Материалы к творческой биографии И. Эренбурга. Вступительная заметка и публикация С. Красильщика. Вступительная заметка, публикация и комментарии А. Рубашкина

И. ЭРЕНБУРГ В СОВИНФОРМБЮРО

Вспоминая о первых днях войны, И. Эренбург отмечал, что никогда в жизни так много не работал. Ему приходилось писать по три-четыре статьи в день – для советской прессы (он откликался на просьбы многих редакций) и для зарубежной (все четыре года войны он выполнял «невидимую» работу для Совинформбюро).

На совещании писателей, состоявшемся в Совинформбюро в марте 1942 года, Эренбург говорил о том, что зарубежные газеты отличаются от наших и что для них надо писать иначе. Между тем за рубеж иногда посылаются статьи без учета того, что действительно может быть интересно иностранному читателю. Важно, считал Эренбург, связать писателей и журналистов с газетами и агентствами, с которыми они будут сотрудничать: «У нас есть ряд военных корреспондентов, которые часто бывают на фронте или там находятся. Необходимо бы было им объяснить, что они должны раз в неделю давать специальные сообщения с фронта для иностранной печати. Таких корреспондентов шесть – восемь. Их можно прикрепить к определенным газетам и агентствам». В качестве примера хорошей работы для зарубежной печати он привел военного корреспондента Сов информбюро Е. Петрова. Петров, говорил Эренбург, пишет с глубоким оптимизмом, он оптимист по природе, это в его характере, таким он вошел в литературу.

Отличительные черты статей для зарубежной прессы самого Эренбурга отметил К. Симонов: «Корреспонденции, которые посылал за рубеж Эренбург, не только были полны глубочайшей веры в свою страну, в свой народ, в свою армию, они не только дышали гордостью за советских людей, сделавших на этой войне, казалось бы, невозможное. Корреспонденции Эренбурга были одновременно с этим непримиримы по отношению ко всем тем, кто на Западе не желал воевать в полную силу. Ко всем, кто отсиживался, оттягивал открытие второго фронта, надеялся загрести жар чужими руками. Корреспонденции Эренбурга полны полемики, имеющей не только исторический, но самый живой современный интерес» ¹.

В Центральном государственном архиве Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР, где хранятся материалы Советского Информбюро (фонд 8581), нами обнаружены статьи Эренбурга, до сих пор не публиковавшиеся в советской печати, а также телеграфная переписка писателя с зарубежными газетными агентствами и редакциями. В номер гостиницы «Москва», где, как известно, Эренбург жил в годы войны, в Союз советских писателей, в Совинформбюро, в редакцию «Красной звезды» шли телеграммы из многих стран мира. Крупнейшие телеграфные агентства, редакции газет просили Эренбурга о сотрудничестве. «Предлагаю два раза в неделю корреспонденции приблизительно по 600 слов в каждой, предпочтительно описания очевидца действий на фронте, включая названия мест, если возможно» (Юнайтед Пресс, Нью-Йорк); «Просим телеграмму в 600 слов «На пути к Смоленску» («Ивнинг стандард», Лондон); «Агентство Оверсис Ньюс настаивает на продолжении Вашей корреспонденции». И т. д.

Материалы Эренбурга вызывали восторженные отзывы. «Благодарим за первоклассный очерк. Лучшие пожелания. «Ивнинг стандарт». Агентство Юнайтед Пресс телеграфировало: «Ваша статья очень хороша, для наших целей. Ценим старания включить насколько возможно описание конкретных военных действий». «Благодарим за Ваши слова: «Эти люди – не французы». Ваша статья превосходна. Пьер Комер, «Франс» (в статье Эренбурга шла речь о французских коллаборационистах). Тот же П. Комер сообщал: «Использовали и используем Ваши телеграммы, за которые еще раз благодарим Вас. Будем счастливы получить Ваши статьи на различные темы». Главный орган правительства генерала де Голля «Марсельеза», выходивший в освобожденном Париже, регулярно, в каждом номере печатал статьи Эренбурга. Он считался постоянным корреспондентом газеты.

Радио Уругвая «Эль Эспектадор» передавало, что три раза в неделю транслирует специальный выпуск «Русских очерков» и очень хотело бы получать комментарии Эренбурга, для которых, по словам директора этой радиостанции, «постараемся найти специальное место в нашей информационной программе».

Статья Эренбурга «Судьба Европы» послужила поводом для выступления в палате представителей конгрессмена Д. Коффи, заявившего, что она должна стать достоянием американских солдат и всего народа США, «чтобы они могли понять серьезность и масштаб задачи в борьбе с ужасными силами, против которых воюют Объединенные Нации».

Много откликов зарубежных читателей на статьи Эренбурга получала, например, редакция газеты «Совьет уор ньюс», издававшейся в Англии Совинформбюро. Г. Хэмпшир из Шеффилда писал в январе 1944 года: «Спасибо за то, что Вы меня познакомили с мастером военных корреспонденции Ильей Эренбургом. Я жалею, что не сохранил всех его статей, так как я готовился к бою. Он не знает об одном поклоннике, который восхищается его пламенными словами. Его перо – это настоящий меч. Его внимание к мелочам, критическое и безжалостное остроумие делает наших так называемых корреспондентов бледными, но высокопарными призраками… Он отбрасывает официально принятую, плавно скользящую манеру письма («все хорошо» – в стиле «нашего спецкора»). Это журналист-боец боевой нации».

Или вот письмо другого англичанина, Р. Маршалла: «Из всех корреспондентов «Совьет уор ньюс» первое место принадлежит Илье Эренбургу, и мы все набрасываемся на газету, если помещена его статья».

В начале 1945 года в Англии вышел в свет сборник статей Эренбурга «Мы придем как судьи», вызвавший многочисленные отклики печати. Рецензент газеты «Рейнольде ньюс» Д. Мартин в статье «Что я хочу, чтобы мой сын знал о войне» писал: «Когда Ян родился девять месяцев тому назад, я отложил в сторону несколько газет, вышедших в тот день в Лондоне, а также ежедневный обзор европейской печати, включая и вражескую, который издается министерством информации. Когда он достаточно подрастет, я покажу ему их, а сегодня я добавлю к ним небольшую брошюру Эренбурга «Мы придем как судьи». Она поможет моему сыну запомнить то, что никогда не должно быть забыто… Эренбург – это Руже де Лиль этой войны. Он гораздо больше, чем пропагандист, он художник, чьим материалом являются страдания его народа. Даже его ненависть к немецким моторизованным пресмыкающимся дышит творчеством. Когда вы читаете сборник его статей, подобный этому, вам становятся яснее его блестящие качества и вы можете лучше понять, почему советские бойцы его так любят. Его слова превращают правду в такое же сокрушительное оружие, как артиллерия Жукова».

Читая эти письма и рецензии, вновь вспоминаешь слова К. Симонова: «С первых же дней войны сражаясь на страницах наших газет с фашизмом, Эренбург открыл свой собственный счет. Так во время войны мы обычно говорили не о писателях, а о снайперах, о людях прямого и смертельного действия. Но это с достаточной точностью применимо и к Эренбургу. И метафора, что Илья Эренбург – снайпер пера, – не новая и не моя. А старая, солдатская, времен войны» ².

Мы публикуем несколько статей И. Эренбурга, обнаруженных среди материалов Советского Информбюро.

 

«ВЕСЕННИЕ ДИВИЗИИ»

Вот уж девятый день, как это село окружено огнем и дымом. В нем засели немцы, ушедшие из Юхнова. От села ничего не осталось. Немцы засели в блиндажах. Несколько раз наши бойцы доходили до передних блиндажей, очищали их. Немцы тотчас шли в контратаку. Не замолкают артиллерия, минометы. Кажется, за эту войну я не видел еще таких ожесточенных боев, и я не удивляюсь, когда молодой майор говорит мне: «Это маленький Верден», – я был у Вердена.

Еще стоят суровые морозы. Еще немецкие пленные, которых ведут в штаб, стонут: «Kalt. Kalt». Еще в полевой бинокль можно увидеть, как русские крестьянки с маленькими детьми под штыками немцев воздвигают ледяные валы – нагребают снег и обливают его водой. Но за последнюю неделю, может быть за две, война вступила в новую фазу. Направо, налево от этого участка повсюду замечено появление свежих немецких дивизий. Я разговаривал со многими пленными, взятыми на разных участках фронта, – все они были переправлены в Россию за последний месяц. С января по март немцы перебросили на наш фронт несколько десятков свежих дивизий. Это так называемые «весенние дивизии». Большинство из них во время последних боев понесли огромные потери. Установлено присутствие на нашем фронте тридцати восьми свежих «весенних дивизий».

Задолго до жаворонков появились в небе снова «юнкерсы» и «мессершмитты». Они упорно бомбят все дороги, стараясь создать пробки, заторы. Это им не удается. В летную погоду движение по фронтовым дорогам начинается с сумерками и кончается на рассвете. Наша авиация проявляет большую активность. В воздушных боях наши летчики обычно берут верх. Но бои жаркие – в небе, как и на земле. Немцы придерживали свою авиацию для весенних операций. Они были вынуждены выпустить ее в марте.

Особенность новой фазы войны – ее исключительная кровопролитность. Потери немцев на редкость велики. Но и наши потери чувствительны.

Трудно было бы нарисовать линию фронта – она оказалась бы непомерно извилистой и длинной. В ряде мест наши части прошли далеко вперед. Кое-где вокруг развалин небольшого городка или даже деревни идут отчаянные бои. Солдатам кажется, что судьба кампании зависит от того, в чьих руках окажутся несколько блиндажей. А в пятидесяти километрах налево или направо – тишина. Есть места, где люди спокойно переходят через фронт. В освобожденной зоне можно найти деревни, где немцев и не видали. А рядом – деревня, которая десять раз переходила из рук в руки.

«Почему немцы подвезли свои резервы? Почему они идут в контратаки? Они боятся дальнейшего отхода. Они во что бы то ни стало хотят удержаться на занимаемых ими позициях. И все же каждый день то здесь; то там наши части продвигаются вперед. Это медленное и трудное продвижение. Его значение сейчас не в километрах пути, не в названиях селений, а в перемалывании живой силы противника. Инициатива по-прежнему в наших руках. Если бы завтра замолкли наши орудия, остановились бы наши бойцы, на всем фронте воцарилась бы тишина – враг сейчас хочет покоя. Он принужден быть активным – в этом наша воля, наша тактика.

» Мы видим сейчас в развернутом виде операции всех видов оружия. Вот только танки, как звери, подверженные зимней спячке, не торопятся. Немцы пускают танки небольшими соединениями – по пяти или десяти танков.

«Снега очень много. Холода держатся позднее обычного. Следует предполагать, что весна будет дружной и распутица сильной. Так что вряд ли мы скоро увидим на западном и северном фронтах большие танковые бои. Но пленные рассказывают о приготовлениях немцев к танковому наступлению.

Пленные стали словоохотливыми, хотя, согласно инструкции немецкого командования, они должны «прикидываться дурачками». Зима явно сказалась на психике немецких офицеров и солдат: эти люди, привыкшие к слепому повиновению, начали думать. Разгадка проста: жестокий артиллерийский обстрел неизменно пробуждает мысли в голове молодого гитлеровца, я скажу – первые мысли. Я видел вчера одного пленного. На его голове были краденые дамские рейтузы – повязался от мороза. Он не был уже стандартным немецким солдатом. Он сам признался, что не отдавал чести офицерам – неудобно было подносить руку к рейтузам, да и офицеры отворачивались. Эта мелочь имела последствия: солдат, не отдающий «чести, задумался и многое понял: под рейтузами в голове гитлеровца родилась человеческая мысль.

Меня больше не удивляет смелость наших бойцов – мы видим каждый День подлинных героев. Но меня не перестает удивлять смекалка каждого отдельного бойца. Еще вчера он был земледельцем, не видел ничего, кроме родного села. И вот один в разведке он всегда перехитрит противника. Он прикинется мертвым. Он подползет к блиндажу. Он пропустит мимо танк. А потом вскочит и прикончит врага, кинет в блиндаж гранаты, подорвет танк. В его поступках как бы сказываются все разветвления мозга, и это особенно ясно, когда напротив – автомат, – как иначе назвать солдата гитлеровской армии?..

Ночью у радистов я слушаю радио. Москва передает спокойные, сдержанные слова: «Существенных изменений не произошло». Мы знаем, что скрыто за этими словами, – редкие по упорству бои, горы немецких трупов, смерть многих из наших героев, длинные эшелоны с ранеными, не смолкающий всю ночь голос орудий.

Вот говорит Берлин. Он нам сообщает, что дивизия, в которой мы находимся, «уничтожена храбрыми вюртембержцами». Странно – мы не заметили, что наша дивизия уничтожена. А вюртембержцы?.. Я видал сегодня этих «храбрецов». Их вели в тыл. Один из них горячо мне доказывал: «У меня два дедушки рабочие и одна бабушка работала на фабрике. Я могу сказать их имена…» Он думал, что во всем свете люди интересуются одним: генеалогией.

Поворачиваю рычаг. Говорит дружеская станция. Она сообщает, что наши части заняли столько-то городов, и приводит названия. Я понимаю нетерпение зрителей. Но до чего, видно, не представляют там характера этих боев…

Сегодня на этом участке не занято ни одной деревни. Но сегодня на этом участке обнаружена еще одна немецкая дивизия, подвезенная из Франции. Если друзья издали не видят плотности немецкого фронта в России, может быть, они заметят поредение немецких гарнизонов на побережье Атлантики?

Впрочем, эти рассуждения выпадают из описания военного корреспондента. Что добавить? Что сейчас снова началась атака. Наши части дошли до развалин церкви. Вероятно, утром немцы будут атаковать. Бойцы говорят, что возле крайних домов они насчитали четыреста немецких трупов. Война продолжается.

(март 1942 года]

 

[БЕЗ НАЗВАНИЯ]

Эта война богата контрастами. В немецком тылу не затихает партизанская война. Люди с охотничьими ружьями и с ножами нападают ночью на немецкие штабы. А в районе Харькова продолжаются гигантские танковые сражения, похожие на морские бои, где приходится говорить не столько о территориальном продвижении, сколько об уничтожении сухопутных кораблей противника. В Карелии можно проехать десятки километров фронта и никого не увидеть. А вот участок фронта, где бои идут за один дом, даже за одну комнату.

Город расположен на Западной Двине. В нем было много древних церквей, и городом интересовались, кроме окрестных крестьян, только археологи. Улицы были полусельскими. Во дворах мычали коровы, кудахтали куры, когда проезжал автомобиль, на него кидались с лаем собаки. Но городок был советским. В школах мальчики мечтали об авиации и об Арктике. Все знали, что сын огородника стал депутатом Верховного Совета, что касается дочки аптекаря, она любила перманентную завивку, а увлекалась Хемингуэем. В городе были даже кружок друзей испанского народа и курсы поэзии. Потом началась война. В город пришли немцы. Сначала они только грабили, но когда к городу подошли русские, немцы стали убивать жителей. Эсэсовцы согнали четыреста человек: женщин, стариков, детей – и всех расстреляли. Немецкий комендант объявил, что «расстреляны евреи», но среди убитых было много русских.

Три месяца идут уличные бои. Когда подъезжаешь к городу днем, над развалинами низко стелются черные облака дыма. Ночью город пылает, сколько может гореть город, в котором половина домов из дерева? Казалось бы, давно он должен был превратиться в гору пепла. Но он еще горит… силы города велики, и только человек еще упорней.

«За что сегодня идет бой?» – «За детский дом». Это не шутка. Двухэтажное каменное здание, здесь помещался детдом. Бойцы еще нашли среди гильз и мусора куклу с отбитым носом. Этот дом был превращен немцами в дот: в амбразурах мелкокалиберные пушки, в окнах верхнего этажа пулеметчики и автоматчики. За вывеской «Детский дом» сидел автоматчик. Русское орудие пробило стену. Русские ворвались в нижний этаж. Немцы убежали на верхний этаж. Лестницу они забросали гранатами.

1. Илья Эренбург, Летопись мужества. Публицистические статьи военных лет, «Советский писатель», М. 1974, стр. 12 – 13.[↩]
2. Илья Эренбург, Летопись мужества, стр. 8.[↩]