принести пользу демократии. Он был великим объединителем, подлинным собирателем творческих сил.
Ненасытный интерес к людям, стремление увидеть особенное даже как будто в небольшом и незаметном – все это роднит самого автора книги с его немецким другом.
Двухтомник А. Дымшица несомненно найдет отклик у широкого читателя, принимая живое участие в «битве нынешнего дня».