№5, 1968/Обзоры и рецензии

Крупный план истории

«История узбекской советской литературы», «Наука», М. 1967, 794 стр. Редколлегия: Г. П. Владимиров, В. Ю. Захидов, С. С. Касымов, З. С. Кедрина, Г. И. Ломидзе, Н. М. Маллаев, И. А. Султанов, Ю. С. Султанов, К. Х. Ханазаро», Х. И. Якубов, Яшен (Камиль Нугмапои). Ответственные редакторы; З. С. Кедрина и С. С. Касымов.

Вслед за «Очерками» историй литератур советских национальных республик за последние годы появились первые более полные их исследования. Среди них «История узбекской советской литературы» – коллективный труд узбекских и московских литературоведов, объем которого почти пятьдесят авторских листов. Но дело, конечно, не в объеме. «Историю узбекской советской литературы» отличает прежде всего стремление авторов широко и объективно представить факты истории родной литературы, показать ее не только во взаимосвязях с историей общества, но и выявить закономерности художественного развития. Верно заметили В. Пискунов и И. Гельфанд в статье «Литературный процесс и его изучение»: «Перемена названия – не формальность, но заявка на новый масштаб работы, другой уровень охвата и исследования материала» 1., В данном случае это не только заявка. Это и все более полная реализация замысла, об осуществлении которого мечтал еще Мухтар Ауэзов, писавший о том, что со временем «частные исследования, расширяясь, увеличиваясь, став полными, обширными, вырастут во всеобщую историю советской литературы» 2.

Авторскому коллективу «Истории узбекской советской литературы» пришлось заново поставить и решить ряд сложных и важных вопросов, чтобы показать своеобразие пройденного ею пути. Уже во введении, например, ясно освещен круг проблем, связанных с историей среднеазиатского джадидизма. Правильно показать историю джадидизма, выявить его истоки, проследить его превращение из идеологии нарождающейся национальной буржуазии, ставившей перед собой на первых порах чисто просветительские задачи, в идеологию контрреволюционеров, носителей идей пантюркизма и панисламизма – значит дать исторически объективную оценку и начальному, периоду творчества целой плеяды узбекских общественных деятелей и писателей, которые до определенного момента шли «в общем потоке джадидизма», а затем отделились от него, став выдающимися представителями новой революционной эпохи. И. Султанов {автор «Введения») характеризует деятельность Файвуллы Ходжаева, Садриддина Айни, Хамзы Хакимзаде Ниязи, Абдуллы Кадыри и других и делает акцент на принципиальном различии демократического, просветительского, и реакционного крыла джадидизма.

В сложной обстановке обостренной классовой борьбы в Туркестане «представителям демократического просветительского течения в литературе начала XX века (Айни, Хамзе, Завки,Авазу), – пишет И. Султанов, – пришлось отстаивать лучшие гуманистические и демократические традиции узбекской классической литературы и развивать их в новых условиях, оберегая от националистического угара, который нес реакционный джадидизм».

Как принципиально важный момент надо отметить и то, что авторы книги стремятся конкретно показать существо и всю остроту сложной идейной борьбы в литературе между демократическими направлениями и реакционными группировками, которые ранее в лучшем случае лишь упоминались. В главе «Узбекская литература в годы социалистической революции и гражданской войны, в период восстановления и индустриализации народного хозяйства (1917 – 1929 гг.)» И. Султанов и А. Алиев анализируют творчество участников буржуазно-националистических «Чагатайских бесед» Фитрата, Чулпана, Бехбуди, и мы видим, как националистическая идеология, антинародная политическая ориентация пагубно влияли на их дарование, сводя на нет их роль в живом литературном процессе. Тем убедительнее представляются достижения узбекской поэзии 20-х годов, подлинное новаторство ее представителей Хамзы Хакимзаде Ниязи, Гайрати, Айбека, Хамида Алимджана, Миртемира, Гафура Гуляма, закрепивших идейно-эстетические завоевания Октябрьской революции.

Для узбекской литературы – наследницы богатейшего фольклора и многовековой письменной поэтической традиции, представленной именами Лутфи, Навои, Бабура, Машраба, Турды, Махмура, Гульхани, Фурката, -< первостепенное значение имеют проблемы традиций и новаторства, формирования жанров реалистической прозы, зарождения и развития профессиональной драматургии.

Читатель имеет возможность проследить, как росло мастерство реалистического повествования (кстати, узбекская литература, в отличие, например, от киргизской, начиналась с романа, а уже позднее появились малые жанры), как расширялся тематический диапазон узбекской литературы, как складывался в ней образ нового человека, преодолевающего религиозные и бытовые предрассудки, закаляющегося в борьбе за переделку жизни. Четко показано новаторство лучших произведений 30-х годов (автор главы – Х. Якубов), становление образа активного положительного героя.

В движении, развитии, в борьбе за повое представлена узбекская литература 50-х – начала 60-х годов. Современная узбекская проза – это повести и романы Ш. Рашидова, П. Кадырова, А. Мухтара, поднимающие острые вопросы жизни, это романы об Отечественной войне Шухрата и Айбека, это сборники сатирических рассказов и новелл А. Каххара, С. Ахмада, Мирмухсина, это, наконец, произведения Хамида Гуляма, Исмаили на историко-революционные темы, внимание к которым усилилось в последние годы.

Широкая картина развития поэзии, анализ ее ведущих тенденций даны в разделе, написанном Н. Каримовым. Многотемна, многожанрова современная узбекская поэзия, представленная творчеством Гафура Гуляма, Зульфии, Мамарасула Бабаева, Шейхзаде, Миртемира, Хамида Гуляма и др. Однако автора этого раздела можно упрекнуть в том, что, увлекшись показом успехов, достигнутых мастерами узбекской поэзии, он ослабил критический пафос, присущий исследованию в целом. Едва ли мы узнаем, с какими реальными трудностями столкнулись современные поэты, в особенности молодые, как решается сейчас проблема освоения классического наследства, как идет борьба за новые формы стиха.

Оценивая «Историю узбекской советской литературы», нельзя не остановиться на проблемах периодизации, ибо это – один из основных структурных элементов, выявляющих своеобразие развития каждой национальной литературы. Надо сказать, что расставание с известной схемой деления литературного процесса на этапы, прямо соответствующие социально-политической истории советского общества в целом, схемой, которая не раз критиковалась, происходит медленно.

Известная стандартизация существует в определении рубежа 20-х годов. Всегда ли 1929 год завершает процесс, характерный для становления новой литературы? Вполне закономерно, например, что в «Очерке истории карачаевской литературы» (М. 1966) перед автором, следующим логике развития художественной мысли своего народа, возникла необходимость объединить в одном периоде литературу 20-х и 30-х годов. В каждом случае авторы должны аргументированно обосновать отступления от общепринятого правила, исходя при этом из особенностей развития данной литературы3.

Конец первого периода истории народов Туркестана был ознаменован важным событием – окончанием мероприятий, связанных с проведением земельно-водной реформы (1928). В том же 1928 году в Ташкенте была создана Ассоциация пролетарских писателей (ТАПП). Факты важные, но можно ли их считать решающими, знаменующими завершение первого периода истории узбекской советской литературы, граница которого зафиксирована в книге 1929 годом? Авторы на этот вопрос ясного ответа не дают. В данном случае, может быть, следовало бы выделить характерные черты литературного процесса за более продолжительный период, сделать упор на условия формирования нового метода, особенности развития жанров, поэтики, концепции человека и только тогда наметить точный рубеж. В контексте же книги земельно-водная реформа воспринимается все же как формальный момент. В этой связи заслуживает внимания, опыт периодизации, предложенный Р. Юсуфовым, автором «Введения» к «Истории дагестанской советской литературы» (Махачкала, 1967). Вводя читателя в историю литератур народов Дагестана, он ставит вопрос о новом, особом типе литературного развития, стремится представить «историю советской литературы малых народов в типологическом освещении» 4. В теоретическом аспекте рассматривается здесь не просто характер литературных взаимосвязей на разных этапах развития этой литературы, но выясняется и закономерность смены литературных систем, типа художественно-эстетического мышления. Отсюда и интересные соображения, касающиеся периодизации литературного процесса. Рождение новой литературы не было, по мысли автора, единым актом, вызванным лишь общественно-историческими событиями и организационными моментами. Процесс рождения новой литературы протекал в своеобразных историко-литературных условиях, способствовавших консолидации литератур народов Дагестана. Процесс перехода от литератур народностей, какими они были до революции, к литературам социалистических национальностей, в которых определяющим методом стал романтизм и социалистический реализм, – вот что является характерным для истории молодой литературы Дагестана.

Мы сделали это отступление для того, чтобы показать, в каком направлении идут поиски наиболее эффективных способов обобщения обширного материала литератур народов СССР.

В «Истории узбекской советской литературы» широко представлены факты взаимодействия советских литератур, в частности интересно раскрыты творческие биографии таких деятелей русской культуры и литературы, связанных с Узбекистаном, как Вс. Иванов, К. Петров-Водкин с его «Самаркандцей» (изд. «Аквилон»), Б. Лавренев, Н. Тихонов, Б. Лапин, А. Адалис, С. Бородин, М. Шевердин.

Сформулированная во «Введении» мысль о том, что творческое усвоение идейно-эстетического опыта реалистической литературы, и в первую очередь литературы русского народа, стало одним из решающих факторов возникновения и формирования узбекской советской литературы, получает в книге конкретное и убедительное воплощение.

И на другие черты этого двуединого процесса обращают внимание авторы. Они озабочены тем, чтобы показать, как благодаря труду русских писателей, лучших русских поэтов-переводчиков «узбекская национальная традиция становится достоянием общесоюзной, единой многонациональной литературы социалистического реализма».

В плане взаимодействия литератур рассмотрено в «Истории» и творчество основоположника таджикской советской литературы Садриддина Айни, для которого и таджикский и узбекский языки были родными и имя которого по праву входит в историю узбекской литературы.

В монографической главе, посвященной творчеству С. Лини (автор – Н. Рахимов), следовало, однако, полней показать связь его творчества с узбекской национальной традицией. Выло бы весьма интересно узнать о той, что нового вносил писатель в узбекские варианты своих произведений, имеются ли композиционные, структурные, стилистические отличия от таджикских оригиналов в таких его повестях, как, например, «Бухарские палачи», «Одина», в романе «Рабы» и т. д.

Богатый материал, обобщенный в обзорных главах «Истории», подкреплен обстоятельной летописью литературной жизни (1917 – 1964) и монографическими портретами отдельных писателей. Культурой анализа, поэтическим чувством, проблемностью изложения отличаются очерки об А. Каххаре (В. Смирнова), Миртемире (А. Шарафуддинов), первой советской писательнице узбечке Айдын (Н. Владимирова). Другие очерки кажутся более ординарными, ибо в них писательская индивидуальность заслоняется общими фразами и суждениями, уже встречавшимися в обзорных главах. Учитывая довольно высокий уровень обзорных глав, на наш взгляд, можно было бы ограничить число монографий (их в книге четырнадцать), чтобы они были не «представительными», а дали бы возможность на примере творчества наиболее крупных писателей поставить и решить узловые проблемы развития отдельных жанров, традиций и новаторства, национального своеобразия и т. д. – то есть полнее и глубже раскрыть ведущие мотивы обзорных глав.

В целом «История узбекской советской литературы» воспринимается как работа, подводящая итог развитию литературоведения в республике почти за пятьдесят лет, как насыщенная фактами солидная монография, к которой с доверием может обратиться и широкий читатель, и специалист. Вместе с тем отчетливо видно, что в этой книге, как и в других «Очерках» и «Историях» литератур, сделаны лишь первые обобщения. Перед историками узбекской литературы встают новые серьезные задача. Предстоит создать труды с целостной концепцией развития узбекской литературы, раскрывающие ее особенности в сравнении с другими литературами Средней Азии, в сравнении, которое поможет выявить и типологическую общность в путях развития литератур с богатыми письменными поэтическими традициями, резче, отчетливее показать своеобразие формирования в данных литературах реалистической прозы и драматургии.

  1. »Дружба народов», 1967, N 10, стр. 850. []
  2. «Очерк истории казахской советской литературы», Изд. ЛИ СССР, М. 1960, стр. 350.[]
  3. Подвергли сомнению правомерность выделения 1929 года, как завершающего этап литературного развития, и авторы указанной статьи Н. Гельфанд и В. Пискунов.[]
  4. »История дагестанской советской литературы», т. 1, Изд. Дагестанского филиала АН СССР, Махачкала, 1967, Стр. 7. []

Цитировать

Османова, З. Крупный план истории / З. Османова // Вопросы литературы. - 1968 - №5. - C. 210-213
Копировать