Литература факта

Литература нашей эпохи, которая чувствует ответственность за человека и за целый мир, должна выполнять многие функции, – конечно, не только эстетические. Раздвигаются границы классических жанров, и рамки литературы расширяются во всех направлениях. Поэзия «прозаизируется» и драматизируется, драма сближается с эпикой, в прозу проникают все чаще и сильней эссеистско-лирические и публицистические элементы. Не только в социалистических странах, но и на Западе возросло значение художественного репортажа и в самом широком смысле слова художественно-документальной литературы. Эта, в традиционном понимании, все еще пока «периферийная» область литературы (прежде ей вообще отводилось место за границами литературы, и, как «собственно публицистика», она относилась к журналистике) в последнее время часто оказывается в центре читательских интересов, преобладая даже над освященными веками литературными жанрами. Однако и внутри самой литературы возросло ее влияние: в определенных ситуациях она становится, особенно в социалистических странах, инициатором изменений, которые постепенно захватывают и все остальные области литературы.

Если бы мы захотели составить список книг, которые за последнее время оказали наиболее сильное влияние на общественное сознание, то среди них в западноевропейской литературе наверняка надо было бы назвать такие произведения как, например, «Ярче тысячи солнц» австрийского писателя Роберта Юнга или, скажем, «Дневник Анны Франк». В свое время во многих социалистических странах наиболее читаемой и оказавшей влияние на литературу была книга репортажей В. Овечкина. Это не единственный случай. Популярность и литературное значение появившихся позднее «Запоздалых репортажей» словацкого писателя Л. Мнячко – явление того же ряда. Одной из книг современной польской литературы, завоевавших мировую известность, является дневник Тадеуша Брезы «Бронзовые врата», документальные записи, сделанные в Риме и Ватикане. К остродискуссионным книгам современной литературы относятся воспоминания И. Эренбурга. Репортажи, лирические поэтические эссе, воспоминания, биографические новеллы и то, что мы прежде называли «научно-популярной» литературой (на Западе принят термин «science nonfictioroc), – все эти «несюжетные», кажущиеся «периферийными» жанры внезапно вырвались из своего литературного полубесправия и захватывают в определенных условиях даже ведущую роль. Они стали важной, неотъемлемой и, конечно, не «периферийной» частью Литературы.

Это общее явление выступает в отдельных национальных литературах с разной интенсивностью и в различных видах. Один из самых крупных чешских поэтов, бывший одновременно мастером публицистических жанров, в своей статье «Современный человек и искусство» так объяснял вторжение всех этих жанров в литературу: «Вместе с расширением круга жизни расширяется и круг предметов, которые имеют право на художественную обработку литературой. Факт как факт больше не удовлетворяет, читатель хочет, чтобы факт был ему преподан в связи со всем остальным миром, чтобы его самого он взволновал всесторонне, не только чувства, но и разум».

Эта цитата, которая звучит как комментарий к самой злободневной современности, в действительности очень старая, без малого насчитывающая сто лет (1867), и автор ее – Ян Неруда.

Я не случайно сослался на слова Неруды: с полной очевидностью они помогают нам понять, что современное развитие документальных жанров, которые в последнее время объединяют термином «литература факта», связано с целым историческим периодом, для которого характерно бурное развитие техники и промышленности и стремление пронизать и обогатить всю культурную жизнь основами знаний в области естественных и общественных наук, которые оказывают влияние на формирование наших представлений о природе и целом мире.

Эта цитата одновременно объясняет необычайно высокое положение художественной публицистики и репортажа, газетного фельетона, писательского дневника и других подобных жанров в развитии чешской литературы последнего столетия, отмеченной именами К. Гавличка, Й. -К. Тыла, Я. Неруды, Я. Арбеса, К. Чапека, Э. Басса, И. Ольбрахта, Ю. Фучика, М. Майеровой (сходный процесс можно проследить и в словацкой литературе, где в 20-х и 30-х годах на первое место выступают имена Ф. Краля, Э. Уркса, Л. Новомеского и В. Клементиса). В литературе народов, которые долго и трудно отстаивали свою национальную самобытность, в литературе, где так сильны демократические традиции, где вопрос социальной справедливости становится одним из центральных, начиная, собственно, с первой половины XV столетия – с эпохи гуситского революционного движения, – в этой литературе было особенно много оснований для того, чтобы ведущие писатели использовали все средства литературной публицистики и даже явно журналистские жанры для проповеди идей, которые определили их творческую судьбу. Чешская и словацкая литературы всегда имели серьезные основания для того, чтобы быть активным и активизирующим фактором общественной жизни. И нарушение границ традиционных жанров, наблюдаемое нами, вызывалось поисками новых возможностей непосредственного воздействия на жизнь, активного участия в решении самых важных политических вопросов эпохи.

Эта специфическая, обусловленная особенностями исторического развития литературная традиция определяет и отчасти объясняет и современные литературные процессы в Чехословакии, когда «литература факта» приобретает такое значение, которое, как я думаю, можно сравнить лишь со значением этих жанров в советской литературе после 1956 года. Словацкий драматург П. Карваш недавно в статье «О контрапункте в драме» («Словенски погляды», 1965, N 6) глубоко проанализировал общие причины усиления популярности документальных жанров: «Где старые гносеологические кодексы и вообще схемы мышления стали восприниматься как быстро устаревающие, известные и привычные категории как ложные и неприменимые, отживающая иерархия ценностей как не отвечающая практике – всюду там, раньше или позже, возникает уже упомянутое сильное стремление к достоверности, к экспансии и к размаху документальности, к типично публицистической быстроте, улавливающей правду в движении».

П. Карваш в своей статье прослеживает прежде всего проникновение публицистических и документальных выразительных средств и элементов в «традиционные» жанры. Он не только останавливается на чехословацкой, так называемой публицистической драме, но и раскрывает более широкий международный масштаб этого явления. Специфические художественные средства публицистики он считает вполне правомерными для литературы, а в социалистическом искусстве, осуществляющем гуманистическую миссию, – органической художественной формой. И хотя нас интересуют прежде всего сами несюжетные жанры, некоторые его мысли очень интересны и ценны и для нашей темы. Безусловно, его вывод о выдающейся роли публицистическо-документальных элементов в литературе для эпох, когда остро необходим глубокий и объективный анализ пережитого, объясняет и активизацию всех несюжетных жанров в чехословацкой литературе последних пяти-шести лет. Их развитие обусловливается и вызывается прежде всего главным направлением общественного развития после XX съезда КПСС, а в Чехословакии – XII съезда КПЧ, которые явились самыми важными стимулами для ликвидации тяжелого наследства культа личности. Развитие всех видов этой так называемой «литературы факта» связано с тем, что не только в литературе, но и во всех сферах общественной и культурной жизни чувствовалась потребность отбросить догмы, рожденные волюнтаристскими вымыслами прошлого периода, выявить все ценное.