Л. В. Азадовская, К. М. Азадовский. История одной фальсификации

Л. В. Азадовская, К. М. Азадовский. История одной фальсификации. М.: РОССПЭН, 20011. 263 с.

Эта книга — сборник материалов, относящихся к истории многолетнего и до сих пор не прекратившегося академического скандала.

Предпосылки к нему сложились еще в мае 1938 года, когда шестидесятитрехлетний литератор В. Анучин, проживавший в Самарканде и называвший себя «профессором» различных высших учебных заведений, обратился с письмом к И. Сталину. Просил помощи, сообщая, что газеты и журналы отвергли его воспоминания о встрече с В. Лениным. Если верить письму, лично противодействовали Н. Бухарин, К. Радек и другие бывшие партийные функционеры, к тому времени уже осужденные как «враги народа».

Помощь была оказана. В первом номере 1940 года ленинградский журнал «Литературный современник» поместил анучинскую статью «Встреча» — о знакомстве с Лениным в Красноярске весной 1897 года. 21 января 1941 года самаркандская газета «Ленинский путь» напечатала статью «Переписка с Владимиром Ильичом». По Анучину, началась она еще в 1903 году и продолжалась десять лет. Утраченные письма Анучин пересказал.

Если верить публикациям, были у него и другие знаменитые корреспонденты. Так, 6 февраля 1941 года был подписан к печати очередной выпуск «Трудов Самаркандского государственного педагогического института». Там были опубликованы двадцать три никому прежде не ведомых послания А. М. Горького 1903-1914 годов.

О сенсации появились заметки в столичной периодике. Анучин подготовил новый вариант мемуаров, но война помешала возникновению новых сенсаций. Умер он в ноябре 1941 года. Зато после войны издания следовали одно за другим. Если верить горьковским письмам и анучинским же автобиографическим справкам, он был опытным этнографом, исследователем Сибири, известным писателем и журналистом, близким к революционному движению.

Эта репутация изменилась уже в послесталинскую эпоху — стараниями известного библиографа Л. Азадовской, вдовы фольклориста М. Азадовского. Она, при составлении сборника писем сибиряков ее мужу, сочла необходимым комментировать замечание краеведа А. Турунова. Еще в 1946 году тот весьма иронично оценил пятилетней давности самаркандскую публикацию: «Удивительные письма! неужели они были когда-либо действительно написаны?» (с. 9).

Азадовская обратилась в архив Горького — структурное подразделение Института мировой литературы Академии наук СССР. Именно туда отовсюду передавались горьковские документы. Кроме писем, Анучиным опубликованных, Азадовская выявила еще три, не печатавшихся ранее. Однако из двадцати шести писем лишь восемь Азадовская признала несомненно горьковскими. Подлинность еще одного письма вызывала сомнения, зато оставшиеся семнадцать были несомненными подделками.

Уместно привести один из многих характерных примеров. Так, если верить публикациям, Горький в январе 1905 года писал Анучину: «Мой дорогой Василий Иванович! Сейчас из Биржовки узнал, что подлые опричники Вас тяжело избили и изувечили. Мое сердце с Вами. Я верю, что здесь начало конца кровавого царя. Грядут события, которые вознаградят Вас за ссылки и муки. Привет от друзей. Всегда Ваш А. Пешков» (с. 14).

Как отмечает Азадовская, некое документальное основание тут было. В газете «Биржевые ведомости» 20 января появилась заметка, согласно которой 9 января был избит «ординарный академик, профессор В. И. Анучин» (с. 15).

В данном случае неважно, что журналист, об инциденте сообщивший, перепутал безвестного двадцатидевятилетнего внештатного сотрудника Этнографического музея Академии наук с гораздо более старшим однофамильцем, действительно имевшим ученые звания. Главное, что не мог тогда Горький ни газету прочитать, ни писать про «подлых опричников» и «кровавого царя». С 12 января по 12 февраля Горький находился под арестом в одиночной камере Петропавловской крепости. Документально установлено, что газет не получал, а вся его переписка перлюстрировалась.

Анучин неоднократно обращался к Горькому, но — лишь с мая 1911 года. Помощи и советов просил. Обычно Горький на письма начинающих литераторов отвечал, и все же с августа 1913 года старательно дистанцировался от навязчивого корреспондента.

Установлено Азадовской, что Анучин не был профессором, серьезных научных работ не публиковал, его литературные достижения оказались весьма скромными. Зато еще с досоветских времен были известны его махинации с этнографическими коллекциями, собранными на средства Академии наук и проданными за границу, да и клеветнические выступления в сибирских газетах. Ну а в 1934 году на Анучина, возглавлявшего один из жилищных кооперативов, было заведено уголовное дело. Он и тогда ссылался на знакомство с Горьким, но слишком далеко отступать от истины не рискнул. Новую свою биографию создал после смерти Горького.

Азадовская подготовила статью для журнала «Новый мир», однако на подлинности анучинских материалов настаивали сотрудники архива Горького. Все же в третьем номере журнала за 1965 год статья «История одной фальсификации» была напечатана.

Горьковеды в дальнейшем вновь и вновь препятствовали публикации работ Азадовской об Анучине. Умерла она в 1985 году. В начале 1990-х годов ее выводы считались уже общепризнанными. Но как раз тогда архив Горького и возобновил спор об Анучине.

Спор продолжил сын — известный литературовед К. Азадовский. Выступая в периодике, он не раз доказал, что аргументы горьковедов не могут быть признаны хоть сколько-нибудь состоятельными. Тем не менее все анучинские подделки вошли в подготовленное издательством «Наука» собрание писем Горького. Особо примечательны тут скрытые от читателей, но выявленные Азадовским изменения анучинских датировок. Изменены они с учетом аргументов Азадовской, чтобы не противоречили горьковской биографии. Комментаторы понимали, что Азадовская права, но признавать это не желали.

Под одной обложкой Азадовский собрал наиболее важные материалы полемики. Книга, им подготовленная, интересна не только в аспекте историко-литературном. Не менее важна проблема выявления причин, фальшивки порождающих.

Разумеется, проблема ставится не впервые. Есть и сотни опубликованных статей, и монографии. Одна из наиболее известных — выпущенная издательством РОССПЭН в 2001 году книга В. Козлова «Обманутая, но торжествующая Клио (Подлоги письменных источников по российской истории XX века)».

Применительно к анучинским фальсификациям особенно интересна прослеженная Козловым история скандала, начавшегося в апреле 1936 года, когда американским журналом «Лайф» было опубликовано письмо одного из полицейских офицеров, докладывавшего, что завербованный в 1906 году весьма ценный агент — И. Джугашвили — шесть лет спустя внезапно прекратил сотрудничество. Причиной, как полагал куратор, стало избрание агента в Центральный комитет Российской социал-демократической партии.

Удар по сталинскому авторитету оказался весьма серьезным. Однако даже у иностранных специалистов почти сразу возникли сомнения. Настораживало, что подлинником сенсационного документа публикатор не располагал. Использовал копию с копии — так называемого отпуска, хранившегося в полицейском архиве. Да и ряд деталей не соответствовал реалиям 1912 года. Впрочем, чтобы доказать подложность, не хватало аргументов, а с началом Второй мировой войны споры утратили актуальность.

Ко второй половине 1950-х годов исследователями были собраны достаточно убедительные доказательства подлога. Однако тут вмешался Госдепартамент США. По мнению чиновников, незачем было разоблачать фальшивку, коль скоро это содействовало укреплению сталинской репутации.

Минуло почти четверть века, и вот уже два отечественных доктора исторических наук объявили, что в Центральном государственном архиве Октябрьской революции обнаружен документ, согласно которому Сталин шесть лет был полицейским агентом. И сенсационный документ опубликовали.

Но сотрудники ЦГАОР вскоре доказали, что публикаторы, мягко говоря, ошиблись. Документ был все тот же, напечатанный в 1936 году. Ни копии, ни подлинника его не было, и быть не могло в полицейском архиве. Публикаторы, конечно, спорили долго, и опять исследователям, разоблачившим подлог, было инкриминировано стремление оправдать Сталина.

Объяснить это можно различными причинами. Изготовители фальшивки, вполне допустимо, верили, что преследуют благую цель, ради нее и жертвуют истиной. Вполне допустимо, что аналогичными соображениями руководствовались и те, кто защищали фальшивку.

Иное дело — объяснение мистификаций, с историей литературы связанных. К ним относится и выпущенная издательством МГУ имени М. Ломоносова в 1978 году книга А. Илюшина «Поэзия декабриста Г. С. Батенькова».

Книга достаточно известная, одна беда — некоторые стихи не Батеньков написал, а Илюшин. Разоблачить его было б непросто. Он ссылался на архивные документы, только соответствующая единица хранения была утеряна сотрудниками архива. Причем утеряна после того, как Илюшин сдал ее. Такое в архивах случается, теряют и находят. Сыграл роль и статус: в издательстве не подозревали, что доцент филологического факультета способен шутить так рискованно. Возникли сомнения лишь у некоторых авторитетных специалистов, но публичный спор был бы равносилен доносу. Да и мистификатор недолго тайну хранил. В итоге все, приписанное Батенькову, ушло из научного обихода.

Судьба анучинских подделок иначе сложилась. Изданию мемуаров помогли ссылки на козни «разоблаченных врагов народа», публикации эпистолярных фальшивок — нелестные отзывы в них о былых сталинских оппонентах. Спор с Анучиным был бы выступлением против Сталина. А в послесталинскую эпоху другой фактор появился — корпоративная солидарность многих горьковедов. Признав Анучина фальсификатором, они дискредитировали бы если не самих себя, то некоторых старших коллег, ответственных за текстологическую корректность изданий, где использовались анучинские подделки. К 1965 году таких изданий было уже немало, планировались новые. Опровергать результаты, полученные Азадовской, было тогда целесообразно — в аспекте защиты пресловутой «чести мундира». Похоже, что и сейчас у защитников Анучина другой цели нет.

И. АГЕЙКИНА, Д. ФЕЛЬДМАН