Масс-культура, макул-куль-тура и просто культура

Нэнси Конди и Владимир Падунов заставляют задуматься над проблемами, обычно остающимися у нас за пределами «интеллектуального» сознания, и делают предметом анализа материал, который по традиции кажется нам слишком низким, базарным, рыночным и т. д. Между тем сейчас, как и во времена Некрасова, все это густо обступает нас и вплотную подступает к традиционным границам литературы и искусства, хотя вместо тогдашнего «Милорда глупого» мы имеем вещи совсем невиданные: от матрешек, совмещенных с портретами политических лидеров, до анекдотов, впрессованных в значки.

Впрочем, так ли уж невиданно все это – даже с точки зрения жанров? Народный площадной балаган не моложе высокого театрального действа, а народный лубок, особенно в дни бедствий, испытаний и поворотов судьбы, поспевал в массу прежде книг и газет. Три черты среди прочих интересны сейчас в «макулакультуре»: ее видимая неуправляемость, ее очевидная «маргинальность» и ее бесконечное «дробление». Как на дрожжах растут сиюминутные изданьица, брошюрки, листочки; от органов печати отпочковываются дочерние органы, побочные, молодежные; от театров отваливаются студии; меж поэзией и эстрадой шатается племя бардов-менестрелей; меж живописью, графикой и вышитым ковриком цветет кич; на границах традиционных и нетрадиционных сфер искрят контакты; на границе работает сам Илья Глазунов, на границе произрос Владимир Высоцкий; профессиональные критики озадачены: что со всем этим делать? Да ничего… описать для начала феномен.., чем и занимаются за нас более привычные к таким описаниям пытливые американцы.

Русские же привычно останавливаются перед традиционным проклятым вопросом: как же оценить все это с точки зрения вечности? как совместить все это с понятиями о высоком искусстве? как соотнести с требованиями вкуса?

Не совмещается, не соотносится, не сочетается.

Какой-то пель-мель выходит, помесь таксы с дворняжкой, негра с чемоданом и «идеального государства» с рынком.

Можно утешаться тем, что сама эта неразрешимая ситуация традиционна для российской истории. «Европейский» верх – «азиатский» низ. Верхушка (власть, культура) по-прежнему силится «не отстать» от Европы и Запада – народ в массе своей психологически остается в XVII веке и готов породить Разина и Пугачева: гигантская сила, как и прежде, бродит, не находя форм.