М. Эрнандес и испанская поэзия
I. Cano Ваllesta, La poesia de Miguel Hernandez, Madrid, 1963, 302 p.
В 1942 году во франкистской тюрьме погиб один из выдающихся испанских поэтов XX века М. Эрнандес.
М. Эрнандес прожил немногим более тридцати лет. Крестьянский парень, пастух, выросший в маленьком провинциальном городке, он с детства испытал гнетущее воздействие католицизма. И во многих его юношеских стихах (1931 – 1935 годов) звучат религиозные мотивы. Он начал как традиционалист и испытал сильное влияние поэзии Гонгоры. Тесная дружба с П. Нерудой, Р. Альберти и другими выдающимися представителями прогрессивной культуры Испании, активное участие в революционной борьбе испанского народа способствовали формированию его миросозерцания и поэтического таланта.
В годы национально-освободительной войны 1936 – 1939 годов он стал поэтом сражающейся Испании. Творческий путь его продолжался всего около десяти лет. Наследство его не велико. Несколько сборников стихов, три драмы, четыре небольшие пьесы. Но то, что он сделал, оставило неизгладимый след в испанской поэзии. Сегодня под его влиянием развивается прогрессивная социальная поэзия Испании.
Авторы ряда вышедших в Испании работ, искажая подлинный образ поэта, стремятся увидеть в его творчестве элементы мистики, акцентировать религиозное начало и выхолостить общественное звучание его поэзии, обнаруживают у него метафизическое восприятие мира. Подобная трактовка творчества М. Эрнандеса наиболее отчетливо воплощена в книге Х. Гереро Саморы «Мигель Эрнандес», вышедшей в Мадриде в 1956 году.
Поэтому особенный интерес представляет работа Х. Кано Бальесты, которая в значительной мере направлена против подобной трактовки творчества поэта.
Книга Бальесты охватывает широкий круг вопросов, связанных с изучением жизни и творчества М, Эрнандеса. В ней немало тонких наблюдений над особенностями стиля поэта, роли поэтических символов. Но центральное место в работе занимает исследование связей поэта с действительностью, его социальных и творческих позиций, взаимоотношений с религией, характера построения образа, места М. Эрнандеса в развитии испанской поэзии.
Исследователь объективно освещает перелом в мировоззрении и творчестве поэта, происшедший в начале войны, и дает высокую оценку антифашистским стихам военных лет, которые до сих пор остаются в Испании под запретом. Он отмечает, что драму поэта «Первый парень» делает особенно сильной присутствие в ней мотива борьбы против социальной несправедливости, подчеркивает значение драмы «Дети Камня» (поэт написал ее, вдохновленный астурийским восстанием горняков 1934 года). Х. Кано Бальеста справедливо говорит, что деятельность Эрнандеса в период войны определялась его близостью к народу.
По-новому подходит он и к оценке роли религии в творчестве поэта. «Мигель Эрнандес, – пишет он, – отождествлял церковь и религию с капитализмом и эксплуатацией рабочих».
М. Эрнандес пришел в литературу в период расцвета сюрреализма и других модернистских течений, в период, когда многие крупные поэты Испании отходили от реализма и от жизненной конкретности. «С ним начинается реалистическая поэзия, – утверждает Х. Кано Бальеста, – которая противостоит потоку символистской и формалистской поэзии». Хорошо передан Бальестой общий дух поэзии М. Эрнандеса, его жизненность, органическая связь с природой, соотношение трагического и оптимистического начал. Бальеста показывает, как качественно изменяются приемы поэта, как становятся они все более реалистическими по мере обращения М. Эрнандеса к конкретным жизненным темам. Автор делает доброе дело, рассказывая испанскому читателю правду (в течение многих лет утаиваемую от него) об М. Эрнандесе.
И все-таки книга вызывает на спор. Со многим мы не можем согласиться. Нередко автор останавливается на полпути. Так, противоречиво у Х. Кано Бальесты определение творческих позиций М. Эрнандеса, характера его реализма. Бальеста, может быть и помимо своей воли, превращает поэта в пророка абстрактных, лишенных четкого социального содержания идей. С одной стороны, он признает социальные пристрастия поэта, а с другой – стремится ослабить общественно-политическое звучание его поэзии. Рассматривая пьесы М. Эрнандеса, Бальеста заявляет: «Поэт и его герои свободны от марксистской идеологии».
Характеризуя творчество М. Эрнандеса в период войны, он пишет, что «из поэта сражающегося класса он постепенно превращается в пророка (в сборнике «Человек преследует», 1939) общечеловеческого и глубоко гуманного начала». В другом же месте он говорит о религиозном кризисе поэта, «который был больше, чем религиозным, – кризисом социальным, восстанием против капитализма, в чьих рядах духовенство, как видел это М. Эрнандес, занимало весьма почетное место».
Итак, с одной стороны, «свобода от марксистской идеологии» и «проповедь общечеловеческого начала», с другой – «восстание против капитализма»…
Х. Кано Бальеста противоречит самому себе и игнорирует реальные связи поэта с жизнью. Думается, что попытка «освободить» поэзию Эрнандеса от влияния марксистской идеологии оказывается искусственной, особенно когда речь идет о стихах, посвященных Ленину, Долорес Ибаррури, Советскому Союзу, коммунистам интербригад, о стихах, разоблачающих Гитлера и Муссолини.
Но главное даже не в этом. Главное – в общей настроенности поэзии коммуниста М. Эрнандеса с первых же дней войны. Можно ли говорить о превращении поэта в «пророка общечеловеческого начала», когда каждая строчка его стихов наполнена пафосом борьбы с совершенно конкретным врагом – фашизмом? Именно М. Эрнандес лучше, чем кто-либо другой из поэтов Испании, выразил героику этой борьбы. «Творчество и личный пример М. Эрнандеса, поэзию и правду коммуниста М. Эрнандеса невозможно отделить друг от друга», – так писал о нем в 1960 году журнал «Нуестрас Идеас».
Анализируя поэтические средства (особенно характер метафоры), используемые М. Эрнандесом, Х. Кано Бальеста весьма убедительно показывает, как стих его освобождается от элементов подражательности, становится все более реалистическим. Одновременно поэзия Мигеля Эрнандеса приобретает жизнеутверждающее звучание. Исследователь показывает, что эти тенденции особенно отчетливо проявились в сборнике «Ветер народа» (1937), в котором собраны произведения, написанные в первый год войны. Но ведь этот перелом в творчестве поэта органично связан с переломом в его мировоззрении, с приходом его к коммунистической партии.
Говоря об освобождении сознания поэта от религии, Бальеста также оказывается не вполне последовательным. По мнению Бальесты, это не уход от бога вообще, а лишь переход на позиции антиклерикализма, разрыв с официальной католической религией. Вместо последней Х. Кано Бальеста обнаруживает в стихах М. Эрнандеса, в его органической близости к природе наличие некоей архаической религии, религиозного примитива.
Однако Эрнандес нигде не воюет с церковью или с католизмом как с таковым. Он изживает в себе бога. Религия, католический дух уходят из его сознания с последними юношескими поэтическими опытами. Уходят, чтобы уже не вернуться вновь. Последние годы жизни (1939 – 1942) М. Эрнандес провел в тюрьме, приговоренный к смертной казни, которая была заменена пожизненным заключением. Казалось бы, в этот период можно было бы ожидать возвращения М. Эрнандеса к богу. Но если бог и появляется в некоторых стихах, написанных в тюрьме, то как традиционный для испанской поэзии поэтический образ.
Мир поэзии Эрнандеса – полнокровный, плотский, вещный – полон жизни, даже в самые трагические минуты. В этом мире просто нет места для бога, какой бы благостный и архаичный вид он ни принимал.
И Бальесте нет надобности изгонять бога через парадную дверь и впускать его в образе доброго и простоватого кроманьонского пастушка с черного хода.
Весьма своеобразно трактует Бальеста и особенности реализма М. Эрнандеса, ставя знак равенства между ним, с одной стороны, и экзистенциализмом и его испанской вариацией – тремендизмом – с другой. Экзистенциализм поэта он видит в фаталистическом отношении к действительности, в сочетании трагического восприятия жизни и витализма. Впрочем, Бальеста отделяет поэта от экзистенциализма хайдеггеровского толка и говорит о том, что экзистенциализм издавна свойствен испанскому искусству и существовал в Испании до Кьеркегора и задолго до того, как он стал «философией и модой». При этом, по мнению Бальесты, экзистенциалистское ви´дение поэтом действительности оказывается равнозначным восприятию ее с позиций примитивной архаической религии. Таким образом, круг замыкается и творчество Эрнандеса оказывается вновь привязанным к религии, а экзистенциализм у Х. Кано Бальесты универсализируется и превращается фактически в особую национально испанскую разновидность реализма.
Но зачем Бальесте искать черты экзистенциализма в традиционной испанской поэзии? Не делал ли он это в угоду той же моде, о которой сам отзывался достаточно неодобрительно? Ведь весь строй поэзии М. Эрнандеса, вся народно-реалистическая основа его творчества находятся в непримиримом противоречии с чувством фаталистической обреченности, свойственной экзистенциализму.
Такова книга Х. Кано Бальесты, по-новому освещающая различные стороны М. Эрнандеса и в то же время во многом противоречивая.
Появление книги Х. Кано Бальесты – свидетельство больших сдвигов в сознании лучших представителей испанской интеллигенции, стремления их оценивать литературные явления – пусть непоследовательно, с оговорками и отступлениями (вспомним, что это пишется и издается во франкистской Испании) – в неразрывной связи с действительностью, определять общественное звучание того или иного художника и вести эстетический анализ в тесном единстве с содержанием, утверждая при этом реалистические традиции новой испанской литературы.