Монография об Иване Шухове
К. Курова, Иван Шухов, Критико-биографический очерк, Казахское государственное издательство художественной литературы, Алма-Ата, 1960, 173 стр.
Список критических статей и рецензий, посвященных творчеству Ив. Шухова, довольно велик и внушителен. Однако до сих пор – писатель свыше тридцати лет работает в литературе – не появилось ни одной монографической работы, которая обобщила бы накопленный материал и показала, творческий путь одного из зачинателей колхозного романа в нашей литературе.
Необходимость в книге подобного рода очевидна. В «Истории русской советской литературы», подготовленной Институтом мировой литературы имени А. М. Горького, роман Ив. Шухова «Ненависть» называется вместе с «Поднятой целиной» М, Шолохова и «Брусками» Ф. Панферова как одно из выдающийся произведений советской литературы, посвященных изображению социалистической перестройки деревни. «Ненависть» часто переиздается. Причем последнее издание (1957) существенным образом отличается от первоначальной редакции. И дело не только в том, чтобы указать на место «Ненависти» в истории советской литературы. Важно также объяснить, почему роман занимает это место.
К. Курова выбрала наиболее простой и не однажды проверенный метод подачи материала: от произведения к произведению, от десятилетия к десятилетию. Но благодаря тому, что в монографии ведется спор с установившимися взглядами на то или иное произведение Ив. Шухова, анализируются, сопоставляются, принимаются или отвергаются многие суждения критиков, работа К. Куровой не производит впечатления описания, регистрации фактов.
Можно наметить две основные линии в работе К. Куровой: первая – дать цельное, по возможности полное представление о творческом пути Ив. Шухова; вторая – разобраться во многочисленных вариантах наиболее значительных его романов.
Известно, что М. Горький высоко ценил «Горькую линию» и «Ненависть». К. Курова в своей работе ссылается на соответствующие высказывания М. Горького, но нам кажется, что ее задача как исследователя заключалась в другом. А именно – показать причину столь высокой оценки романов, в сущности, еще начинающего писателя величайшим художником нашего времени.
А для того, чтобы ответить на этот вопрос, недостаточно проанализировать (даже так скрупулезно, как это делает К. Курова) произведения Ив. Шухова. Подлинное художественное значение их не будет понятно, если не показать общественной и литературной обстановки тех лет, когда Ив. Шухов писал, допустим, «Ненависть».
Что касается первого – социально-общественной характеристики эпохи, – то оно есть, Что касается второго-воспроизведения литературного процесса конца 20-х – начала 30-х годов, – то оно отсутствует почти полностью, И в этом – один из существенных пробелов монографии К. Куровой.
Роман Ив. Шухова «Ненависть» был далеко не первым и отнюдь не единственным романом на колхозную тему в советской литературе. К. Курова в полном соответствии с традицией называет еще два романа: «Поднятую целину» и «Бруски». Но «Поднятая целина» увидела свет после «Ненависти», Стало быть, здесь другие отношения и другая зависимость. «Бруски» (к 1931 году вышли две книги романа) при всей своей значительности не могут заменить собой многих и многих романов и повестей, появившихся в конце 20-х-начале 30-х годов, по горячим следам отображавших социалистическую перестройку деревни.
Так; следовало бы оказать о произведениях М. Карпова «Пятая любовь», А. Дорогойченко «Большая Каменка» я «Живая жизнь», П. Замойского «Левин дол» (вторая книга романа «Лапти»), Н. Брыкина «Земля в плену», В. Ряховского «С гор потоки», Ив. Макарова «Стальные ребра» и о некоторых других. Привлечение для анализа этих произведений дало бы возможность показать тот идейный и художественный «уровень литературы о коллективизации сельского хозяйства, которого она достигла к «началу 30-х годов.
Несмотря на существенные различия, названные произведения имели и некоторые общие черты: интерес к новым жизненным характерам, выдвигаемым самой действительностью; стремление подчинить творчество насущным задачам дня. В области художественной формы – тяга к многоплановому роману, с установкой на глубокий психологический анализ.
Общее проявлялось не только в положительном, но » в отрицательном, присущем так называемой крестьянской литературе 20-х годов (названные писатели – представители ее); Обращаясь к жизни современной деревни, к самому главному, что в это время было в ней, – созданию колхозов, писатели подчас проявляли непонимание действительного общественного и народнохозяйственного значения колхозов. Поэтому основной («колхозный») конфликт осложнялся побочным.
Иногда этот второй конфликт разрастался настолько, что загораживал собой первый. Ведущим началом в сюжете были не общественные, а личные, любовные отношения, Причем, – и это хочется подчеркнуть, – в романах крестьянских писателей решающие повороты в жизненной судьбе персонажей зависят именно от любовных, а не общественных перипетий. Кроме того, произведениям, о деревне тех лет была свойственна, по словам М. Горького, «примитивная тенденциозность», доходящая до иллюстративности, до создания «инструктивных» романов.
Можно было бы назвать и другие недостатки, хорошо видные и понятные теперь. Но дело не в исчерпывающей характеристике черт крестьянской литературы 20-х годов. Если бы К. Курова в своей работе об Ив. Шухове сопоставляла «Ненависть» не только с романами Ф. Панферова, М. Шолохова, Н. Островского и Л. Леонова, а и с романами П. Замойского, А. Дорогойченко, Н. Брыкина и др. и показала, как молодой писатель, унаследовав и продолжив лучшие традиции своих предшественников, смог преодолеть их недостатки (во многом исторического порядка), тогда бы значение творчества Ив. Шухова стало более зримо и доказательно.
Успех Ив. Шухова – не случайность, а закономерность, подготовленная всем ходом развития литературы. Ив. Шухов был первым из крестьянских писателей, который до конца и без всяких оговорок поверил в колхозную тему, подчинив основному конфликту – создание колхоза – все остальное: любовь, семейные отношения, культурно-просветительную работу на селе и т. д. И в этом смысле Ив. Шухов художественно подтвердил в то время выдвинутый М. Горьким лозунг: труд должен стать основой творчества.
Лишив Ив. Шухова литературного окружения, К. Курова тем самым погрешила против одного из основных требований историзма.
Попутно одно замечание частного характера. К. Курова почему-то во многих случаях склонна считать годом создания того или иного произведения не дату журнальной публикации, а дату отдельного издания. И получается, что «Ненависть» появилась «е в 1931, а в 1932 году, «Родина» не в 1935, а 1936 году и т. д. В данном случае «уступка» в один год имеет немаловажное значение: ведь в 1931 году у «Ненависти» было совсем другое литературное окружение, чем в 1932…
Вообще, нужно сказать, К. Курова часто бывает не в ладах с датами. На стр. 149 читаем: «В предвоенном 1940 году была также издана и «Действующая армия», которую некоторые критики, незнакомые с творчеством Шухова, даже с главными его произведениями, ошибочно считают новым, четвертым романом писателя. «Действующая армия» не только в развитии сюжета, но порою и текстуально повторяет «Горькую линию». И курьезно, что этого не заметил П. Березов, посвятивший этой книге специальную и обширную рецензию».
Но достаточно сличить «Горькую линию» и «Действующую армию» издания 1940 года (к слову сказать, вышедших почти одновременно: первый роман подписан к печати 21 октября 1940 года, второй – 5 октября 1940 года), чтобы убедиться в ошибочности этого утверждения.
Есть ли на самом деле сходство в «развитии сюжета» и «текстуальное» совпадение между «Горькой линией» и «Действующей армией»? Да, есть, И начинается оно с 1949 года, когда Ив. Шухов растворил роман «Действующая армия» в романе «Горькая линия». Случай, теперь можно сказать, довольно обычный для Ив. Шухова. В 1967 году такому же объединению были подвергнуты два других его романа: «Ненависть» и «Родина». Помимо этого существует несколько промежуточных редакций. Понятно поэтому, что перед К. Куровой неизбежно встала задача сопоставления различных вариантов и оценка их. К. Курова делает вывод: «Итак, третью редакцию («Горькой линии». – М. Ш.) следует считать «канонической» и для настоящего времени последней, Именно она теперь переиздается и подлежит анализу при изучении творческого пути Шухова» (стр. 20).
Как видим, К. Курова исходит из посылки: новая редакция всегда лучше предыдущей и поэтому именно ее и следует анализировать, поскольку именно здесь наиболее полно выявился авторский замысел и пр. и пр.
. Допустим. Но тогда насколько правомерно прилагать оценки начала 30-х годов к произведениям, созданным, в сущности, в середине 50-х годов? Ведь М. Горький не читал вариантов «Горькой линии» 1952 года и «Ненависти» 1957 года. Н. Оружейников, Ф. Абрамов, В. Маричева – критики и литературоведы, с которыми полемизирует К. Курова, – также писали отнюдь не об «окончательных» редакциях шуховских романов…
Заключая разбор нового (1957) издания «Ненависти», К. Курова говорит, «что «Ненависть» приобрела теперь большую законченность, и содержание ее стало глубже» (стр. 145).
Так ли это?
Роман «Ненависть» в редакции 1957 года – принципиально новое произведение, потому что в нем под одним заглавием объединилось два романа: собственно»Ненависть» и «Родина».
Причины, побудившие писателя поступить таким образом, понятны. Критика всегда видела один из недостатков романа «Ненависть» (в редакции 1931 года) в предельной локализации событий на степном хуторе Арлапуль. В романе «Родина» по существу рассказывалось о том же историческом отрезке времени и тех же исторических событиях, с той только разницей, что в нем основной упор сделан на изображение строительства крупного зерносовхоза, а не колхоза, как в первом романе. То есть второй роман мыслился как необходимое дополнение к «Ненависти». Не случайно читатели и критика рассматривали их как части дилогии (вернее, трилогии, в которую включали и роман «Горькая линия»).
Именно в этой тематической близости содержится первая потенциальная возможность соединения двух романов в один. Вторая предпосылка заключается в некоем художественном единстве первого и второго романов. Здесь в полной мере дало о себе знать обычное в художественном творчестве пристрастие писателя к определенным жизненным ситуациям, характерам, способам их воплощения и пр.
Но операция объединения романов проделана Ив. Шуховым далеко не лучшим образом. Писатель встал на путь механического сложения глав двух произведений. Растут подробности, разбухают эпизоды, фраза теряет «вою выразительность. Но самое грустное – Ив. Шухову иногда изменяет чувство слова. А ведь это одно из достоинств его в прошлом…
Многочисленные переделки, касающиеся как сюжета, так и стиля, придают новому произведению иную тональность. Так, в романе «Ненависть» показывается классовая борьба в деревне в конце 20-х – начале 30-х годов. Герои сами плохо разбираются в смысле происходящих событий. Они ненавидят кулаков, не верят им во многом еще подсознательно. И это соответствует исторической правде, соответствует правде характеров, которые нарисовал писатель.
В 1957 году писатель решил несколько «подправить» своих героев, сделать их прозорливее и политически более грамотными, «припудрил» их. При этом внешний рисунок конфликта остался прежним, что неизбежно порождает несоответствия между характером и действиями персонажей. Обратить внимание на это и оказать об этом – прямая обязанность исследователя, ибо, работая над критико-биографическим очерком, автор должен быть прежде всего историком литературы.
Книга К. Куровой, как видим, не свободна от недостатков. Но, очевидно, во много раз важнее то, что появление ее привлечет внимание к творчеству одного из талантливых советских писателей, поможет лучше, полнее представить богатую событиями историю советской литературы.
г. Семипалатинск