Лениниана сцены и экрана
Н. Зайцев, Правда и поэзия ленинского образа, «Искусство», Л. 1967, 315 стр.
Работ о воплощении образа Ленина в драматургии, театре и кино в последние годы появилось немало. Только о ленинской трилогии Погодина за пять лет издано пять книжек – Ф. Быковой, В. Боборыкина, А. Анастасьева, В. Диева и самого Н. Зайцева, не говоря уже о многочисленных статьях и о соответствующих главах в монографиях о творчестве драматурга. Библиография основных (только основных!) искусствоведческих работ, статей и выступлений, посвященных образу Ленина в театре и кино, приложенная к рецензируемой книге, содержит 140 (сто сорок!) названий. Можно было бы порадоваться обилию исследований столь важной темы, но боюсь, что радость сильно поубавится, если разделить весьма внушительное число страниц на куда более скромное число новых наблюдений и самостоятельных выводов, высказанных на этих страницах.
Опасность своего рода «девальвации» высокой и ответственной ленинской темы («не залили б приторным елеем») реальна не только в литературе и искусстве, но также в литературоведении и искусствознании.
Вот почему с каждой новой книги на эту тему – особый спрос. И первый спрос: а новая ли это книга?
Эта – новая. Такой не было. Не было книги, в которой опыт драматургов, сценаристов, режиссеров, актеров в создании образа Ленина рассматривался бы на протяжении всего советского пятидесятилетия. Не было книги, в которой опыт театра и кино рассматривался бы не раздельно, но совокупно. Не было книги, которая исследовала бы всю массу (а их масса) произведений театра и кино, посвященных ленинской теме, – не только шедевры, но и полуудачи; не только честные художнические поражения, но и ремесленные поделки.
Такой размах исследования – нетрудно понять – сопряжен с немалыми трудностями и опасностями. Не скажу, что автор справился со всеми трудностями и избежал всех опасностей. И если ему удалось создать исследование целостное и целеустремленное, то только потому, что цифра «1967» на титульном листе книги обозначает не просто год издания, но ту, историческую вышку, с которой автор обозревает и осмысливает полувековой путь. Современность позиции определила твердость идейно-художественных критериев и последовательный историзм как метод исследования.
В книге четыре части: «Предыстория», «Изображение», «Видение», «Сопричастность». Четыре части книги – это как бы четыре ступени, по которым художники сцены и экрана подходят ко все более глубокому и сложному постижению ленинской темы.
Начальные страницы книги посвящены первым, еще робким, подчас схематичным и декларативным попыткам связать тему революции с именем вождя революции. Автор прослеживает эти попытки, начиная с массовых площадных действ и так называемых «агитсудов», останавливается на сценических плакатах самодеятельного клубного театра, рассказывает о самых первых (в большинстве малоинтересных) пьесах-сценариях с образом Ленина, анализирует фильмы «Его призыв» Я. Протазанова, «Октябрь» С. Эйзенштейна, хроникальные ленты Дзиги Вертова и его «Три песни о Ленине». Особое внимание уделяется опытам «внесценического» решения ленинской темы, когда образ вождя возникает перед зрителем не непосредственно, а складывается из отношения к вождю революции других персонажей-друзей и врагов. Как видим, автор значительно расширяет традиционные рамки темы, вводя новый материал, обычно остававшийся за пределами исследования. Большой научный интерес, в частности, представляет собой обращение к зарубежному опыту (уже в 20-е годы на Западе делались попытки показать Ленина на сцене и на «кране), анализ различных, порой противоположных идеологических тенденций, в этих попытках сказавшихся.
Оказалось (как и следовало ожидать), что многое из того, что отнесено к предыстории, не просто предшествовало по времени тем спектаклям и фильмам 1937 года, от которых традиционно ведется отсчет самой истории сценической и экранной ленинианы, но и в значительной степени подготовило – идейно и художественно – появление этих произведений.
Спектаклям и фильмам о Ленине, появившимся в ознаменование 20-летия Октября, посвящена вторая часть книги – «Изображение». Об этих спектаклях и фильмах писалось так часто и написано так много, что трудно сказать о них что-либо новое. И все же автор и в этом разделе книги не просто повторил других и самого себя (я имею в виду его монографию о драматургии Погодина, появившуюся десять лет назад). Новое состоит здесь в том, что и фильмы 1937-1938 годов соотнесены не только со временем, которое в них изображено, но и со временем, которое их создало. Автор исходит из того, что «условия общественной жизни той поры не могли не сказаться и на том, что звучало с экрана, со сценических подмостков. В некоторых произведениях искусства сказалось одностороннее понимание роли народных масс и личности в истории. Порой в них отражалось неверное представление о рядовом человеке как о пассивном исполнителе указаний и предначертаний. Некоторые из героев Тренева, Корнейчука и перед Лениным оказывались в таком положении».
Исторический подход позволил автору дифференцированно подойти к оценке произведений тех лет и по справедливости выделить среди них пьесу Н. Погодина «Человек с ружьем» и фильмы М. Ромма «Ленин в Октябре) и «Ленин в 1918 году».
Правда, и эти – лучшие – произведения оцениваются отнюдь не апологетически. И не в том дело, что исследователь отмечает в них, как принято выражаться, отдельные недостатки. Нет, он и в них видит «ограниченность задач, которые решало на том этапе искусство сцены и экрана. Все-таки тогда оно более всего заботилось о том, как, какими средствами изобразить великого вождя, проиллюстрировать его роль в событиях Октября. Лишь позже пришло творческое осмысление глубинных связей ленинского духа и велений непрерывно обновляющейся революционной эпохи, включающей и наше прошлое, и сегодняшнюю современность, и наше будущее, – лишь позже пришло настоящее видение, обостренное чувство художнической сопричастности к духовному миру, Ленина».
Прав ли автор? Прав, когда он показывает несомненное и принципиальное превосходство «Кремлевских курантов» над «Человеком с ружьем». Не прав, когда он пытается уверить себя и нас, что «Третья, патетическая» представляет собой шаг вперед по сравнению с «Кремлевскими курантами», утверждая, что именно в этой пьесе драматург поднимается «к художническому постижению великого и непреходящего в Ленине». Я полагаю, что «Кремлевские куранты» остались лучшей пьесой Погодина о Ленине, вершиной, до сих пор в драматургии не превзойденной.
Признать это значило бы для Н. Зайцева поступиться стройной концепцией неуклонного (пусть с ошибками, пусть с отступлениями) восхождения нашего искусства от ступени к ступени, ко все более глубокому и всеобъемлющему постижению ленинского образа. Но что поделаешь? Ведь и очерк Горького о Ленине, и поэма Маяковского «Владимир Ильич Ленин», отнесенные в рецензируемой книге – по времени их создания – к фактам предыстории, остались не превзойденными в лениниане нашей художественной публицистики и нашей поэзии. Это можно объяснить, но с этим нельзя не считаться.
Сказанное не означает, разумеется, что искусство топчется на месте, что наиболее значительные произведения сценической и экранной ленинианы, созданные после «Кремлевских курантов», не вносят в решение этой сложнейшей идейно-эстетической задачи ничего нового и ценного. В пристальном и доброжелательном внимании к каждому действительно новому шагу в искусстве театра и кино, расширяющему и углубляющему наше представление о Ленине, я вижу одно из самых важных достоинств книги Н. Зайцева. Можно поспорить с несколько завышенной, на мой взгляд, оценкой таких пьес, как «Вечный источник» Д. Зорина или «Большой Кирилл» И. Сельвинского, но трудно не согласиться с убедительным анализом новых решений ленинской темы в фильмах С. Юткевича «Рассказы о Ленине» и «Ленин в Польше», в картине Л. Кулиджанова «Синяя тетрадь», в пьесах А. Штейна «Между ливнями» и М. Шатрова «Шестое июля», в актерских работах М. Штрауха, Б. Смирнова, В. Честнокова.
Достоинство книги я вижу и в нетерпимости автора к безответственным, спекулятивным, ремесленным поделкам, способным лишь профанировать высокую тему. Достаточно привести названия некоторых разделов книги, чтобы получить представление о непримиримости к идейной и художественной фальши, о твердости и принципиальности авторских критериев. Например: «Нет!» – бронзы многопудыо», «Холодное величие монумента вместо теплоты живого человеческого сердца», «Опасность девальвации темы», «Когда события властвуют над героем», «Бестактный примитив оборачивается пародией». Формулировки, как видим, достаточно решительные.
Содержательная и целеустремленная книга Н. Зайцева выиграла бы, мне кажется, если бы ее завершала глава теоретического характера, которая стянула бы в единый узел эстетические проблемы, встававшие перед драматургами, режиссерами, актерами на разных этапах решения ленинской темы, и тем связала бы эти проблемы с коренными вопросами эстетики социалистического реализма.
Близится 100-летие со дня рождения В. И. Ленина. Надо ожидать к этой дате новые значительные произведения, посвященные образу вождя. В предвидении этой даты хорошую службу сослужит художникам сцены и экрана книга «Правда и поэзия ленинского образа», обобщившая полувековой опыт художественного исследования образа Ленина в советском театре и кино, предостерегающая от легкомыслия, схематизма и лакировки, зовущая каждого, кто обращается к ленинской теме, к высокой ответственности, коммунистической идейности и художнической смелости.