Людмила Петрушевская в садах других возможностей. Восемь лет спустя

Пролог

Писать о романе «Номер Один, или В садах других возможностей» Людмилы Петрушевской медитативное эссе сейчас, спустя восемь лет после издания, — на первый взгляд, занятие нелепое. Восемь лет — вполне себе срок для того, чтобы текст «отлежался» для научных изысканий. Между тем первоначально холодная реакция критики (Д. Марковой¹, А. Немзера², А. Латыниной³) переросла, складывается такое впечатление, в убежденность, что первый роман у Петрушевской лицом не вышел, что в зарифмованном с ним сборнике рассказов «В садах других возможностей» романное начало представлено более ярко, что текст «умещается» между поэтиками трех других литературных мэтров (В. Пелевин, Т. Толстая, В. Сорокин). За восемь лет в толстых журналах возникло лишь одно подробное литературоведческое высказывание по поводу романа: статья Т. Прохоровой «Как сделан первый роман Людмилы Петрушевской?» 2008 года.

Но с течением времени по крайне мере одна сторона текста высветилась четче и ярче. Видимо, глаз наш, привыкший к компьютерному экрану, видит по-другому и литературный текст. Роман открывает «другие возможности» прочтения. Яснее проступает сама структура текста, который выстроен не как цельный словесный нарратив, а как визуализированный код компьютерной игры. Речь, таким образом, пойдет о далеко не надуманной проблеме влияния компьютерных IT-технологий на художественный текст. Почему-то нигде не было высказано тезиса о том, что «Номер Один, или В садах других возможностей» — это своеобразный шифр, ключ к которому — компьютерная игра, являющаяся не частным случаем проявления постмодернистской эстетики, а организующим началом, которое, подобно Розеттскому камню, служит отправной точкой для расшифровки текстовой головоломки.

Вход в лабиринт

В некоем мире № 1 писательница Петрушевская написала роман об уничтожении малых народов крайнего севера России. А в мире № 2 она написала о кризисе отечественной гуманитаристики. В мире № 3 — о всеобщей деградации общества, о возвращении к первобытнообщинному строю. В № 4 — ремейк гоголевского «Вия», пропущенный через линзу «Панночки» Нины Садур, о том, что «где-то в наш божий мир пробило черную дыру, из которой хлещет сюда мрак гнойный и мерзость смердящая». В № 5 — это роман-компьютерная игра, модная ныне отехнологизированная архаика. № 6… № 7… № 8… № 9… В нашей же реальности, которую мы привыкли считать базовой, Людмила Петрушевская создала роман «Номер Один, или В садах других возможностей». Книгу-полиморф, мир, напоминающий то ли «Относительность» М. К. Эшера, то ли «Искушение святого Антония» И. Босха.

В силу множества вышеперечисленных №n внятная обрисовка фабулы, с одной стороны, затруднительна, с другой — неизбежно примитивизирует представление об искомом тексте. Поэтому ограничимся слабым карандашным наброском: есть Номер Один, главный герой книги, этнограф, старший научный сотрудник нищего НИИ, и есть различные точки притяжения: исследуемая им северная народность энтти, пять тысяч долларов, которые нужно достать на выкуп друга и коллеги Юры Кухарева, жена Анюта с сыном-инвалидом Алешкой, вор Валера, тело которого становится временным пристанищем для души Номера Один, компьютерная игра на стыке реального и виртуального мира «в садах других возможностей», где представлены ады разных конфессий, украденный камень аметист — глаз трехпалого Сы, повелителя нижнего мира. Между этими точками и мечется наш ученый-протагонист.

Таким образом, метод внимательного поступательного прочтения-анализа для этого текста принципиально не подходит, здесь необычная логика сцепления элементов.

Название отсылает к рассказу Х. Л. Борхеса «Сад расходящихся тропок», где описан метод создания романа-лабиринта. Текст Петрушевской выстроен не по инструкции Борхеса, но также заманивает читателя в лабиринт временных петель, парадоксов-близнецов и пространственных искривлений. Причем на всех уровнях. На жанровом уровне, который невозможно точно идентифицировать, наблюдается синтез пьесы, мистико-психологического триллера, авантюрного и эпистолярного романа, боевика, детектива. На уровне языка, где искусственно синтезированный Петрушевской поэтический эпос народа энтти сплетается с различным словесным мусором: бесконечными опечатками, описками, словесными сокращениями, оговорками героев, будь то Номер Один, торопящийся написать письмо жене, или его начальник, директор НИИ, нещадно калечащий свою речь, тарабарщиноязыкий урка или «трехлетний по языку» сантехник. На уровне пространства, непрерывно мерцающего: в первой «драматической» главе оно отсутствует, в главах, посвященных Энску, обобщенному образу российской провинции, вырисовано с чрезмерной густотой; при этом постоянные резкие пространственные стяжения от главы к главе, скачки из Москвы в Энск, из Энска в Энтск и обратно. Посредством частых сравнений современного мира с первобытнообщинным строем художественное время норовит то ли двинуться вспять, то ли свернуться в кольцо. Система персонажей также является крайне нестабильным образованием — вследствие частого развоплощения героев, подверженных метемпсихозу (причем строго по расписанию), что доведено до абсурда в главе «Группа легких привидений», где перед читателем вереницей проходят «потные уроды в обнимку с красивыми мертвыми». И наконец, бесконечный лабиринт постмодернистского палимпсеста: диалог Первого и Второго в первой главе местами напоминает классическую дьявольскую сделку купли-продажи души, тщетная погоня Номера Один за «неизвестным ему человеком» (Булгаков?) во второй главе, вмораживание Номера Один в вечный лед послесмертного озера (Коцит? Данте?), которое на деле оказывается нижним миром (Пелевин?), и т. д.

Текст изгибается, рвется, путается, автор, как леший из волшебной сказки, уводит читателя все дальше в чащу роящихся смыслов, исковерканных слов, ломаных синтаксических конструкций, логических тупиков и ошибочных, ущербных интерпретаций. Петрушевская создает свой лабиринт, пользуясь исключительно ресурсами словесного творчества.

Итак, лабиринт. Лабиринт, по которому скитается Номер Один, главный герой, он же Уйван Крипевач (что с языка энтти переводится как Иван Царевич), он же вор Валера. Скрывается ли в этом лабиринте Минотавр? И каков этот Минотавр? И Минотавр ли? Перед нами целая вереница потенциальных Астериев: начальник зоны, требующий от Номера Один пять тысяч долларов за его друга и коллегу Юру Кухарева, сам Кухарев, оказывающийся законченным мерзавцем, директор НИИ, планирующий отобрать у Номера Один квартиру, криминальный авторитет Ваха, которого так боится Валера (он же Номер Один) — все они монстры, но каждому из них в лабиринте Петрушевской отделен лишь маленький закуток, откуда им нет выхода.

П(р)оиски Минотавра

В последней главе Петрушевская, чувствуя, видимо, что самостоятельно читателю из ее лабиринта не выбраться, превращается из лешего в сталкера, раскрывая, наконец, подноготную интриги. Существо, поджидающее нас в центре лабиринта, похоже скорее не на Минотавра, а на бога дверей, входов и выходов, бога начала и конца, двуликого Януса (кому же еще сидеть в центре этой конструкции, где любая дверь может оказаться порталом в нижний мир). Один лик его — это сам Номер Один, создавший игру «В садах других возможностей», действие которой начинается в реальном мире и кончается на мониторе компьютера. Другой — мамот Никулай-уол, шаман народа энтти, живой исследуемый материал для этнографов, которому Номер Один поведал о принципах своей игры и подарил книгу о метемпсихозе, переселении душ. Никулай, «великий дух», для которого Христос — «маленько слабый мамот», решил воспользоваться наработками Номера Один, подменив компьютерную виртуальную реальность — виртуальностью нижнего мира. Цель игры: спасти энтти от вымирания, цель же первого уровня, который и получил отражение в романе, — добыть деньги на выкуп товарища и возвратить глаз-аметист его законному владельцу, трехпалому богу Сы.

Финальное объяснение Петрушевской с читателем (которое фактически является объяснением «для ленивых», так как компьютерные игры упоминались в романе раз десять) — это не просто раскрытие и сцепление всех ветвей сюжета в единую концепцию, это еще и обозначение метода восприятия самого текста. По большому счету, после получения ключа надобно заново прочесть весь роман, дабы обнаружить совершенство его конструкции.

1. Маркова Д. Людмила Петрушевская. «Номер Один, или В садах других возможностей» // Знамя. 2005. № 3.[↩]
2. Немзер А. Дикая животная сказка. Издан роман Людмилы Петрушевской // Время новостей. 2004. 4  июня.[↩]
3. Латынина А. Глаз из Нижнего мира // Новый мир. 2004. № 10.[↩]