Медицинский случай в интеллектуальной полемике

В этой истории, помимо прочих обстоятельств, существует один особо неприятный момент, а именно: она крайне правдива и достоверна.

Была ненастная весна. Что Может быть неприятнее весеннего холодного дня, без дождя, но с ветром, а также с холодными батареями по случаю конца отопительного сезона, с эпидемией гриппа и обострившимися хроническими болезнями? Однако не о явлениях природы и временах года пойдет сейчас речь. Они даны исключительно для соблюдения замысла и для воссоздания предельно достоверных обстоятельств. В такие дни невольно чувствуешь некую капризную обиду на мать свою – природу и одновременно некий злорадный вызов по отношению к ней, если сидишь в уютной, утепленной рефлектором кухне под шум электрического самовара и пьешь в приятном обществе чай с вишневым вареньем. Вот в такой-то день и в такой именно обстановке известный в определенных кругах интеллектуал Антон Антоныч и его жена Катя принимали приятеля своего Семена Гаврилыча. Пили чай и радовались теплу и взаимному общению. Душевная атмосфера была самая что ни есть первородная, пастушья, та самая, которая порождает долгожителей. Беседу вела Катя.

– Пейте, – говорит, – чай с вареньем, и ну вас, – говорит, – к черту, а все остальное, – говорит, – приложится. Будет, – говорит, – здоровье, будет, – говорит, – и слава…

Казалось бы, ничего такого не сказала особенного, а Семену Гаврилычу слова ее до крайности понравились.

– Счастливый ты, Антон, – говорит, – хорошо у тебя семейная жизнь налажена…

– Это еще что, – говорит Катя, – мы ему еще кислотность желудочного сока с помощью настоя трав повысим.

И снова вроде бы ничего особенного не произнесла, а Семен Гаврилыч даже умилился и руками всплеснул.

-: Ой, – говорит, – как успокаивает… Вот здесь, за лобной костью, словно поглаживает меня нечто… Самовар, настой трав… Прекрасен сон разума… Освежающий сон, после которого хочется мыслить с удвоенной энергией… Ведь мир, Антоша, все более выходит из младенческого состояния своей ранней стихийной истории, – и произнеся это, он зачерпнул ложечкой вишневое варенье.

– Ты хочешь сказать, – заметил Антон Антоныч, – что мир сознательно начинает выбирать пути в будущее…

Позднее Семен Гаврилыч, апеллируя к этой фразе, утверждал, что все начал Антон Антоныч. Но это неверно. Во-первых, Антон Антоныч произнес эту фразу, жуя пирожок, а следовательно, скорей в полусне. А вот Семен Гаврилыч далее действовал осмысленно, ибо отодвинул от себя чашку не то что сердито, но более, чем того требовалось.

– Да, – говорит Семен Гаврилыч, – хочу сказать… Именно это хочу сказать… А ведь в том-то и ужас…

Антон Антоныч впоследствии ошибочно утверждал, что в этом месте Семен Гаврилыч вскочил и разом все довел до крайности. Это неверно. Во-первых, он не вскочил, а встал, а во-вторых, как раз на слове «ужас» Антон Антоныч издал некий глубокий выдох, который можно было истолковать и как саркастический смех.

– В том-то и ужас, – повторил Семен Гаврилыч, – вместо объективной стихийности субъективизм, ведущий в пропасть…

– Значит, субъективизм, то есть проявление личности, ведет в пропасть, – крикнул Антон Антоныч (действительно крикнул, этого он и сам не отрицает).

– Объективных истин нет! – звонким эхом отозвался Семен Гаврилыч. – Гегель доказывает…

– А антропологический принцип Чернышевского-Фейербаха? – ядовито перебил Антон Антоныч.

Вообще-то Антон Антонычу с самого начала было ясно, что он одержит верх. Он знал, что Семен силен в высоких тонах, обладая тенором. У Антон Антоныча же был баритон, которым удобнее всего было подавать ядовитые хладнокровные реплики вразрез. Таким образом, Антон Антоныч знал свои сильные и слабые стороны.