№7, 1980/Обзоры и рецензии

Математика и интуиция

Ю. Гирдзияускас, Литовское стихосложение. XX век, «Вага». Вильнюс, 1979, 367 стр. (на литовском языке).

Современное стиховедение стремится ко все большей специализации. Опираясь, с одной стороны, на экспериментальную фонетику, а с другой – на математику, оно добивается максимальной точности и объективности. Оно не претендует на охват широкой области исследований, зато хочет быть доскональным. Обычно изучается какой-либо определенный метр, определенная форма стихосложения, аспект стихотворной речи; гораздо реже – целая авторская система стихосложения. Почти нет работ, обнимающих в совокупности какое-либо национальное стихосложение, – работ, примеры которых дала традиционная история литература.

Более пятнадцати лет назад (в 1966 году) появилась первая часть «Литовского стихосложения», охватывающая XVI- XIX века, теперь вышла вторая, посвященная XX веку, которую и хотелось бы здесь рассмотреть.

Предмет исследования – литовская лирика 1900 – 1970 годов, выходившая отдельными изданиями, – более 20 тысяч стихотворений. Они проанализированы в основном с точки зрения метрики, так как именно она помогает охватить и привести в систему совокупность стихотворных текстов. Что же касается ритмического, динамического, мелодического, фонетического аспектов, то они лишь дополняют, конкретизируют аспект метрический. Стремясь показать связь стихосложения с системой общелитературного литовского языка, постичь основные динамические тенденции стихотворной речи, раскрыть ритмические особенности различных систем и методов (а порой отдельных поэтов и произведений), автор использует статистические данные, собранные и обработанные по-разному: рукой, электронным арифмометром, счетными машинами. Основанные на статистических данных и их математическом анализе, общие положения и выводы приобретают прочную объективность. Однако Ю. Гирдзияускас не склонен абсолютизировать значение математических методов, вполне отдавая себе отчет в том, что они ничего не говорят об эстетической ценности стихов. Поэтому автор и сочетает математические методы с методами эстетической интерпретации. Обсуждая проблемы исследования поэтической речи, он утверждает, что математические методы «позволяют увидеть в том или ином аспекте количественные соотношения элементов поэтической и общеупотребительной, стихотворной и прозаической речи, количественные различия элементов языка отдельных писателей и произведений, различия, которые нередко бывают неотделимы от их стиля. Все это в свою очередь поднимает вопросы более общего характера: чем вызваны эти количественные различия, выполняют ли они какие-либо специфические функции, возможна ли их эстетическая интерпретация? Где кончается математика, там начинается эстетика, но и она теперь во многих случаях может оперировать объективными математическими данными, а не только непосредственным чутьем исследователя… Лишь математика, а не интуиция может точно ответить, какие поэтические образы, тропы, синтаксические конструкции, интонационные формы характерны для писателя. Однако там, где требуется интерпретация, математика бессильна, и теперь исследователь уже должен опираться на опыт иных методов (психологических, интерпретационных)… Таким образом, эти методы неизбежно дополняют друг друга» (стр. 11). Таков принцип, выдвинутый структурной поэтикой. Труд Ю. Гирдзияускаса примечателен мастерской его реализацией. Точные данные, полученные из разностороннего анализа текстов, выраженные в процентах, сведенные в таблицы, и чрезвычайно проницательная, тончайшая интерпретация стихотворения – вот диапазон исследования Ю. Гирдзияускаса, определяющий не только общие положения и выводы, но и толкование произведения, где в стройную, самобытную стилистическую систему сплетается точная научная терминология и выразительная метафора, меткая, эмоциональная фраза.

Несмотря на свой специальный характер, книга Ю. Гирдзияускаса интересна и более широкому читателю. Энергия мысли, острый научный «сюжет» приковывают внимание, заставляют следить за аргументацией, за путями разрешения поставленных проблем, поддаться не только логике объективных фактов, но и воздействию вкуса автора, его высокой эстетической культуры.

Книга начинается сжатым теоретическим введением.

Принимая во внимание господствующую в стиховедении неопределенность и многозначность понятий и терминов, а также неопределенное место самого стиховедения как научной дисциплины, границы его компетенции, Ю. Гирдзияускас излагает стройную систему принципов, которыми он руководствуется в своей работе, и уточняет содержание терминов, которыми пользуется. Он дает определения стиховедения, его областей и специальных дисциплин (метрики, ритмики, динамики, то есть распределения и интенсивности ударений, мелодики, фоники), рассматривает отношение стиховедения к теории поэтической речи, место стихотворной речи в системе поэтической речи, характеризует основные методы исследования поэтической речи и стихосложения. Разграничив проблематику стихосложения и поэтической речи, он выделяет интонацию как основное понятие стихосложения, включающее в себя все остальные элементы и аспекты стихотворной речи. Математически-статистические методы дают возможность точно описать эти элементы, установить их количественные соотношения, все, что называется техникой стиха, и тем самым определить различные формы интонации.

Первый раздел работы посвящен историческому развитию литовского стихосложения XX века, начало которому кладет установившаяся в конце XIX века силлаботоника – не только как доминирующая в литовской поэзии система, но и как фон, на котором «ясно виден каждый новый принцип стихосложения, раскрывается сущность каждой новой стихотворной структуры, выявляются ее психологические возможности и эстетический смысл» (стр. 158). Однако и сама силлаботоника не трактуется как нечто статическое: «Строфичность, силлабическая симметричность, простота и ясность синтаксической структуры, эвфония, сдержанность инструментовки – вот основные признаки, характеризующие классические формы этого стихосложения, которые хранят и оберегают традиции, защищают гармоничность искусства. А новейшим формам силлаботоники присущи силлабическая асимметричность, сложность синтаксической структуры, полифоничность интонации, изобретательность инструментовки, изменчивость рифмовки и строфики» (стр. 158).

1900 – начало 20-х годов – время обогащения классических форм силлаботоники. Ю. Гирдзияускас показывает этот процесс, анализируя стихосложение трех известных литовских поэтов, развивающих различные национально-художественные традиции. Л. Гиру он рассматривает с точки зрения связи его стихосложения с фольклором. Статистические данные свидетельствуют, что поэт держится в границах традиционной силлаботонической метрики, однако внимательный анализ конкретных текстов, их лексики, синтаксиса, семантики выявляет в интонации поэта ударения двойной интенсивности, которые, по-разному сдвигаясь, варьируют динамику строф стихотворения и таким образом очень тонко связывают интонационные особенности народной песни и характерные для Л. Гиры черты декламационного стиля.

Иначе обстоит дело с Б. Сруогой. Присущее ему разнообразие силлаботонических метров также подвергается точной статистической обработке; высчитывается также частотность повторения фонем и их сочетаний. Однако эстетическая активизация этих элементов связана с позицией каждого из них в общей структуре стихотворения. Интерпретируя конкретные тексты, Ю. Гирдзияускас показывает, что значение лирики Б. Сруоги в истории литовского стихосложения определяется эстетической значительностью его оригинальных стиховых форм, самобытным контрастом между интонационными уровнями, в которых преобладает сложная, но строгая организация, и семантикой, где господствуют намеки, фрагментарность образов. Наконец, своеобразие стихосложения Ю. Янониса Ю. Гирдзияускас видит в том, что он впервые дал на основе традиционных силлаботонических метров образцы полифонических интонаций.

Подобным же образом рассматривается все развитие литовского стихосложения: берутся узловые моменты истории поэзии, наиболее крупные фигуры и посредством анализа их стиха прочерчивается путь литовского стихосложения. В период 1923 – 1940 годов выделяются две тенденции. Первая противопоставляет себя традиции: «Все те средства, которыми достигалась музыкальность, звучность, мелодичность, разнообразие и тонкость интонационных нюансов поэтической речи, надо было заменить новыми, в которых возросла бы сила ударного, экспансивного слова» (стр. 68). Утверждаются в правах новые типы стихосложения: дольник и верлибр. Главное здесь – энергия ритма, диссонансные созвучия. Это поэзия резкого, а порой и грубоватого слова, поэзия «шершавой» фразы. Однако с ней не пропадает и традиция песенной лирики, правда, сильно изменившаяся, принявшая в себя новые живительные родники. Из этого направления вырастают новые формы классического стиха, расцвет которых приходится на 30-е годы. «В стихотворениях строгой архитектоники, ясной композиции, рифмованной строфы, даже правильного силлаботонического метра утвердилась сложная интонационная полифония, основанная не на разнообразии стихотворных приемов, а на структурной сложности высших уровней произведения – сложности, которая неизбежно оставляет отпечаток на интонации речи» (стр. 89).

Наконец, рассматривается стихосложение литовской советской поэзии, которое в разные периоды формировалось под влиянием различных факторов. С 1940 года применяются принципы, характерные для интонирования поэтической речи у Маяковского, которых придерживается и первое послевоенное поколение. В годы войны более всего культивируется классическая силлаботоника, когда «поэтов привлекало простое, испытанное веками, понятное широким массам, точное и меткое слово» (стр. 112). И в первое послевоенное десятилетие силлаботоника господствует в стихотворениях большинства поэтов, хоть наряду с ней и существуют довольно разнообразные формы дольника.

Во втором послевоенном десятилетии, одновременно с общим значительным обогащением поэзии, большое разнообразие приобрел и тот тип стихосложения, интенсивное развитие которого ярче всего выразилось в творчестве Э. Межелайтиса. Исследователь -систематизирует пеструю картину его стиха, определяя основные типы и варианты. И вновь точная статистика в сочетавши с проницательным, тонким анализом характерных произведений дает возможность выявить общие принципы и индивидуальное своеобразие их применения. В новейшей литовской поэзии Ю. Гирдзияускас различает два направления в стихосложении – конструктивное и импровизационное, не совпадающие строго ни с творчеством отдельных поэтов, ни с отдельными стихотворными системами.

В своей книге Ю. Гирдзияускас не касается проблем сравнительного стихосложения, однако обилие, всесторонность и точность приводимого материала придают ему большую важность и с этой точки зрения. Сказанное прежде всего относится ко второму разделу книги, в котором дана синхронная характеристика разных систем стихосложения (силлаботоника, дольник, верлибр). Здесь автор широко оперирует статистическими данными. Показав удельный вес этих систем на протяжении всего периода и на отдельных этапах, он начинает с исследования силлаботоники. Для более детального анализа выбраны пять метров, составляющих ядро литовской симметрической силлаботоники. Они разбираются в следующих аспектах: 1) ритмический словарь (расположение динамических форм слова); 2) зависимость его от метрических анакруз и каденций; 3) расположение межударных интервалов; 4) расположение динамических форм строки. Выясняется, что каждый метр активизирует близкие ему по природе динамические формы слов. Детально анализируя динамические формы строки, автор определяет ритмические особенности стиха целого ряда литовских поэтов. Он устанавливает, что разнообразие двусложных метров чаще всего зависит от возможности по-разному распределить ударение, в то время как разнообразие трехсложных – от колебаний интенсивности ударения, различного распределения межсловных пауз и особенно от мелодических модуляций.

Проанализировав дольники, автор приходит к выводу, что в литовской поэзии они весьма разнообразны, но вместе с тем, увы, довольно аморфны: в них слишком мало строго определенных, откристаллизовавшихся, устойчивых форм.

В последнем подразделе анализируется верлибр, даются его концепция и основные варианты в литовской поэзии: 1) интонационно-мелодический, основанный на периодическом подъеме и падении общей интонационной линии по принципу crescendo – diminuendo; 2) синтаксически-интонационный, опирающийся на поэтику параллелизмов, синтаксических повторов; 3) синкопический (дольниковый), имеющий динамическую основу синкопы (дольника), чаще всего рифмованной и склонной к строфичности, 4) дисметрический, основанный на графических средствах интонирования речи, 5) семантико-синтаксический, основанный на симметричности речевых единиц, их оппозиции, и 6) полиметрический, так или иначе сочетающий элементы других типов верлибра, а также силлаботоники и дольника.

Большой методологический интерес вызывает третий раздел книги, озаглавленный «Стихосложение и стиль». Правда, сегодня почти все признают, что стихосложение связано со стилем, порой это бывает показано и в практическом анализе произведений, однако специально эта проблема исследовалась мало и, как указывает автор, не ясно даже, каковы ее возможные теоретические аспекты. Обязательно ли вслед за изменением стиля творчества поэта меняется и стихосложение? И наоборот, могут ли изменения в стихосложении сказать что-либо о развитии стиля поэта? Если это вещи взаимосвязанные, то как и насколько? Для решения этой проблематики в книге выбраны два крупнейших литовских поэта XX века: Саломея Нерис и В. Миколайтис-Путинас – «авторы контрастного характера, темперамента, различного мировосприятия, большого истинного искусства и ярко самобытного стиля; кроме того, культивировавшие в основном одну и ту же систему стихосложения» (стр. 260).

В небольшой вводной главке автор сравнивает метрические варианты лирики Нерис и Путинаса, а далее отдельно анализирует эволюцию принципов интонирования у обоих поэтов, имея в виду не только метр, изменения которого наиболее легко различимы, но и гораздо более тонкие сдвиги ритмики, динамики, мелодики, фоники, пока не становится ясно, что различия поэтического мировосприятия и стиля обоих авторов неразрывно связаны с различиями их систем стихосложения, что одна и та же силлаботоника в обоих случаях приобрела в корне различный характер. «Интонация Нерис музыкальна и динамична, в эстетическом отношении она максимально актуализирует все уровни структуры произведения, каждый звук согласует со звучанием целого. В творчестве Путинаса, напротив, нет такой утонченности интонации, такой чуткой инструментовки, такой легкой, подвижной мелодичности, такой изобретательной рифмы – здесь преобладает широкий жест, размашистые контуры, завораживающий гул органа и колоколов, а не трепетная песня скрипки или флейты» (стр. 336 – 337).

В рамках рецензии нет возможности проследить за всем ходом авторской мысли и аргументации. Отмечу лишь, что в этом разделе книги, быть может, полнее всего выразилась исследовательская методология и мастерство Ю. Гирдзияускаса: обилие статистических данных и разносторонний их анализ сочетаются здесь с превосходной интерпретацией текста.

Труд Ю. Гирдзияускаса, построенный на материале литовской поэзии, без всякого сомнения, в нескольких отношениях выходит за границы литуанистики. Представленный в ней статистический материал говорит сам за себя: он так и просится в сравнение е соответствующими данными других национальных литератур. Достаточно широкое значение имеет и теоретическое освещение проблем стиховедения, а также методологические принципы исследования поэтической речи, раскрытые в книге полно и содержательно.

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №7, 1980

Цитировать

Заборскайте, В. Математика и интуиция / В. Заборскайте // Вопросы литературы. - 1980 - №7. - C. 271-277
Копировать