Marilyn Orr. George Eliot’s religious imagination: A theopoetical evolution

Перед нами — фундаментальное монографическое исследование, посвященное прозе Джордж Элиот; его автор — канадский исследователь Мэрилин Орр, профессор Лаврентийского университета (Онтарио, Канада). Вне всякого сомнения, это радостное событие для современной англистики, где работы о викторианском романе появляются не очень часто, а монографические исследования творчества отдельных авторов — тем более. Романы английской писательницы рассматриваются в аспекте теопоэтики, причем основания для подобного подхода автор видит, прежде всего, в заявлении самой Джордж Элиот: «Литература — часть моей веры» («Writing is part of my religion», с. 3).

В основу исследования положен хронологический принцип, так что М. Орр вполне оправданно начинает анализ произведений Дж. Элиот с «Адама Бида» и заканчивает «Дэниэлем Деронда». Первую главу автор посвящает раннему творчеству писательницы в контексте религиозных споров ее времени, сосредоточив основное внимание на «Адаме Биде» и «Мельнице на Флоссе». Исходя из того, что герои Дж. Элиот всегда так или иначе вовлечены в религиозные споры, автор исследует влияние религии как на тематику, так и на поэтику романов. Реалистическая эстетика писательницы трактуется как доктрина воплощения; ее поиски романной формы — как поиск способа воплощения собственных идей (слово «воплощение» (incarnation) имеет очевидную религиозную семантику). Автор выделяет четыре составляющих доктрины воплощения у Дж. Элиот: природа как доказательство имманентного присутствия Бога; действенная вера, которая всегда проявляется в любви к ближнему; ценность жизни и слова простого человека; сочувствие и понимание другого как этическая основа полноценного человеческого существования. Применяя эти соображения к «Адаму Биду», автор приводит высказывание Дж. Элиот, своего рода эстетический манифест писательницы: «Пишите ангелов, пишите Мадонну; только не забывайте о старухах, чистящих морковь» (с. 22). С точки зрения М. Орр, это не столько эстетический манифест, сколько религиозная доктрина; в подтверждение вновь приводится фраза: «Литература — часть моей веры». При этом остается впечатление, что автор не замечает слова «часть» и ставит знак равенства между литературой и религией.

Во второй главе речь идет о романах «Ромола» и «Феликс Гольт, радикал». По мнению автора, эти романы, наименее читаемые из всего творческого наследия Дж. Элиот и, следовательно, наименее удачные (в подверждение своего тезиса автор ссылается на исследовательскую литературу), но задача главы состоит в том, чтобы проанализировать, какой урок писательница извлекает из неудач. М. Орр отмечает, что в 1860-е годы писательница много путешествует, главным образом по южной Европе, и что средневековая Испания и ренессансная Италия позволяют ей по-новому взглянуть на протестантизм англиканского извода. Это период эстетических экспериментов: с другими видами искусств (музыкой и живописью), с литературными родами (прежде всего, с лирикой) и самой формой романа. Очень интересно, как интерпретируется отношение писательницы к роману идей («Феликс Гольт»): «Джордж Элиот не верит в создание дидактической утопии <…> Она ясно заявляет, что ей неинтересно писать утопические романы, ибо они не затрагивают читательские эмоции, а именно это она видит своей главной задачей» (с. 42). Развитие психологизма в творчестве Дж. Элиот исследователь анализирует, основываясь на трансформации ее собственного опыта страдания. Интересным представляется прочтение «Феликса Гольта» как попытки создать образ нерелигиозного святого, героя, чья вера — в служении униженным и оскорбленным (притесняемым и угнетаемым рабочим). На наш взгляд, это все-таки роман идей или своего рода эксперимент с романом идей, против которого английская писательница, по утверждению автора монографии, так определенно возражает.

В третьей главе М. Орр рассматривает проблемы религии в современном мире на материале романа «Миддлмарч». Провод­никами религиозных идей в романе служат Доротея, действующие священники и Булстрод. Священники для Дж. Элиот — это, прежде всего, живые обычные люди, а их деятельность — ежедневная рутинная работа. И только хочется в этом месте возразить автору, что подобная ситуация уже имела место в «Феликсе Гольте», как тот переходит к сопоставительному анализу обоих романов, отмечая, что оба произведения сосредоточены на проблеме целостности и уязвимости индивида в неспокойном мире. История взаимоотношений Эстер, нерелигиозной дочери священника, и Феликса, которому убеждения заменяют религию, рассматривается как обращение героини, поскольку, по мнению автора, главной задачей женщины является замужество и подчинение правилам жизни хорошего человека. Интересно, что автор считает это парадоксом, так как юридически Дж. Элиот не замужем. Однако нам представляется, что писательница излагает в романе не личные убеждения, а создает узнаваемый портрет эпохи, для которой социальный статус женщины определяется именно так.

Вопросы социального порядка и социального статуса — ключевые в романе «Миддлмарч», и социальный статус связывает героев: более высокопоставленные персонажи зачастую не в состоянии осознать, что находятся в привилегированном положении; те же, кому повезло меньше, не видят в жизни ничего, кроме своего униженного положения, и стремятся только к тому, чтобы из него вырваться. Отмечая значение для романа медицинской реформы и переходя к образу Лидгейта, М. Орр пишет о нем как о женоненавистнике, которому судьба мстит, женив его на мелочной и тщеславной красотке (Розамонд); «несомненно, он заслуживал иной судьбы» (с. 69), — уверяет нас автор. Впрочем, и мы уверены, что у Дж. Элиот нет и следа подобной оценочности в разговоре о Лидгейте. О священниках писательница говорит не как о служителях церкви, своего рода особенных людях, а как о представителях одной из существующих профессий, невольно фиксируя изменение статуса церкви в современной ей Англии; образы священников в романе рассматриваются преимущественно с социологической точки зрения (за исключением откровенно карикатурного Кейсобона). В конечном итоге эволюция Доротеи — это эволюция от веры в мужа как в проводника к вере, основанной на помощи тем, кто в ней нуждается. В этом смысле happy-end в «Миддлмарч» и «Феликсе Гольте» почти тождественны.

В этой главе происходит удивительная смена исследовательской оптики. Неожиданно автор начинает писать не о том, что за всем скрывается религиозное сознание, а об отражении социальной роли священника в романах. Очень хочется спросить, уместна ли подобная смена ракурса и допустима ли она методологически.

В 4 главе, посвященной «Дэниэлю Деронда» и религии будущего, последний роман Дж. Элиот рассматривается как кульминация всех интересующих писательницу религиозных вопросов. Сущность этих вопросов, видимо, можно описать как проблему религии в секуляризованном обществе. Как решать вечные вопросы, если вера уходит на второй план? Как быть с бессмертием души, если «бессмертие уже не очевидно»? И как жить, если «жизнь представляется очевидно бессмысленной» (с. 91)? И снова возникает вопрос методологии. Религия для М. Орр — это тематика, поэтика или контекст эпохи? Создается впечатление, что всякий раз речь идет о разных вещах, но автор не считает нужным это уточнять и оставляет читателя заинтригованным. По мнению автора, роман сосредоточен на изучении мистицизма в современной жизни; под мистицизмом, по-видимому, имеется в виду религиозное сознание. В романе вновь есть пара — герой и героиня, Дэниэль и Гвендолин, ведущий и ведомый, причем Гвендолин претерпевает удивительную эволюцию, от героини, подобной Розамунд, до героини, подобной Доротее. Столь сложное и обычно невозможное перерождение исследователь объясняет мистическими (религиозными?) причинами, отмечая, что у Дэниэля, который является своеобразным проводником для Гвендолин, есть, в свою очередь, свой Вергилий — Мордехай.

Связанная с ними сюжетная линия построена на невероятном количестве совпадений и очевидно выходит за рамки реалистического метода; однако, по мнению автора, духовная жизнь персонажей для Дж. Элиот важнее точности и достоверности. Роман убеждает нас в том, что вокруг нас существует не некая объективная реальность, но та реальность, в которую мы верим; с этой точки зрения литература неотделима от веры, а «Дэниэль Деронда» — это «роман, преодолевший реалистическую форму» (с. 108). Видимо, уже и не стоит говорить о том, что трактовка реализма, с которой мы здесь сталкиваемся, весьма упрощенная, когда под «реалистическим» имеется в виду «узнаваемый, как в жизни».

Последняя глава монографии посвящена Дж. Элиот и П. Тейяру де Шардену. Французский философ рассматривается как последователь английской писательницы: «…очевидно, что он никогда не читал ее романов, но его труды можно рассматривать как продолжение ее трудов, и ее идеи как предвосхитившие его идеи» (с. 110). По мнению автора, писательницу можно считать первооткрывателем эволюционной духовности, суть которой состоит в том, чтобы научить людей управлять интеллектом, склонным к объективности и рационализму, и заново соединить тело и душу. В сущности, речь идет о XIX веке как о вызове христианству, в частности в контексте теории эволюции, и в этом смысле основной тезис главы представляется спорным. Это же общие идеи эпохи: как совместить позитивизм или реализм и христианство. А Дж. Элиот — просто один из самых ярких примеров.

В целом, анализ творчества Дж. Элиот с позиций теопоэтики представляется продуктивным и поучительным. Рассмотреть проблему религиозности у автора, который часто выводит священнослужителей в качестве персонажей, проанализировать специфику подхода к религиозной тематике во всем ее многообразии, вписать творчество писательницы в контекст религиозных споров середины XIX века — все эти задачи, чрезвычайно интересные и сравнительно мало изученные, решаются в рецензируемой монографии на очень достойном профессиональном уровне. Самый подход, который использует М. Орр, продуктивен, ибо позволяет увидеть неочевидное. Но вместе с тем в ряде случаев (уже описанных выше) это приводит к упрощению. Подобно тому, как русская критика XIX века упрекала Дж. Элиот в недостаточной критике действительности, современный исследователь игнорирует, к примеру, несомненный интерес писательницы к герою-идеологу и к идеологическому роману, однозначно квалифицируя «Феликса Гольта» как неудачный роман. Прелесть Дж. Элиот — в ее кажущейся простоте, в иронии, в несводимости к заданному шаблону, одним словом — в неочевидной сложности. И как же досадно, когда даже в весьма достойном исследовании, при попытке взглянуть на тексты романов в свете новой методологии, эта сложность теряется.