Людмил Димитров. «Четвероевангелие» от Пушкин

Книга Л. Димитрова поступила в редакцию, когда срок, обычный для рецензирования, был уже пропущен. Но мы решили сделать для нее исключение, учитывая то, как нерегулярно приходят книги славистов из стран Восточной Европы. К тому же с рецензируемой следом за ней книгой X. Манолакева данная монография дает представление о современных подходах к изучению А. Пушкина в Болгарии. 

Задача Людмила Димитрова представить четыре пушкинские трагедии как единый цикл осложняется их жанровым многообразием. «Скупой рыцарь» (действие происходит в средневековой Франции) напоминает фаблио, а «Моцарт и Сальери» (Австрия XIX века) – моралите; «Каменный гость» (ренессансная Испания) сближается с мираклем, а «Пир во время чумы» (Англия Просвещения) – с мистерией.

Вопреки всей этой разнородности, между «маленькими трагедиями» Пушкина утверждается принципиальное сходство: все тексты демонстрируют близость к ренессансной художественной системе и отступление от классицистической. Вертикаль и горизонталь пушкинского пространства, систематическое расширение времени, начиная с первой пьесы (три дня) и заканчивая последней (мифологическая бесконечность), не укладываются в рамки трех единств, но заставляют вспомнить о Шекспире. Его влияние отмечается и в отдельных образах: еврея Соломона в пьесе «Скупой рыцарь» и Дон Жуана в «Каменном госте» (некоторые реплики Дона Жуана перекликаются со словами Ромео), – ив целом ряде общих проблем.

Цикличность «маленьких трагедий» обусловлена и общностью тем, проходящих от пьесы к пьесе: тема города и замкнутых пространств, тема дома и зловещих событий, происходящих в нем, тема пира и смерти. Страсть яркой, незаурядной личности является движущей силой во всех «маленьких трагедиях». Недаром Димитров называет их «драмами страстей». Общим для четырех пушкинских текстов является и сознательное пародирование жанровых условностей: по утверждению Димитрова, все сюжеты воссоздают типично комические темы в трагической форме. Особенно важным для принципа цикличности признается и тот факт, что взятые вместе «маленькие трагедии» достигают объема обычной четырехактной пьесы.

Общей была и основная цель всех четырех трагедий – приобщить русское сознание к европейской системе культурных ценностей разных времен, эпох и народов. Исходя из этого убеждения, Димитров внимательно прослеживает вечные образы: Дон Жуана, Моцарта и Сальери – и вечные конфликты: между благородством и скупостью («Скупой рыцарь»), между гениальностью и завистью («Моцарт и Сальери»), между прелюбодеянием и возмездием («Каменный гость»), между смертью и радостью жизни («Пир во время чумы»). Димитров особенно внимательно останавливается на характере конфликта, оксюморонно заявленного уже в названиях: «маленькие трагедии», «скупой рыцарь», «каменный гость», «пир» и «чума».

Димитров соглашается с Достоевским, что никто из русских писателей не вошел в мировую культуру так глубоко, как Пушкин. Его духовный мир был необычайно полифоничным. В нем уживались православие, французский католицизм, английский масонский мистицизм. Мысль о том, что пушкинский цикл символически следует за моделью Четвероевангелия, Димитров высказывает в последней части своей монографии. Это центральная мысль книги, но не самая в ней убедительная.

Углубляясь в сакральную символику, навязанную им пушкинскому тексту, Димитров забредает в настоящий лес символов. Интерпретации взаимно опровергают друг друга. Так, если в одном месте Священник («Пир во время чумы») выступает в роли Иуды, указавшего на Христа (Уолсингам), то в другом Священник – отец, а Уолсингам – его бунтующий сын. В одной из оппозиций Сальери – воплощение женского начала, Моцарт – мужского; в другой Сальери – Бог Отец, Моцарт – Бог Сын (с. 180), в третьей Бог уже Моцарт, а Сальери – Сын (с. 194).

Неутомимые поиски сакральности выводят исследователя на путь нумерологии, оказавшийся наиболее скользким. Диады (обычная коллизия), триады (треугольник, Троица), тетрады (Евангелие) произвольно проецируются на любые участки текста. Но это задачи еще элементарные – на уровне арифметики, есть и более сложные – алгебраические. Так, соотношение всего замысла, согласно которому Пушкин собирался создать десять пьес, с его исполнением – написаны были четыре трагедии – Димитров объясняет, прибегая к помощь Каббалы, как соотношение десяти сфер к четырем имманентным им мирам (с. 196).

Людмил Димитров решительно и порой безжалостно подгоняет факты под свою схему. Но не философско- символическое истолкование составляет сильную сторону этой монографии, а убедительный анализ восприятия Пушкиным западноевропейской культуры в присущих ей жанровых формах. «Маленькие трагедии» были задуманы, чтобы представить духовную биографию человечества на протяжении новой европейской истории.

Росен ДЖАГДЛОВ

Болгария