Мариэтта Чудакова. Новые работы 2003–2006

У книги подкупающе простое название. Герои «новых работ» М. Чудаковой — первоклассные писатели минувшей эпохи: Бабель, Булгаков, Гайдар, Мартынов, Окуджава, Олеша, Н. Островский, Пастернак, Шолохов. Разительное несходство творческих индивидуальностей — литературный феномен, названный когда-то Тыняновым качественно характерным (в противоположность количественно типическому).

Моменты новизны проявляются на разных уровнях: от тонких, не вдруг заметных нюансов до концептуальных обобщений. Иногда это сделано как бы мимоходом, чаще же разворачивается на нескольких страницах с цитацией больших фрагментов чужого текста, становясь стержнем статьи (доклада)¹. Так, комментируя проблему сублимации секса как двигателя сюжета в отечественной прозе 20-30-х годов, автор заостряет внимание на ранее не замеченных подспудных мотивах повести Ю. Олеши «Зависть». Бессознательные эротические комплексы, считает Чудакова, определяют фабульное построение вещи, причем она отделяет гомо-, гетеро- и бисексуальное у Олеши от «внешнего сюжета, близкого к фабуле» (с. 55). Под таким углом зрения сюжет «Зависти» приобретает новые смысловые оттенки. В размышлениях о Булгакове заслуживает доверия тезис о настойчивом «мотиве вины» в творческой биографии писателя. Это показано как на примере отдельных ранних рассказов, так и в анализе мирочувствования героя в «Мастере и Маргарите». Его признание, что он не заслужил света, только покой, обросло в булгаковедении множеством в разной степени убедительных толкований. Однако вывод Чудаковой важен принципиально: чувство вины за судьбу России в 1917-1920 годах было у писателя горестно неизбывным — и потому не свет, а покой. Если и не в полной мере, то во всяком случае, ответ ближе к жизненной правде, чем некоторые другие домыслы.

Интересны страницы об уроках мастерства, преподанных Бабелем своим младшим современникам (с. 28), которые потом «редуцировали» эту «плотную» прозу (с. 31), изъяв из употребления главное, ее ствол, — «материал, не знающий ограничений» (с. 36). Верная догадка все же остается не до конца аргументированной. Магия бабелевского стиля не могла не оказать воздействия на сравнительно узкий круг братьев-писателей. Из этого, правда, не следует, что Бабеля «развели пожиже» и в 30-е годы мэтр сам стал писать… «под Паустовского» (с. З4). Конечная цель статьи с эпатажным названием «Разведенный пожиже», к сожалению, неуловима. Плодотворное — не обязательно бесспорное.

Феноменология советского общества, или, как обычно выражаются, советской цивилизации давно стала предметом комплексного анализа в трудах специалистов гуманитарного знания, назовем хотя бы самые известные имена — Р. Медведева, А. Зиновьева.

1. Как видно из «сведений о публикациях» на с. 557—558, некоторые
   статьи представляют собой не что иное, как доклады, прочитанные автором
   на том или ином научном форуме с определенной тематикой.[↩]